Маркиз должен жениться - Джеффрис Сабрина
— Это не отговорка.
— Разумеется. Зато ты должен понять, что невиновен в трагедии. Ты слишком долго лелеял в себе чувство вины, сейчас наступила пора с ним расстаться.
Оливер обхватил ее голову своими большими ладонями.
— Ты забыла, что всей своей жизнью я доказал правоту матери. Я — такой же, как мой отец.
В ушах Марии вдруг зазвучали слова миссис Пламтри: «Я понимаю, вы думаете, что он похож на отца, а ведь на самом деле он больше напоминает мать. Я не знаю, почему он выбрал дорожку отца, но уверена, это не его путь. У него другая душа».
Марию вдруг осенило: старая леди была права. Как она, Мария, не понимала этого раньше?
— Всей своей жизнью ты доказал другое, доказал, что не простил ее. Ты винил ее в том, что она покинула вас, что приходилось скрывать ужасные события той ночи. Всем своим поведением ты бросал вызов ее тени, ты как будто кричал: «Если бы ты не хотела, чтобы я стал таким, как отец, ты не должна была оставлять нас одних!»
Оливер стиснул зубы. Казалось, он сейчас зарыдает.
— Но она не слышит тебя! — горячо продолжала Мария. — Все, что ты делаешь день за днем, — это торишь не свою тропу. Это не твоя дорога! Ты хочешь от жизни большего, а убеждаешь себя, что обречен на меньшее!
— Почему ты так в меня веришь? — дрогнувшим голосом спросил Оливер.
— Я люблю тебя, Оливер, — просто сказала она. — В этом причина моей веры. Все остальное не важно.
Оливер вдруг задрожал.
— Я люблю тебя, — повторила Мария и поцеловала его в щеку, потом губами коснулась его губ.
Оливер чуть отстранился и посмотрел ей в лицо.
— Помоги тебе Бог, если ты лжешь, — с болью в голосе произнес он. — В этих словах твоя судьба. Я теперь никуда и никогда не отпущу тебя.
Глава 26
«Я люблю тебя» — эти слова стучали в висках Оливера, когда он притянул Марию к себе. Он понятия не имел, насколько жаждал услышать от нее это признание. Оно наполнило смыслом каждый поцелуй, каждое прикосновение руки.
Он рассказал ей все, открыл самые мрачные тайны своей души, но она не отшатнулась в ужасе, а приняла его таким, каков он есть. Она целует, обнимает его, плачет над его прошлым. Невероятно.
Мария не поверила в дьявола, которого он изображал из себя все эти годы. Значит, теперь Оливер должен и сам в себя верить, должен стать таким, каким она видит его уже сейчас, каким хотела видеть сына его мать.
— Я люблю тебя, — снова прошептала Мария, ласково касаясь его губ.
Сердце Оливера трепетало от счастья.
— Бог мой, Мария! У меня душа рвется из тела!
— Ты мне не веришь? — Она прижала губы к его шее.
У Оливера кровь вспыхнула в жилах.
— Верю, что ты сумасшедшая.
— Не больше, чем ты, не больше, чем любая влюбленная девушка.
Опять прозвучало это слово. Оливер всегда его презирал. Сердился, когда слышал его от женщин. Сейчас оно наполняло душу теплом и надеждой. Ему отчаянно хотелось верить в него. А еще ему хотелось уложить ее на кровать и наполнить своей плотью до краев, чтобы наконец убедить себя, что Мария говорит правду. Он уже потянулся к пуговичке у нее на платье, но девушка остановила его.
— Нет, не сейчас.
— Сейчас! — настаивал он.
— Мистер Пинтер может вернуться в любую минуту. Я не позволю, чтобы он застал меня в…
— Тебя беспокоит, что подумает какой-то Пинтер? — с чувством оскорбленного собственника воскликнул Оливер. — Похоже, ты не скучала в дороге с этим сыщиком.
На губах Марии появилась дразнящая улыбка.
— Ты ревнуешь к мистеру Пинтеру! — с восторгом вскрикнула она.
— Черт возьми, ревную! — ворчливо пробормотал Оливер, осторожно пятясь к кровати. — Ревную к Джаррету, к Гейбу, к любому наглецу, который смотрит на тебя с вожделением!
— Тебе не стоит ревновать, — серьезно произнесла Мария и обняла Оливера за шею. — Я люблю только тебя.
И снова это слово. Оливеру казалось, что оно каждый раз попадает ему в сердце. Значит, у него есть сердце?
— Ты убежала и не оставила мне даже записки, — обвиняющим тоном произнес он.
— Только потому, что ты объяснил мне, что не можешь хранить мне верность, — тихо напомнила Мария.
У Оливера перехватило дыхание.
— Это говорил не я, а мой страх, — наконец признался он. — Я боялся, что окажусь таким как отец, что не смогу стать тебе хорошим мужем.
— А куда делся твой страх сейчас?
— Ушел, растаял, исчез. Один день без тебя доказал, что мне нужна только ты и ни одна другая женщина. — Оливер провел руками по волосам Марии. Шпильки посыпались на пол, а золотистые локоны рассыпались по плечам. — Если я захожу в комнату, то вижу только тебя. Вчера в Лондоне я не заметил ни одной женщины.
Оливер сам не верил, что произносит все те слова, над которыми привык посмеиваться, когда друзья говорили их о своих женах. Но, даже смеясь, он чувствовал едва ощутимую зависть, которая делала этот смех пустым и мелким.
Своей любовью Мария осветила его душу. Она, единственная из всех, разглядела в нем того мальчика, который когда-то тоже надеялся на счастье и который достиг этого счастья с ней.
У Марии вдруг задрожал подбородок.
— Т-ты… любишь меня?
Оливер опустил взгляд на россыпь золотистых веснушек, на крошечный вздернутый нос, и проглотил комок в горле.
— Я хочу тебя каждую минуту. Я не представляю без тебя своего будущего. Я не могу думать, что вернусь в свой пустой дом и что там не будет тебя. Скажи мне, это любовь?
Мария широко улыбнулась.
— Похоже.
— Значит, я люблю тебя, мой ангел с мечом, точнее, со шпагой. Люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу, чтобы у нас была куча детей, чтобы они заполнили все комнаты Холстед-Холла.
— Ну, все же не все комнаты, — поддразнивая его, сказала Мария. — Ведь их там три сотни.
— Думаю, надо начинать прямо сейчас. — И он снова потянулся к пуговице на платье. — Такие вещи нельзя откладывать на последнюю минуту.
Мария рассмеялась и стала развязывать его галстук.
— Как видно, ты станешь весьма похотливым мужем.
— Еще каким! — воскликнул Оливер, ловко стянул с нее платье, развернул к себе спиной, расшнуровал корсет и взял в ладони ее груди. Мария застонала и прижалась к нему всем телом. Слов больше не требовалось. Они быстро раздели друг друга. Оливеру казалось, что он вновь превратился в неопытного юнца. Слишком он был возбужден, чтобы быть осторожным. Слишком поглощен простым удовольствием от прикосновения к податливой женской плоти, чтобы сдерживаться.
Он решительно опрокинул Марию на кровать и упал рядом. Нетерпение жгло его, как огонь. Она должна понять, как сильно нужна ему! Но едва Оливер наклонился, чтобы поцеловать ее шею, как Мария вырвалась и соскочила с кровати.
— Я не заперла дверь!
Оливер схватил ее за талию и уложил на себя.
— Никто не войдет, дорогая. — Он обхватил ее ногами, чтобы не дать уйти. — А если войдет, то это лишь приблизит наш поход к алтарю. Лично мне только того и надо.
Мария посмотрела на него с подозрением.
— Почему ты всегда пытаешься соблазнить меня, когда нас могут застать? Сначала ты поцеловал меня, зная, что может явиться твоя бабушка, потом делал со мной немыслимые вещи в карете, в шаге от лакеев и вообще от половины Лондона, потом…
— Что тут скажешь… — ухмыльнулся Оливер. — Раз я намерен спать с тобой весь остаток своей жизни, значит, надо научить тебя всему, что я умею. — Он взял в ладони ее полные груди. — Вот тебе первое задание, моя сладкая, — сделай это сама, возьми меня. — И он приподнял свой жезл, чтобы она поняла, чего он хочет.
У Марии перехватило дыхание.
— Я… я не совсем поняла…
— Сядь на меня верхом и впусти его внутрь. Щеки Марии порозовели.
— А я смогу?
Оливер засмеялся.
— Поверь, он работает и в этом положении.
Марию охватило любопытство. Она села на корточки и стала изумленно рассматривать грозно вздыбившийся стержень.
— О… — прошептала она.
