Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
— Тогда что же тебя останавливает? Отчего ты сопротивляешься и не желаешь доказать мне свою любовь? Ведь ее огонь снедает также и меня...
И тут доверчивая Эфразия оказывается в объятиях, преступно распахнувшихся ей навстречу...
и вот она уже на краю обрыва, где порок разрывает узы Гименея...
Внезапно дверь, противоположная той, через которую она вошла, с шумом распахивается.
— О, лицемерное создание! — восклицает маркиз де Ганж, зажигая факелы, отблески которых, ослепив маркизу, не позволяют ей разглядеть молодого человека, мгновенно исчезнувшего, словно его и не было.
— Преступная жена, — в ярости продолжает маркиз, — ты заслужила мой гнев, ибо, приумножая преступления свои, ты уже не пытаешься скрыть их!
Едва не утратив рассудок, Эфразия устремляется в апартаменты г-жи де Дони, куда следом за ней мчится и ее супруг.
— Что это значит?! — с благородным негодованием, право на которое дает ей добродетель, восклицает Эфразия. — Что за кошмарный спектакль вы мне устроили? Разве не вы втолкнули меня в эту западню, разве не с моим супругом обещали вы мне устроить свидание?
— Какая ложь! — в ярости взревел Альфонс. — Меня и не было рядом с вами, но я был за стеной и все слышал! Разве за время свидания вы хотя бы раз обратились ко мне, произнесли хоть слово, способное подтвердить, что вы обращаетесь именно ко мне?
— А как могла она это сделать, — неожиданно промолвила графиня, — если была уверена, что держит в объятиях любовника, свидание с которым она умоляла меня устроить. Разумеется, я могла дать согласие, но только предупредив ее супруга.
— Бессовестная!
— Спокойно, сударыня, спокойно, — прошипела г-жа де Донй, — не пристало мне помогать вам в таком постыдном деле. Лучшее, что могла я сделать, — это пригласить вашего супруга, дабы он лично мог убедиться в вашем распутном поведении. И если после длительных уговоров я согласилась устроить вам свидание с любовником у меня в доме, то лишь для того, чтобы открыть глаза вашему мужу на ваше чудовищное поведение. Он должен был сам увидеть, что вы не только позабыли свой долг, но еще и лицемерка до мозга костей!
— Мерзкое чудовище, — побледнев от ярости, воскликнула Эфразия, — какие глубины ада подослали тебя опорочить мою добродетель?!
— Замолчите, сударыня, — вмешался Альфонс,— ваш гнев сейчас неуместен. Эта дама проявила истинную мудрость: она еще раз заставила меня убедиться, сколь отвратителен порок, которым вы себя запятнали! Только не думайте устраивать скандал, сударыня, он обернется против вас. И прекратите напоминать о моей ревности... ее больше нет, она исчезла вместе с моей любовью. Поступок ваш внушает мне отвращение, а потому я покидаю вас. Возвращайтесь домой и постарайтесь вести себя тихо: не в ваших интересах поднимать шум. Тайна и ваше последующее образцовое поведение, быть может, помогут вам сохранить остатки вашей некогда безупречной репутации, но, если вы станете громко возмущаться, вы окончательно погубите и свою репутацию, и мою.
— Я подчиняюсь вам, сударь, — смиряя клокотавший в ней гнев, ответила Эфразия. — Я ухожу! Исцеление раны, нанесенной рукой сей коварной
и недостойной особы, потребует времени. Но я непременно залечу эту рану, да, сударь, залечу! И помните: даже если эти гнусные чудовища не перестанут меня преследовать, я дружелюбным и скромным поведением своим сумею доказать вам свою невиновность и заставить вас вернуть мне свою любовь, ибо я всегда была ее достойна. Любовь же к вам я не теряла никогда.
Потом она повернулась к графине:
— А вы, сударыня, найдите подходящую причину, чтобы порвать со мной отношения, а главное, не попадайтесь мне более на глаза, иначе месть моя будет столь же ужасна, как и лицемерие ваше.
Возвратившись домой, маркиза решила никому не рассказывать о своем приключении, ибо понимала, насколько трудно ей будет убедить окружающих в правоте своей и оправдаться в их глазах. Поэтому она продолжала вести себя как ни в чем не бывало и, как обычно, посещала приемы и балы.
Однако заботами недругов, подстроивших ей гнусную западню, происшествие стало достоянием общества. А негодяям только это и было нужно, и, вдохновленные первым успехом, они стали обдумывать новые подлости.
Желая убедить маркиза в преступном поведении его жены, г-жа де Дони, по наущению аббата, даже не намекнула Альфонсу, что Эфразия была уверена, что идет на свидание с мужем; напротив, графиня выставила супругу Альфонса в крайне неприглядном свете. И разумеется, очередное — и весьма убедительное! — подтверждение неверности Эфразии не могло не повлиять на несчастного маркиза, давно уже охладевшего к жене. С каждой новой ловушкой, подстроенной его жене ее тайными недругами, маркиз де Ганж проникался к супруге своей все более недобрым чувством.
В то время в Авиньоне проживали двое молодых людей приятной наружности и любезного обхождения. Обладая солидными состояниями, они тем не менее принадлежали к тому сорту мужчин, которых именуют развратниками; злоупотребляя милостями, полученными от природы, они без всякого на то основания смотрели на женщин как на существа, созданные единственно для удовлетворения их страстей, и не задумывались над тем, какой урон они наносят обществу, вовлекая в адюльтер легковерных супруг и затягивая в пучину разврата юных девиц. Ступив на стезю продажной любви, а зачастую и преступления, эти девицы, в свою очередь, также начинали насаждать вокруг порок и часто направляли отравленные стрелы, неосторожно вложенные в их нежные руки, на своих же совратителей... Эта жестокая истина должна была бы побудить всех задуматься, стоит ли огульно ниспровергать все нормы морали, а людей добропорядочных — ощутить немедленную потребность закрыть свое сердце от всего, что противоречит нравственным устоям общества. О, сколь недальновидны и непоследовательны те, кто поступками своими или своим пером трудится исключительно над развращением нравов, ибо они сами способствуют насаждению тех несчастий, кои впоследствии обрушатся на их же головы!
Молодых людей звали герцог де Кадрусс и маркиз де Вальбель; оба были старшими сыновьями почтенных семейств. И тот и другой были
значительно богаче, чем шевалье де Ганж, однако они поддерживали с ним тесные отношения, и по совету Теодора шевалье решил посвятить их в тайные замыслы и заодно попросить у них совета.
И вот однажды, когда указанные нами молодые люди вместе с шевалье де Ганжем обедали в городе у знаменитого в те времена трактирщика, шевалье обратился к приятелям:
— Вчера на приеме вы, надеюсь, видели мою невестку?
