Цвет греха. Алый

Не потому, что мужик — мой, а чтоб отец не знал. Хотя эти подробности хирурга совсем не интересуют. Отмахивается от меня, как от надоедливой мухи, разворачивается и шагает прочь вдоль коридора, в сторону своего кабинета.

— Если хочешь, можешь к нему зайти, там побыть, — бросает через плечо, на ходу, вовсе не думая провожать меня.

И зачем мне туда идти?

Если только чтоб рассказать, где он и что с ним, когда очнётся, раз уж к центральному вокзалу я его не отвезла, как попросил. Всё-таки лучше я сама всё объясню, чем он хирурга допрашивать станет. Мало ли чего он расскажет. В том числе, обо мне.

Да, только поэтому и пойду!

Вовсе мне не интересно, как он там…

Живой и ладно.

Не будет на моей совести лишения чужой жизни.

Незнакомец, между тем, действительно спит. На хирургическом столе, прикрытый белой простынкой по пояс. Неподалёку от него суетится медицинская сестра, которая занята послеоперационной уборкой. Я вежливо здороваюсь с ней. Останавливаюсь в дверях. Чтоб не мешать. Последнее из оставшегося — инструменты, которые она упаковывает в специальный металлический контейнер с непонятными надписями красной краской. А после того, как заканчивает и с этим, вежливо попрощавшись, удаляется.

Пациент всё ещё без сознания. Не уверена, насколько рана является действительно несерьёзной, как говорит Имаи-сан, всё-таки повязка, закрывающая рану, ничуть не маленькая. Я подхожу поближе, чтоб разглядеть лучше, и даже позволяю себе слегка наклониться, заметив чёрные символы, вбитые под кожу.

На японском.

Или китайском?

А может на ещё каком-то языке.

В иероглифах я не сильна.

Но становится вдвойне интересно.

Надпись — довольно крупная, тянется от линии солнечного сплетения, вдоль живота и ещё ниже. Задумываюсь над тем, чтоб у Имаи-сана спросить как-нибудь, если подвернётся такая возможность. И тут же ругаю себя за подобную мысль. Представляю его вытянутое лицо, когда озвучу нечто подобное.

Хоть на телефон фотографируй и переводчиком пользуйся!

С другой стороны, а зачем фотографировать и откладывать на потом? Если незнакомец всё равно в отключке.

Кто или что мешает сделать это прямо сейчас?

А ничего!

Мысль оказывается настолько забавной, что невольно улыбаюсь, потянувшись к заднему карману джинс, в котором припрятан мобильник. И случайно задеваю локтем оставленный на краю приставленного столика контейнер, который не забрала с собой медсестра. Хорошо, вовремя реагирую и ловлю его. Правда, мой телефон вываливается и падает. Но ничего. Он неспроста противоударный. Главное, ко всему прочему, не разнести тут всё, и устроить новый бардак. Впрочем, пока верчусь туда-сюда, успеваю задеть не только контейнер, но и сам хирургический стол. В частности, простынь, которая предательски съезжает, зажатая между моим бедром и холодным металлом. Тоже ловлю. И даже вовремя. Возвращаю, как было прежде. Осторожно и аккуратно. Чтоб незнакомца не задеть.

А он…

Всё ещё спит, да.

В отличие от его тела!

Которое реагирует весьма интересным образом.

И мне ничего не остаётся, как закусив нижнюю губу, с некоторым удивлением наблюдать за злополучной простынёй, которая постепенно приподнимается, выдавая вполне очевидные очертания того, что эта самая простынь призвана прикрывать.

— Стояк, — срывается с моих губ нервным смешком. — Превосходно, — добавляю ворчливо.

А всё потому, что мужская эрекция становится лишь твёрже и, закономерно, отчётливее, пока подлая простынь опять сползает, норовя вот-вот не только перестать скрывать выдающуюся анатомическую особенность, но и вскоре вовсе будет намного ниже.

— Ну, да, почему бы и нет? — заново ворчу себе под нос и с обречённым вздохом повторно тянусь к краю простыни.

Чтоб поправить, разумеется. И вовсе ни разу не рассчитываю, что от моих нехитрых манипуляций мужская плоть вдруг дёрнётся.

Вот же…

Замираю.

Даже вздохнуть лишний раз опасаюсь.

Подтянуть простынь чуточку выше, как собиралась, — тоже!

Но и не отпускаю…

Дурацкая какая-то ситуация!

И я еле сдерживаюсь, чтоб не застонать в голос от такой несправедливости, ведь помочь хотела, а выходит… как обычно.

Или ещё хуже!

Убрать руку и заблаговременно покинуть место преступления мне не удаётся. Только если мысленно. А по факту, стоит всего на дюйм сдвинуться, как моё запястье моментально перехвачено. Мужские пальцы смыкаются безжалостно и крепко, не оставляя ни шанса на то, чтоб избавиться.

Всё, поймал…

В сознание, по всей видимости, тоже пришёл!

Хотя я, честно, изо всех сил старательно молюсь об обратном, пока набираюсь смелости удостовериться в своём предположении.

Жаль, наспех сочинённая молитва совсем не спасает...