Училка и мажор
Семён
— Сём, познакомься, это Зарина.
Мать складывает руки как светская львица и натягивает пластмассовую улыбочку. Кивает мне на девчонку, что пришла со своими родителями к нам в гости.
Меня тоже заманили на этот сраный светский приём обманом. Это всё Вера.
“Папочка скучает, посети уже старого козла, братишка”
Она тоже обещала приехать, но что-то не вижу ни её, ни её профессора. Зато друзья семьи со своей дочуркой тут как тут.
Высокая тётка в узком зелёном платье. Как Мартиша из Аддамс, только рыжая. Мужик её сухой и седой, ему уже лет под шестьдесят. И дочурка их в приличном тёмно-синем платье и убранными в прилизанный хвост длинными волосами.
Зарина эта — рыжая хитрожопая лиса. Смотрит своими огромными глазищами и невинно хлопает ресницами. Но я-то уж помню, как она, накурившись травки с подружкой, в прошлом году в “Северном” попросила лишить её девственности.
Ну я чё… мне несложно.
Она потом не липла. Поблагодарила минетом, на том и разбежались.
И теперь делает вид, что впервые меня видит. Улыбается учтиво и кивает. Мне кажется, она и сейчас накуренная. Но предки притащили её неспроста. Точно посватать пытаются.
Что за на хуй?
Мы в каком веке, блядь?
— А вот и Верочка! — театрально, но выверенно до хирургической точности, всплескивает руками мать. — Приехали с Платоном Андреевичем.
Мама по-прежнему зовёт Вериного мужика по имени отчеству. Приставка “профессор” её впечатляет. А то, что именно Вера подцепила этого самого профессора — вообще шокирует. Вера могла несколько лет назад подцепить что угодно, от сифилиса до папика с контрольным пакетом акций нефтеперерабатывающей компании, но точно не профессора. Но как-то так вышло. И лично меня это наводит на мысль, что с ним точно что-то не так.
Вера и профессор входят в гостиную. Сестра в строгом сером костюме и розовых гольфах. Как обычно, это не Вера, если на ней нет этого ублюдского розового.
— Знала, что тебе понравится, братишка, — подмигивает, заметив, как я кривлюсь, глядя на её дебильные гольфы.
— На тебя блеванул единорог? — спрашиваю, когда она подходит меня чмокнуть в щёку.
Мать краснеет и поджимает губы, резко разворачивается к гостям, пытаясь переключить их внимание. А мне протягивает руку профессор.
— Здравствуй, Семён, — улыбается он одними уголками губ, а смотрит так, будто он не препод по социологии или по чему там, а как минимум следак УГРО.
У него вообще взгляд такой, что даже меня пробирает. Сам весь такой интеллигент в водолазке и пиджачке, но глаза будто в душу заглядывают. Даже представлять не хочу, чем таким его Вера заманила.
Фу, да, не стоит. Она же сестра мне, блин.
Мамка показывает дорогим гостям какую-то новую коллекцию засушенных бабочек. Она прям прётся по этой шелухе. Даже представлять не хочу, сколько это говно стоит. Труха же.
— Я надеюсь, ты сможешь пару часов выдержать и не обгадить вечер? — тихо спрашивает отец, подойдя ближе.
Его взгляд привычно остр и холоден, только меня он уже давно не режет. Похер мне.
— А звал тогда зачем? — поднимаю брови. — Ты же сам знаешь, как я ненавижу сидеть и выёбываться, типа мы высшее общество.
— Мы и есть высшее общество, Сём. Ты бы понимал это, если бы не таскался со всякой швалью.
— Это ты про Булку, пап? Его батя проиграл тебе тендер, значит, они уже шваль, да?
— Ты знаешь, что я имею ввиду, — отрезает. — Не паясничай.
— Или про Марка? Его мамке же пришлось с низов подниматься. А это для тебя чернь, низший сорт, да?
— Хватит!
Он говорит тихо, но я вижу, как натягиваются у него желваки и подрагивают пальцы на левой руке, которые он тут же сжимает в кулак.
— Чем я заслужил таких…
— Детишек? — подсказываю. — Дочь-наркоманка и сынок-оболтус, не признающий папочкин авторитет?
— Я тебя предупредил, щенок, — будто плюёт. — Тихо себя веди, а то сам знаешь…
— Знаю, — возвращаю ему его же тон.
Старый козёл. Знает, за какие нитки тянуть. И делает это постоянно без зазрения совести. Интересно, что он будет делать, когда суд в следующий раз встанет не на его сторону? Чем будет козырять?
Ловлю умоляющий взгляд сестры. Нет, в этом я тебя не подведу, сестрёнка. Мы вернём тебе Аришку. А потом все вместе пошлём мудака на хуй.
Вера родила едва ей только исполнилось девятнадцать. У неё были проблемы с законом и наркотиками, она сама находилась на учёте, и опеку над новорожденной племяшкой отдали отцу.
Вера долго не могла стать такой, какой хотел видеть её суд. И даже когда у неё получилось, отец поспособствовал тому, чтобы Арину оставили под его опекой. Всё, чего Вера смогла добиться, это разрешения судьи видеться с дочкой дважды в неделю.
А потом отец решил, что он и меня может этим крепить. Типа “будешь хуёво себя вести — лишу Веру и этих двух дней”. Я знатно прихерел с этого, но Вера меня умоляла потерпеть, вроде как скоро у неё должно получиться вырвать дочку из лап нашего с ней дорогого папаши.
