Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 2

Потом я спустилась в пивной бар.

Принц был в просторном твидовом пиджаке, в голубой рубашке и в темно-синем шелковом галстуке тонкой диагональной полоской ярко-желтого цвета. В середине галстука красовался крошечный герб какого-то клуба. Перед ним на столике стояли несколько пустых кружек, блюдечки с остатками черных соленых сухариков и большая тарелка, полная красной раковой шелухи.

Он сидел лицом к лестнице, увидел и узнал меня сразу, но словно не поверил своим глазам. Медленно поднимаясь ко мне навстречу, он даже помотал головой, словно хотел отогнать наваждение. Один из его знакомых, которого я знала только в лицо, потому что встречала его каждый раз, когда приходила сюда, прищурился сквозь толстые очки и сказал:

— Слушай, принц, это чересчур…

Как я узнала позже, он назвал его именно титулом.

— Я сразу понял, что вы красивы, но даже не предполагал, что до такой степени, — сказал Принц по-французски, подойдя ко мне и целуя мне руку, но тут же перешел на русский. — Я не решаюсь вам предлагать это пиво… Вы наверняка еще не ужинали…

— Это хорошая идея, Ваше Высочество, — воскликнул очкастый, и я поняла, что он пьяный. — Девушка, безусловно, только твоя, но ужин ты можешь со мной разделить по-братски.

— Это плохая идея, Серж, — мягко, но непреклонно сказал Принц. — Я угощу тебя ужином в другой раз, а сегодня нам нужно побыть вдвоем.

— Ты всегда прав, принц, — неожиданно согласился пьяный Серж. — Это у тебя от правильного воспитания. На твоем месте я поступил бы так же. Но в порядке компенсации я могу поцеловать ручку прекрасной незнакомке? — спросил он и, не дожидаясь моего ответа, потянулся к моей руке, уронив при этом стул.

Я невольно отступила на шаг, но чтобы как-то сгладить обстановку, дружески помахала ему ускользнувшей из-под самого носа рукой.

— Поцелуете в другой раз — заодно, когда мы будем вместе ужинать…

— Умница, — пробормотал Серж. — Береги ее, принц, это тебе не ваши аристократические мумии. Эта красавица коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Такие водятся только в России.

— Коня на скаку она уже остановила, — улыбнулся Принц.

Когда мы сели за столиком в ресторане, я попросила официантку Любочку, чтобы она обслужила нас побыстрее, так как через час мы должны будем уйти, а потом я спросила у него:

— А почему Серж называет вас принцем?

— О, это долгая и скучная история. Сегодня у нас на нее нет времени.

— А на что у нас есть время? — спросила я.

Мы действительно быстро поужинали. Говорили о разных посторонних вещах. Зачем-то о пьяном Серже. Принц утверждал, что он один из самых талантливых советских журналистов. Я с радостью согласилась. Мне не было до Сержа никакого дела. Он меня совершенно не интересовал. И вообще меня мало интересовало все происходящее вокруг. Все это было как бы скучной, но, к сожалению, необходимой подготовкой к тому главному, чему еще пред стояло свершиться. И все мои мысли и чувства были там, в следующем времени.

И он как-то машинально и торопливо ел, будто уже все знал о моем плане, хотя я не сказала ему еще ни одного слова. Я видела, что он очень волнуется.

Он расплатился с Любочкой. Она удивленно поблагодарила и покраснела от удовольствия. Наверное, чаевые были непомерные.

— На улице нет дождя? — зачем-то спросила я у Любочки, будто та могла это знать.

— Кажется, нет.

— Ваши друзья не имеют привычки греться в вестибюле? — спросила я у Принца.

— До сих пор не имели.

— Но все равно не хочется рисковать… — сказала я и, взяв его за руку, повела через ресторан к черному ходу.

Мы вышли в Калашный переулок. Дождя, слава Богу, не было. Очевидно, он иссяк за целый день непрерывной работы. Я взяла Принца под руку, и мы быстро пошли по переулку. Он так меня ни о чем и не спросил, а я ничего ему не сказала до самого дома.

Когда мы вошли в мою квартиру, была уже половина десятого. Едва закрылась дверь, нас с непреодолимой силой кинуло друг к другу, и мы перестали дышать, соединившись в одно целое в долгом исступленном поцелуе…

Дальнейшее я помню смутно, вернее, почти совсем не помню. Каким — то образом мы очутились в гостиной на диване… Я не знаю, как исчезла с меня одежда, как мы переместились в спальню… Я не понимаю, что он делал со мной, и совсем не отдаю отчета в своих действиях…

Мы опомнились, когда часы в гостиной пробили двенадцать.

— Если я в течение тридцати минут не окажусь в Доме журналистов, мои «друзья» войдут туда и начнут меня искать. Им скажут, что я ушел с женщиной через черный ход.

Они узнают у официантки, что это была за женщина, и у вас начнутся неприятности. И потом мой плащ… Он остался у гардеробщика.

— Плевать, — сказала я, зябко кутаясь в простыню. — Я сошью вам новый, еще лучше прежнего…

— Не плевать, — сказал он. — Я уеду, а вам они могут испортить жизнь.

— Когда вы уедете, моя жизнь и без того будет испорчена…

— Я еще ничего не знаю… Я еще ничего не успел сообразить, но мой отъезд уже предрешен. Я должен быть с мамой. Человек, который приедет на будущей неделе и займет мое место, уже подписал контракт. Но это не значит, что мы больше никогда не увидимся…

— Я знаю — мы не увидимся… — дрожащим голосом сказала я.

— Это неправильно так думать. — Он положил горячую руку на мое плечо. — Я непременно найду формальный по вод приехать сюда. В крайнем случае, приеду в качестве туриста. Тем более не нужно раздражать моих «друзей», что бы они не мешали моему возвращению…

Он быстро оделся и, поцеловав меня на прощание, вышел из квартиры.

Мы встречались почти каждый день. Или я его выкрадывала из Дома журналистов через черный ход, или он прибегал к помощи Геры, семейная жизнь которого за этот месяц серьезно пошатнулась.

Далеко не в первые дни я узнала, почему Серж, Гера и еще несколько человек называли его принцем. Он рассказал о своем происхождении. Показал фотографии своих монарших родственников, своего дома, конюшни, яхты. Я поняла, что он не то чтобы стесняется своего происхождения, но считает его каким-то несправедливым.

Он был твердо убежден, что социализм, отменивший не равенство по рождению, — это будущее человечества. Он не мог не признавать, что пока социализм несовершенен, но горячо верил в то, что когда социализм разовьется и победит на всей земле, то у каждого будет и своя машина, и хороший дом, и яхта, если он того пожелает…

— И собственная конюшня породистых лошадей? — спросила я.

— Нет, — печально покачал головой Принц. — На всех породистых лошадей не хватит. — И тут же нашелся: — Но ведь и не все их любят. И потом, их дорого содержать… Так что лошади будут только у тех, кто их очень сильно любит.