Вопреки, или Ты меня не купишь (СИ) - Билык Диана

Я спрыгнула на землю и босиком побежала к двери в гараж. Осталось несколько шагов. Там машина. Свобода. Там моя жизнь без принуждения и вынужденного брака.

Распахнула створку, пробежала несколько метров в темноте и влетела во что-то громадное, преграждающее путь. Каменное изваяние! Откуда? Из меня дух чуть не вылетел, в груди стало тяжело, в глазах засверкало от боли, железный горячий обруч накрыл шею и, сдавив, дернул меня вверх, после чего кто-то толкнул к стене.

Над головой вспыхнула лампа, и я обожглась о серую сталь холодных глаз своего жениха. Чертов Волгин!

Глава 4

Есения

Он испугал меня до остановки сердца. Я захлебнулась возмущениями, криком и злостью. Утонула в серебре прищуренных глаз, влипла в стену и не двигалась.

Сильная рука придавила шею, казалось, лишнее движение — и позвонки захрустят.

Он не медведь. Он — монстр!

Ноздри мужчины трепетали, раздувались, желваки на покрасневших щеках ходили ходуном. Я не могла сказать, что он урод, но и красивым назвать не получалось. Тени на лице мужчины застыли пугающей маской, свет лампы за его спиной бил прямо мне в глаза, отчего они заслезились. Из горла вылетел беспомощный хрип, и Волгин вдруг одернулся, мотнул головой, словно стряхивая наваждение, но хватку не ослабил.

И это мой будущий муж? Зверь какой-то!

Грубый, жесткий, твердый, словно из камня. Неотесанный мужлан. Тяжелый подбородок, крупные губы, нос с едва заметной кривизной, будто был сломан, придающей ему устрашающий вид. От бега, а что так и было — говорили выступившие на лбу и крыльях носа капельки пота, прическа на темно-русых волосах растрепалась. Длинные пряди упали на густые брови и сверкающие тьмой и серебром глаза. Кожа жениха была темной, налитой и здоровой, будто он все лето провел на солнцепеке, и ворот белоснежной рубашки, расстегнутой на несколько пуговиц спереди, выделялся яркой полоской под черным пиджаком.

— Пустите, — получилось хрипнуть и вцепиться в его крупную руку, что сжимала мне горло. — Вы меня душите…

Вторая лапа каким-то чудом очутилась у меня на спине и толкнула меня в громадную грудь, влепив в сильное тело. Точно — медведь!

— Ре-ши-ла сбе-жать? — низко и по слогам спросил он. Наклонился, сгибая спину почти вдвое, и вперился в мои глаза. Будто сверлом вошел! Такие они у него были пронзительные, стеклянные, наполненные ядовитой ртутью.

— Да! — приподняла насколько смогла подбородок, в ужасе сглотнув слюну, потому что тиски с шеи не уходили. — Я передумала. Отпустите! Сейчас же.

— И почему же передумала? — ладонь развернулась, и я смогла спокойно вдохнуть. Рука поплыла на затылок, коснулась моих волос, смяла до боли пряди, заплетенные в прическу.

— Я вас не знаю! — смотрела с вызовом и понимала, как жалко выгляжу в этот миг. Растрепанная, в слезах, чучело, а не невеста, но я и не собиралась ему нравиться. Я хочу уйти.

Не смею отступать от данного папе обещания, но хочу этого до безумия. Я этому дикарю не ровня. Он прижал меня, как хищник у стены, не приложив особых усилий. Что будет, если я ему откажу в сексе? Как папа мог так поступить со мной? Неужели не видел с кем заключает сделку? Неужели не понимал, кому я достанусь?

— Не знаешь? — еще ниже сказал Волгин. Показалось, что его голос завибрировал у меня в груди, а глаза полоснули по лицу и рассекли кожу губ.

— Вы чужой человек, — пролепетала я через силу, — я не могу выйти за вас. Дайте мне вре…

— Можешь, — отсек. — И выйдешь сейчас, — тяжелая рука на затылке сжалась сильнее, причиняя легкую боль, расплетая волосы, вытягивая пряди из шпилек и плетения. — А еще станешь примерной и верной женой.

— Нет.

Он умолк, но глаза бродили по моему лицу и, казалось, сдирали кожу. Слой за слоем, а потом крупные чувственные губы Волгина раскрылись, и он яростно зашептал:

— Я. Те-бя. Ку-пил. Не забывайся, Есения.

— Я не вещь! — плюнуть ему в рожу — вот чего мне хотелось больше всего.

Он заулыбался, сверкнув роскошными белоснежными зубами. В холодных глазах заметались кровожадные искры, а пальцы на затылке уже совсем расплели тугую прическу, над которой Аня коптела несколько часов.

— Насколько знаю, ты дала согласие на замужество сразу, как только отец предложил, и, как примерная невеста, все это время готовилась к свадьбе, — он стоял так близко, что я могла рассмотреть поры на смуглой коже, посчитать капельки пота на носу, увидеть каждую волосинку и родинку на жестком лице. А еще я чувствовала его запах. Приправленный дорогим парфюмом, с нотами мужского тела и мускуса, а в глубине таким… терпким, острым, необъяснимо путающим мысли.

— Зато ты! — нарочно перешла в плоскость грубости, обратилась на «ты», чтобы достучаться до сухаря и вырваться из его цепких рук. — Женишок, — покривлялась. — Ты за все это время не появился, чтобы познакомиться со мной! — голос на последних словах сорвался на писк. Я попыталась вырваться из объятий мужлана, но только сделала себе больно и вкрай испортила прическу. Плевать! Свадьбы все равно не будет! Ни-ко-гда!

— Вот оно что, — он перестал улыбаться, сильнее сжал руку и, сдавив затылок, потянул меня к себе, приблизился к губам и обжег горячим воздухом с колючими словами: — Чтобы купить вещь, достаточно посмотреть ценник и почитать описание.

— Стервец! — шикнула и дернулась, вырывая волосы, что запутались в его пальцах.

Мужчина сильнее и плотнее прижался ко мне, врос, накрыв собой, словно хотел раздавить у стены.

— Избалованная крашенная блондинка!

— Отпусти! Отпусти меня, деревенщина! Грубиян, — я заколотила его по груди, но он же, каменюка, только насмехался.

— Не ори, а то подумают, что я насилую свою невесту, — и снова засмеялся. Хрипло и по-сумасшедшему.

— Да! Пусть думают, — я задергалась неистовей и закричала во все горло, срывая связки: — Помогите! Насилу… — мой несостоявшийся муж вдруг подался вперед, выбив из моей груди воздух, и прижался большими мягкими губами к моим губам. Я запротестовала, завертелась ужом, но смогла лишь трепыхаться, как бабочка на кончике иголки. Упиралась до последнего, только когда сильные лапы, вдруг дернули корсет и высвободили грудь, закричала и впустила его язык в рот.

Это было безумие. Я кусалась, дралась, билась языком. И… возбуждалась! Какой ужас и позор.

Жених не просто целовал меня, тараня и сплетаясь с моим языком, он ласкал сосок под платьем, нагло, порочно подергивая его пальцами, сминая грудь крупной лапищей, будто понимал, что делает, знал грань, которую я способна перейти. Еще никогда я не чувствовала себя более униженной.

Мама же говорила, что у него взгляд голодный! Куда я впуталась? О каком «успешном браке» мямлил отец?

Дверь в гараж со стороны кухни внезапно распахнулась, окатив нас громкими голосами и яркими вспышками света.

Вот как этот подонок тут очутился! Примчался через кухню, как только увидел с улицы, что я пытаюсь сбежать. Зря я не переоделась в черное и не вырвалась раньше. Чего тянула? И сто процентов дорогая родительница подсказала, где меня искать.

— Ты нашел ее? — наигранно-удивленно бросила мама, остальные гости подхватили ее фразу охами-вздохами, а мне хотелось провалиться от стыда под землю.

Ренат оторвался от меня с рыком и, прежде чем обратиться к вошедшим, прошептал в горящие от поцелуя губы:

— Вот и познакомились, — а потом вдруг прижался ко мне и, прикрыв собой, как большим теплым халатом, рявкнул через плечо: — Пошли все вон! Увижу хоть одно фото в сети или газете — меня или моей будущей жены — найду смельчака и руки переломаю.

Глава 5

Ренат

Водитель ехал так быстро, как мог. Мимо пролетали огни фонарей и темные стволы деревьев, будто вереница черных солдат.

До особняка Брагиных осталось ехать минут десять, и я не находил себе места. Галстук душил, в костюме было жарко, брюки теснили пах, а туфли… Все не мое, вернее, не мой фасон, я так, по-пижонски, никогда не наряжаюсь.