Тёмная дикая ночь (СИ) - Калитина София

– Он чудовищный, – соглашаюсь я.

– Я попросила бармена сделать что-нибудь, что можно было назвать Празднованием, – морщась и вытирая рот тыльной стороной ладони, говорит Тася. – Простите. У меня сейчас ощущение, что нужно в туалет.

Катя кашляет.

– Этот парень спутал праздник со страданием, – стащив мое пиво, она делает глоток и снова поворачивается к Тасе. Я так редко вижу Катю без прилипшей к ней Светы; общаться с ней очень приятно. Она милая и нежная, как младшая сестренка. – Ну давай рассказывай, мисс Крутышка. Что там произошло утром.

Сделав глоток воды, Тася вздыхает и, широко раскрыв глаза, с ужасом вздрагивает.

– Ну вот честно, что это за жизнь, девчонки?

Прислонившись к спинке, я начинаю внимательно слушать, как Тася рассказывает все то, что по большей части я уже слышала. По правде, думаю, я бы послушала еще сотню раз, это бы не надоело. А еще я не представляю, каково ей от всего этого.

Тася, кто, по ее собственному признанию, тратит больше времени на разговоры с воображаемыми людьми, нежели с теми, кто вокруг нее, была поистине блестящей. Насколько могу, я стараюсь умерить собственную реакцию на новости о ее работе, потому что в этом отчасти заключается моя любовь к ней. Но в любом случае, не похоже, что я могу ей проболтаться, каков гений Творец, что создал эту самую сексуальную и умную девушку из всех, кого я знала. Еще так часто, как только могу, я подчеркиваю в разговоре с клиентами, что ее книга сама по себе необычная и ни на какую другою не похожая, но при этом ощущается знакомой.

От «Рыбы Рэйзор» я чувствовала такой же головокружительный восторг, что и ребенок, впервые покупающий комикс в маленьком газетном киоске. Я была одержима силой, сражениями и мощью истории, рассказанной словом и цветом. Когда мне было одиннадцать, я была самым высоким и худым ребенком в средней школе и местные засранцы меня метко прозвали Длинная. И даже когда к старшей школе мои друзья меня догнали, имя все равно осталось. Долгое время я возвышалась над остальными и занялась велоспортом. А потом я перестала быть тощей – стала сильной и побеждала во всех школьных соревнованиях. И Длинная стало именем супергерини, а не слабачки.

Глядя на Тасю, я поражаюсь, насколько мы похожи – предоставленные сами себе в детстве, мы превратились в амбициозных интровертов – и насколько важное место занимают комиксы в жизни каждой.

А пока она витала в идеях ее нового дела, болтая о нереальных офисах и смеясь над малоприятным началом встречи и тем, как в комнату ворвался Остин, я почувствовала, что мне нужно немного успокоиться и, забрав свое пиво, сделать глоток. Мне нужно подавить свои чувства, чтобы ощущать себя комфортно. Ведь на самом деле жизнь Таси изменится. Туда, где поначалу была только страсть, стремительно врывается бизнес – который принесет напряженность и проблемы, которые я предвижу в большей степени, чем понимает она. Кроме того, Тася невероятно талантлива, но по-прежнему немного наивная: Голливуд воплощает мечты, но так же может быть суровым и безжалостным. Я хочу отбросить в сторону свой беспокойный рефлекс, из-за которого меня тянет немного суетиться с ней и переживать, что это ее сломает или, например, уничтожит ее искрящееся идеями творческое начало – благодаря которому она сочиняет и рисует – и я не уверена, что стоит жертвовать этим ради кусочка жизни, о которой я мечтала.

Это заставляет меня хотеть ее защитить, сказать ей, чтобы слушала свой внутренний голос, потому что для Таси он куда реальней, чем те, что окружают ее большую часть жизни, начиная с детства. Так же, как и для меня. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни родителей. Когда я была ребенком, опеку надо мной взяли бабушка с дедушкой, и лет в восемь мне стали больше интересны Супермен и Бэтмен, нежели то, что бабуля смотрела по телевизору, или те люди, которые приходили в магазин деда.

Когда Тася подходит к концу рассказа – и когда технические подробности стали малопонятными из-за специфического сленга – начинает светиться экран ее лежащего на столе телефона, и она, мельком глянув на него, снова отодвигается ближе к спинке, не сводя с меня глаз.

– Это Остин.

Из-за того, что она смотрит прямо на меня – не на Полину, Васю или Катю – мое сердце оживляется и искрит в груди.

– Ответь, – предлагаю я, кивком показывая на телефон.

Она неловко хватает его, чуть не сбросив со стола, и торопливо отвечает:

– Алло?

Не слыша разговор на той стороне, я не могу понять, почему она краснеет и улыбается, после чего говорит:

– Привет, Остин. Нет, извини. Просто только сейчас добралась до телефона.

Она внимательно слушает, а мы так же внимательно следим за ней, слушая односторонний разговор:

– Я все еще немного в шоке, – говорит она ему, – но в порядке… – она поднимает взгляд и, оглядев стол, продолжает: – Да, я вышла развеяться с подругами… Просто местный бар… в Сан-Диего, – смеется она. – Это была сумасшедшая и долгая дорога, Остин!

Какого хера?

Я смотрю на Полину, которая в этот момент поворачивается ко мне, видимо, думая о том же.

Блин, он же не едет сюда? Я смотрю на часы: сейчас почти десять, плюс два часа дороги.

– Я тоже до сих пор взволнована, – говорит она, поигрывая с сережкой. – Ну, я же никогда еще не писала сценарии, так что хорошо, если буду хоть чем-то полезна… – она хихикает ему в ответ.

Хихикает.

Я снова бросаю взгляд на Полину.

Тася хихикает только в нашей компании. И никогда – с людьми, которых знает всего пару часов. Кроме меня в Вегасе – и я предпочитаю считать ту ситуацию чертовски уникальной.

– Не могу дождаться с ними поговорить… Нет, не буду, заключения неплохие… Я знаю, извини. Здесь шумно… Хорошо, буду, – она кивает. – Буду! Обещаю! – очередное гребаное хихиканье. – Ладно… Хорошо. Пока.

Она нажимает отбой и выдыхает, после чего скользит взглядом ко мне.

– Это был Остин.

Смеясь, я отвечаю:

– Да я уж слышала.

Даже с тем странным инородным чувством, поселившемся в моей груди, я могу себе представить, насколько это захватывающе: так быстро ощущать себя комфортно с человеком, стоящим у руля воплощения в жизнь ее главного творения.

– Он же не едет сюда из Л-А? – спрашивает Вася с некоторым подозрением в голосе, если я, конечно, не ошибаюсь.

Мне всегда нравилась Василиса.

– Нет-нет, – отвечает Тася, улыбаясь и глядя на стол. – Он просто шутил.

Некоторое время мы просто сидим и смотрим на нее.

Полина первая нарушает тишину:

– Ну и какого хрена тогда он звонил?

Тася удивленно поднимает голову.

– Ой. Хм, он просто хотел знать, в порядке ли я после встречи… и что он обдумал кое-что по поводу сценария к первому фильму.

– «Первому»? – переспрашиваю я.

Она слегка расстроенно качает головой, и ее длинные прямые волосы прилипают к помаде на губах. Не в состоянии сдержаться, я тянусь вперед, чтобы убрать их. Но она тоже поднимает руку, и ее пальцы оказываются быстрее моих.

Я быстро убираю свою и чувствую, как Полина поворачивается в мою сторону, но не могу отвести взгляд от Таси, которая смотрит на меня с тихим безумием в глазах.

– Черт возьми, Лера.

Вася берет телефон и заявляет:

– Сейчас погуглю этого Остина Адамса.

Мне она всегда очень нравилась.

– «Первому»? – снова и чуть мягче спрашиваю я у Таси.

– Он говорит, студия думает о трех фильмах, – почти пропищала она. – И еще у него есть идеи, которые он хочет со мной обсудить.

Полина матерится, Катя визжит, Оля широко улыбается, а Тася закрывает руками лицо, тихо заскулив от паники.

– Вашу мать! – кричит Вася. – Этот парень горяч! – она поворачивает к нам телефон.

Ладно, кажется, Василиса мне не настолько уж и нравится.

Не обращая на нее внимания, я напоминаю Тасе:

– Это хорошо, – и мягко опускаю ее руки вниз. Не в состоянии удержаться, добавляю: – Он сейчас хочет их обсудить? Или тебе завтра нужно быть в Л-А?

Она качает головой.