Алисса Наттинг - Тампа (ЛП)
«Мы убили моего отца», — наконец произнес он.
«Разумеется нет!» — воскликнула я. Какая контрпродуктивная и вредная для него мысль. Прижав губы к его голове, как бы для того, чтобы слова шли прямиком в его мозг, я попыталась вразумить его. «Джек», — проговорила я, — «Твоего отца убил сердечный приступ. Это трагично, но в конечном счете все будет замечательно».
В действительности, удача подарила нам прекрасную возможность, а именно — этот дом. Как законный опекун Джека, его мать собиралась управлять собственностью, чтобы гарантировать ее сохранность для сына; братья Бака утверждали, что он хотел направить вырученные от продажи дома деньги на уход за своей больной матерью, и по этому поводу заключил с ними устное соглашение. Судебные разбирательства займут месяцы, может даже год или два, в течение которых дом будет ничьим, и мы с Джеком сможем встречаться тут, когда позволит время, несмотря на то, что у него теперь часто портилось настроение от воспоминаний, которые вызывал дом. «Нам нужно найти какое-то другие место», — настоятельно заявил он. — «Где угодно, мне без разницы». Я согласилась, отчасти потому что каждый раз ездить сюда так далеко из города — непрактично. Вдоль одной из главных дорог города располагалась целя серия медицинских центров, подъездные пути к которым переплетались друг с другом, как звенья цепи. После закрытия их стоянки всегда оставались уставленными автомобилями и совершенно безлюдными, без малейшего трафика. Ни одна проезжающая машина не беспокоила нас посреди этой пустоты.
И все же ситуация оставалась далекой от идеала. Иногда она становилась адски невыносимой. Вначале это была световая реклама на щитах, гласящая о прелестях акушерских услуг и занятиях по возвращению фертильности. Их разноцветные сияющие огни вокруг нас формировали несовершенной формы пентаграммы; будто в ритуальной церемонии вуду, они грозились объединить свои тотемические силы медицинского чуда и сокрушить усилия, прилагаемые мной к тому, чтобы не забеременеть. Другим кошмарным аспектом были жара и насекомые. Мы не могли включить мотор, чтобы использовать кондиционер, так как охранник подошел бы к работающей машине. Поэтому мы боролись с приближающейся летней влажностью, конденсирующейся на кожаных сиденьях. Когда внутри становилось совсем уж невыносимо, нам приходилось открывать окна, и тогда каждый комар с прилегающих искусственных прудов устремлялся на соленый запах нашей крови. Одним вечером мы оставили открытыми только передние окна, а затем занялись сексом на заднем сиденье. К тому моменту, когда Джек достиг оргазма, насекомые вились в салоне уже такой плотной тучей, что на мгновение я оцепенела, готовая увидеть, как она примет форму лица Бака с мстительной усмешкой, но боль вернула меня к действительности. Внезапно я ощутила, как их жала вонзаются в самые чувствительные места моего тела. До этого момента наше сознание было настолько поглощено сексом, что мы не осознавали всей серьезности ситуации. Джек выпрыгнул из машины как есть — нагишом, и я не могла его за это винить, хотя и готова была прибить за такое безрассудство.
«Тут есть камеры видеонаблюдения», — прошипела я через открытую дверь, не высовываясь из салона. «Лезь обратно!» Но вместо того, чтобы выполнить это, он схватил из салона свою одежду и стал одеваться снаружи, оставив меня наедине с насекомыми.
Но главным разочарованием этих встреч оказалось вовсе не их место. Джек казался отстраненным от процесса секса, будто выполнял заученную привычную работу. Была какая-то сдавленность во всех его действиях, будто он делал это против своей воли. Его толчки становились все сильнее и сильнее, он как бы пытался ощутить что-то, но каждый раз терпел неудачу, хотел выразить те чувства, которые не мог описать словами, и даже не вполне был способен понять. «Знаешь…» — часто начинал он, но когда я переспрашивала, что он хотел сказать, он лишь легонько качал головой. «Забудь», — был ответ, и его глаза становились пустыми.
Я с нетерпением ждала лета, надеясь что оно окажет на него благотворное влияние. Последним разделом по английскому в этом году был анализ «Убить пересмешника», это позволило мне сделать паузу. Мне не хотелось подвергать Джека опасности встать на кривую дорожку к чистосердечному признанию под влиянием проповедей о морали и правосудии. Во время третьего урока я постаралась сделать все, чтобы отвести разговор подальше от основной темы. «А если бы мы сегодня стали снимать ремейк, кого бы вы, ребята, выбрали на роль Бу Редли?»
«Лысого кого-нибудь», — ответила Марисса. Все остальные, кроме Джека, согласно закивали.
* * *Но и летние каникулы не принесли ожидаемого результата: он оставался по-прежнему хмурым. Джека нужно было заменить в кратчайшие сроки, но на этом пути вставали непреодолимые преграды. Первым делом, виной тому было мое либидо. Мысль о трехмесячном выживании на сухом пайке, пока осенью не выпадет возможность найти преемника Джеку, вызывала глубокий внутренний протест. Моменты флирта во время работы замещающим учителем, которые когда-то так поддерживали меня на плаву, — будь то небрежное потрепывание по плечу ученика, жалующегося на стресс, или поздравительное объятие в честь принятия в ряды Национального общества почета, — после года с Джеком казались жалкими сухими крохами. Второе — назойливая боязнь, отчасти паранойя, убеждающая меня держать Джека полностью под контролем, пока не станет ясно, что полиция не вернется с расследованием всех обстоятельств смерти его отца. Насколько мне было известно, никаких подозрений у них не имелось. Но что, если кто-то вдруг видел мою отъезжающую машину, и вдруг почувствует необходимым об этом заявить? Разрыв, скорее всего, будет подобен напалму для находящейся в нестабильности психики Джека и под воздействием эмоций после моего демарша, при появлении новых вопросов об обстоятельствах смерти его отца, он вполне мог выпустить шипы.
В процессе подготовки к осеннему переезду к матери Джек проводил неделю у Райанов, неделю — в Кристал-Спрингс. Из-за этого наши совместные вылазки стали происходить от случая к случаю и мне пришлось запастись изрядным терпением, чтобы переносить сумрачный настрой Джека, сопровождавший его болезненное принятие расставания. Смерть отца сделал его взрослее, отчего я стала получить с ним куда меньше удовлетворения. Впрочем, каждый раз, когда он возвращался от матери, накопив сдерживаемое желание, у меня начинались несколько стоящих недель, в течение которых страсть застилала его глаза, защищая от неутешительных мыслей. Я тут же хватала его в свои хищные объятия. Это был совершенно необходимый оборонительный прием. Останавливаясь, чтобы спросить о том, удобно ли ему, или хочет ли он чего, я лишь давала ему возможность вести себя пассивно-агрессивно: мне было несложно представить, как вместо ответа он пожимает плечами и устремляет взгляд в неопределенную даль, ожидая что я остановлюсь, обниму его и начну вытягивать из него, что же его беспокоит, а потом начнется длинный унылый разговор исключительно о нем и его многочисленных обидах. Я никоим образом не собиралась допускать такую скуку. Вместо этого, каждый раз когда мы встречались, я оседлывала его с мастурбаторной энергией, позволяя ему двигаться внутри меня с довольно вялой устойчивостью, пока не кончала, а потом соскальзывала с него, наградив коротким поцелуем, и уходила. Часто было очевидно, что он ни на грамм не приблизится к оргазму, сколько бы мы не продолжали. И все же, это было лучше чем ничего, до тех пор пока я не найду нового поклонника. Я уже несколько раз прокрутила в голове наш будущий последний разговор: сочувственная осанка, рука, мягко положенная на голову и заботливо обвивающая его шею. Я бы тепло сказала ему, что понимаю, как сильно напоминаю ему о трагической смерти отца и, чтобы оставить этот эпизод позади, он должен оставить позади меня. И поэтому нам нужно прекратить видеться друг с другом. Я даже убедила себя, что Джек уже понял и принял это в глубине души, — в конце концов, я так и не вернула ему секретный телефон, а он ни разу не упомянул о нем. Теперь я настаивала на таксофонах, и он звонил мне с автозаправок и стоянок Макдональдс. Для этого я каждую неделю снабжала его целой кипой четвертаков.
