Эммануэль Арсан - Эммануэль
– Мне так хочется переспать с нею.
«Да она меня просто дразнит, испытывает, – догадался Кристофер. – Ну, это мы еще посмотрим!». Но обнаженные ноги Эммануэль, касавшиеся его ног, волновали его куда больше, чем китаянки на сцене.
– Что касается меня, – выдавил он наконец, – я бы куда охотней отправился в постель с вами.
Сказал – и тут же испугался: «Она решит, что я блефую. Но, надеюсь, мне не придется идти дальше».
– Кристофер постепенно умнеет, – усмехнулся Жан. Англичанин не знал, что ответить. Может быть, его друг не расслышал последней фразы из-за шума в зале? Вряд ли…
Но Эммануэль-то явно слышала реплику Кристофера. Сколько воодушевления было в ее голосе, когда она произнесла: «Я сделаю это сегодняшней ночью!». И, повернувшись к мужу, добавила: «Ты позволишь мне отдаться Кристоферу, дорогой?».
– Да, – ответил Жан, и она поцеловала его с необычайной нежностью.
Битва Евы
На следующее утро раздался звонок Арианы. Не навестит ли Эммануэль ее сегодня днем? Цель приглашения отгадать было нетрудно. Эммануэль отказалась у нее много неотложных дел, она должна помочь Жану. И только положив трубку, она спросила себя – почему она увильнула? Разве Ариана не привлекает ее больше? Да при одной лишь мысли о той власти, которую имела над нею молодая графиня, тело Эммануэль обмякло в истоме. Конечно же, ей нравились ласки Арианы. Так почему же? Может быть, она хочет остаться верной Би? Да, далеко ей еще до полного выздоровления… Печаль ее стала как-то воздушной, теперь мучилась скорее гордость, а не сердце. И Эммануэль поспешила с выводом, что ее равнодушие к Ариане объясняется привлекательностью той юной особы, с которой она познакомилась вчера у садовых ворот и чью тайну еще не объяснил ей Марио.
«Анна-Мария Серджини», – сказал он. Ну, а что дальше? Кто она? Она какая-то другая… И Марио спрашивал, может ли она навестить Эммануэль сегодня после обеда. И в самом деле, около трех часов она появилась у ворот Эммануэль в своем миниатюрном автомобильчике.
Эммануэль досадливо наморщила лоб: просто невозможно видеть ножки этого ангела упрятанными в брюки. И нельзя увидеть ее грудь – гостья была одета в плотно завязанную у ворота блузку. И все же, глядя на Анну-Марию, она вынуждена бала признать, что вполне одетый человек может быть не менее соблазнителен, чем совершенно голый.
Так она стояла, глядя на свою гостью и не пытаясь даже скрыть свой интерес к ней. Анна-Мария не могла удержаться и рассмеялась. Эммануэль сконфузилась:
– Я неприлично веду себя?
– О нет, вы ведете себя как надо.
Что знает о ней Анна-Мария? Эммануэль насторожилась:
– Почему вы так сказали? Марио рассказал вам, что мне нравятся девушки?
На самом деле в эту минуту она не испытывала ничего подобного. При встрече с красавицами она бывала обычно непринужденной и предприимчивой, но здесь что-то мешало ей, что-то отпугивало. К счастью, юная гостья отвечала с таким полным отсутствием смущения, что Эммануэль перестала ощущать неловкость:
– Ну, конечно же! И еще более того. Он говорит, что вы просто ненасытны.
– О, неужели Марио говорил с вами о таких вещах!
– Может быть, это сплетня, а? Куча эскапад в туземных кварталах, приступы эксгибиционизма, забавы втроем. Бог знает что еще! Я уже позабыла половину всего, что слышала.
Нескромность Марио не очень-то рассердила Эммануэль. Она ведь сама хотела такой рекламы.
– И что же вы думаете обо всем этом? – спросила она почти деловым тоном.
– О, я слышу подобные вещи от моего прелестного кузена так давно, что уже перестала обращать на них внимание.
Эммануэль отметила, как тактично ее собеседница обходит возможность дать прямую оценку ее поведения и нравов. Но в силу какого-то мазохистского комплекса ей самой не хотелось быть настолько деликатной.
– Ну, а как насчет меня? Считаете ли вы, что мне можно… например, наставлять рога мужу?
– Так же, как и всем.
Спокойный тон и улыбка Анны-Марии непонятны Эммануэль. Так осуждает она ее или нет?
– Надеюсь, вы пристыдили Марио за такие вещи?
– Ничего подобного. На него бессмысленно сердиться.
– На него? А на кого же я должна сердиться?
– Ну, разумеется, на самое себя. Ведь вам это доставляет удовольствие.
Эммануэль отметила это как точное попадание в цель. Но ей хотелось решить принципиальный вопрос.
– Но если бы не Марио с его теориями, я, может быть, и не была бы такой.
В чистом, как звон колокольчика, смехе Анны-Марии не было ничего обидного. Она сидела на маленькой деревянной скамеечке под раскидистым тамариндом, защищавшим их от палящего солнца таиландского августа. Они сидели лицом к лицу, подавшись навстречу друг другу. Анна-Мария была вся в голубом, на Эммануэль были крошечные трусики, едва видневшиеся из-под лимонно-желтого пуловера, выгодно подчеркивавшего ее бюст. Густые черные волосы падали ей на лоб и щеки, она отбрасывала их, вскидывая голову, как молодая кобылка, или ловила их зубами и вновь отпускала слегка повлажневшими. Снова быстро и внимательно она оглядела Анну-Марию, чувствуя, как в ней просыпается вожделение. Она находила Анну-Марию прелестной; более желанной, чем Ариана с ее полуголым антуражем, восхитительней Мари-Анж с ее кошачьими повадками и лукавыми глазенками. Более притягательной, чем даже Би… Эммануэль почувствовала легкий укол совести. Но осудить себя не смогла: все, даже Би, были какими-то земными, здешними, а Анна-Мария была оттуда. Тайный посланец другой планеты.
На мгновение Эммануэль увидела эти далекие галактики, черное небо, свет звезд и дальний путь, дальний путь… Голос Анны-Марии вернул ее на землю.
– О, теории Марио, – сказала девушка. – Я их знаю. Более того, я полностью с ними согласна.
Она заметила удивление Эммануэль и продолжала с чувством.
– Ну, в Высшей школе искусств много дворянских отпрысков расставались со своими предрассудками.
– О, вы были в Риме?
– Нет, в Париже.
– А Марио хотел меня убедить, что вы чопорны и строги.
– Эти качества в парижских ателье быстро выветриваются.
– Я даже подозревала за вами и другие ужасы: целомудренность, стыдливость, мораль, религия.
Анне-Марии пришлось улыбнуться:
– Дело обстоит не так уж плохо. Я в самом деле еще девушка, живу воздержанно и мыслю свое существование как существование дочери Бога и Церкви.
Она явно обрадовалась, увидя на лице Эммануэль гримасу отвращения.
– Хотя я вам сказала, что меня совершенно не смущают ваши похождения, начала она объяснять. – Я никогда не скажу, что стала бы поступать так же. Более того, мне кажется, что это очень печальная жизнь. К ней у меня такое же отношение, как к природе: меня это не шокирует, не возмущает, но я – против этого.
