Реквием по любви. Грехи отцов (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

Сказать, что вопрос застал мужчину врасплох – ничего не сказать!

Поперхнувшись собственной слюной от неожиданности, Прокурор закашлялся. А когда справился с досадной оплошностью, недоверчиво уставился на племянницу:

— Я не знаю! — и почему ей показалось, что эта фраза вообще звучит из уст дяди крайне редко? — Обычным я был. Вроде. Не красавцем уж точно. Мне… сложно судить!

Руководствуясь чисто женским любопытством, Лиза пошла в наступление:

— А кто был необычным? Мой папа?

— Нет!

— Кто тогда?

— Знамо дело кто! — коротко хохотнул Прокурор, красноречиво кивая на Похома. — Аркашка! Его твоя мать в свое время окрестила самым красивым мужчиной на свете. Хоть и любила только как брата, но никогда не упускала возможности напомнить всем нам о его исключительной красоте. Представляешь, как бесился твой отец?

Лиза тоже засмеялась, придирчиво разглядывая Аркадия Михайловича.

— Ну нет! Я бы с ней поспорила. Он не самый красивый… однако, в создании самого красивого…определенно участвовал!

Перед глазами стоял образ Дмитрия, который очень многое унаследовал от внешности своего отца. Понимая, что сболтнула лишнего, она опасливо покосилась на собеседников. Ее признание произвело на мужчин эффект разорвавшейся бомбы. Повисло столь тягостное молчание, что зазвенело в ушах.

— Лиза, — начал было дядя Боря, — так или иначе, но тебе придется…

— Знаю! — она заставила родственника замолчать на середине фразы, плотно прикрыв его рот своей ладонью. — Дядя, я вовсе не дура… хоть частенько могу таковой показаться. Я прекрасно помню наш недавний разговор. И раз уж ты здесь, то меня тут быть явно не должно. И не будет, судя по всему. Возможно, даже завтра. Ты не стал бы «светить» перед «друзьями» мое убежище, если планировал бы оставить все как есть. Я понимаю. И не возражаю. Но, пожалуйста, хотя бы сегодня… не напоминай мне об этом!

Лишь дождавшись его очередного молчаливого кивка, полностью удовлетворяющего ее просьбу, девушка убрала руку с подбородка дяди. Прерывая затянувшуюся паузу, задала вопрос – весьма неожиданный даже для самой себя:

— Скажи, а ты любил меня… в детстве?

— Разве может быть иначе?

Его голос сочился праведным возмущением.

— Значит, да?

— Логично!

— А сейчас?

О! Этого ответа Лиза ждала, затаив дыхание. С безумно колотящимся сердцем и совершенно одичавшим пульсом.

— Что сейчас?

— Сейчас… твое отношение ко мне изменилось?

— Та-а-ак! Живо объясни мне, откуда в твоей голове взялась эта лютая херня?

— Да просто все, — как можно беззаботнее Лиза пожала плечами. — Если человека любят, его стараются хоть иногда… целовать. По-родственному. А ты за все время… так ни разу не поцеловал меня. Вот и подумала...

Похоже, у Прокурора задергался глаз. Точно Лиза утверждать не могла – пришлось отвлечься на Похомова, который разве что не хрюкал от смеха, наблюдая за ними со стороны.

— А я предупреждал, — выдохнул Аркадий Михайлович, успокаиваясь. — Если у нее фантазии хватило определить меня в Маринкины любовники, то на тебе по полной программе отыграется!

— Чего вы придумываете? — запыхтела Лиза возмущенно. — Там другая ситуация была. Все на вас указывало!

— Ага! Конечно.

— Ой, дуреха!

Тяжелая пятерня Прокурора опустилась ей на голову, буквально пригвоздив к месту. А все потому, что опять силу не подрассчитал. Дядя принялся неуклюже и осторожно поглаживать Лизу по волосам точно маленького ребенка, заставляя расслабиться и расплыться в довольной улыбке.

А уже спустя некоторое время она почувствовала робкий, едва различимый поцелуй прямо в макушку.

И ее сердце возликовало.

— Знаешь, дядя, — прошептала она заговорщицки, — я вижу тебя впервые в жизни, а потому не берусь утверждать, что полюблю… но ты мне уже определенно дорог!

— Даже вспомнить не могу, слышал ли я когда-нибудь хоть что-то лестнее твоих слов.

— Серьезно?

— Серьезно!

— Ну, раз мне удалось тебя порадовать, порадуй и ты меня!

— У нынешней молодежи запросы, как правило, астрономические, — осуждающе покачал головой Борис. — Но я готов, если это в моих силах.

Лиза загадочно улыбнулась.

— Я тебе больше скажу: только в твоих!

— Вещай уже!

— Докажи, что я тебе действительно дорога! Позволь мне попрощаться с ним по-человечески. С Димой. Наедине. Без лишних ушей и глаз!

Глава 38

Что-то определенно изменилось за время их отсутствия.

В ауре. В общей атмосфере сходки. Во всем!

Правда, что именно, Дмитрий пока не понимал. Равно как, к добру эти изменения или же с точностью до наоборот.

Чисто машинально он замедлил шаг, принимаясь сканировать присутствующих на предмет угрозы. В своей привычной манере. С легким прищуром.

И с особой тщательностью.

Поравнявшись с ним, Дудаев тоже сбавил ход. А затем произнес нараспев, всего лишь мимолетно взглянув на Прокурора:

— И почему у меня такое чувство, будто Боря страстно желает оторвать тебе яйца прямо сейчас? Не дожидаясь ни утра… ни повода!

Борзый понимающе хмыкнул, искренне оценив юмор Маги.

— Если ты не заметил – об этом мечтает как минимум треть присутствующих! — сухо отозвался он, чувствуя превосходство над «тихушниками», умеющими тявкать лишь за спиной.

Быстро же они язык в собственный зад запихивают, оказавшись с ним лицом к лицу!

Однако уставившись в следующий миг на вышеупомянутого Черчесова, он пришел к простому выводу: Дудаев прав. И это мягко сказано!

Похомов буквально шкурой своей прочувствовал всю степень бешенства их Смотрящего. А тот факт, что при такой ярости Борис Андреевич до сих пор не схватился за волыну да башку ему не продырявил, вовсе вызывал недоумение. Как и вполне логичный вопрос, не дающий покоя: какого х*я здесь творится?

Правда, секунду спустя Дмитрий едва сам за ствол не схватился. У него прямо разум помутился от развернувшегося зрелища. От лютой, безумной и совершенно неадекватной ревности. Ревности, с которой совладать он был не в силах.

Его малышка… его Кроха, громко хохоча, смачно расцеловывала своего родственника в обе щеки. А чуть погодя она ласково прильнула к плечу Прокурора и что-то зашептала ему на ухо.

Бл*дь!

Умом-то он понимал: родня, все дела… да только инстинкт собственника вопил благим матом, надрывая глотку. Мгновенно превращая кровь, бегущую по венам, в еб*чий кипяток.

Никто. Не должен. Прикасаться. К ней.

НИКТО!

Казалось, еще секунда, и он просто сотрет зубы в порошок – так сильно стискивал челюсти, настойчиво игнорируя их противный скрежет.

Либо… либо свернет Борису шею. Почему бы и нет? Тоже вариант!

— Эй, парень? — тяжелая рука Дудаева, внезапно опустившаяся на плечо, вывела Дмитрия из оцепенения. — Ты бы выдохнул, что ли!

— Я в норме.

— Он же дядька ее родной, а не мужик с улицы. Понимаешь? Имеет право!

— Не х*р меня лечить! — отмахиваясь от советов, Дмитрий раздраженно скинул с себя его конечность. — Все под контролем…

Законник прервал Похомова жестом, красноречиво аргументируя все вышесказанное:

— Ты рычал! Только что – отвечаю. Как зверь! Как животное!

Сколько бы ни силился, а припомнить подобного эпизода он не мог.

Неужели непроизвольно вышло? Подсознательно? Состояние аффекта?

Твою-то мать! Нервы ни к черту!

— Я ничего не могу с собой поделать, — рвано втянул ноздрями прохладный воздух, пытаясь остыть. Восстановить порушенный самоконтроль. Успокоиться, в конце концов. — Неужели не видишь, Мага? Эта девочка – мой воздух! Воздух, который я ни с кем делить не буду. Даже с ним!

Дудаев понимающе оскалился:

— Вижу! Не слепой. А также вижу, что умение вить из мужиков веревки у этой девочки в крови. Похом дышать в ее сторону лишний раз боится. Боря «поплыл», причем капитально. А ты… ты давно потерян!

Признавая правоту его речей, Дмитрий сдержанно улыбнулся.