Белль Аврора - Неукротимый (ЛП)

И хотя он ничего не произносит, я и так понимаю, что он хочет сказать.

Это должно было заставить меня вспотеть, а не заставить мое сердце наполниться подобными чувствами.

— Я – привычка?

И он тихо отвечает:

— Худшая. Не существует никакого лекарства от этой зависимости.

Я хрипло отвечаю:

— Ох.

Внезапно нахмурившись, он заявляет:

— Я нехороший человек.

Отстранившись от меня, он добавляет:

— Ты думаешь, что такой человек, как я, заслуживает такого совершенства, как ты? Нет. Я расскажу тебе прямо сейчас, что не заслуживаю.

Он кажется расстроенным собой, покусывая ноготь большого пальца:

— Дело в том, что я эгоист. И мне плевать на то, чего я заслуживаю. Все, что меня беспокоит – это то, чего я хочу. И я так чертовски сильно тебя хочу, что сделаю все, что угодно, чтобы тебя удержать.

В моей голове звучит тревожный сигнал, но сердце машет ему руками, утихомиривая его. Еще раз.

— Ох, — я говорю так тихо, что едва себя слышу.

Я открываю рот, готовая задать следующий вопрос, когда замечаю Джо, идущего к нам с двумя мужчинами, руки которых заполнены тарелками с едой. Не могу сдержать смешок, и Твитч поворачивается, чтобы посмотреть в их сторону. Он улыбается и качает головой.

К Джо подходит еще один официант, который пододвигает дополнительный стол под все наши тарелки. В тот момент, когда он их ставит, он подробно объясняет состав каждого блюда, и из какой части Италии оно родом. Нам принесли: стейк, пасту, ньокки6, суп, тарелку сырной нарезки, и тонко нарезанную прошутто7.

Все это выглядело божественно.

Подмигивая, Джо нас оставляет, чтобы мы поели, и я не жду Твитча, накидываясь на ньокки с розовым соусом. Я люблю ньокки. Я думаю, что ньокки серьезно недооценивают. А эти ньокки – легкие и воздушные, как маленькие облачка, которые тают во рту. Я полагаю, что мое мнение нужно озвучить:

— Ньокки такие вкусные. Я думаю, это одно из самого недооцененного блюда. Люди должны знать, насколько вкусны ньокки.

Твитч жует свою пасту, и дразнится:

— Я думаю, тебе просто нравится говорить «ньокки».

Я подтверждаю его догадку, с практически королевским поклоном, тихо говоря:

— И это тоже.

К моему восхищению, мы много болтаем, и я узнаю, что Твитч сбежал из дома, потом на четыре года попал в тюрьму для несовершеннолетних, до своего шестнадцатилетия. Мне хотелось бы возразить, что эта история неправдоподобна, но по опыту своей работы, подобное я вижу постоянно.

— За что ты попал в тюрьму для несовершеннолетних? — спрашиваю я, жуя небольшой кусочек сыра.

— Нападение с нанесением побоев.

— Слишком много для ребенка за нападение.

Тут он, вспоминая, добавляет:

— Нападение на офицера полиции.

Я сжимаю губы. Да. За это могут.

Сворачивая кусочек прошутто, я вожусь с ним дольше, чем полагается:

— А татуировки?

Он пожимает плечами:

— Первую я сделал в тюремной камере, когда мне было четырнадцать. Потом это вошло в привычку, — он поднимает брови на слове «привычка». — У нас не было нужных инструментов, чтобы хорошо все сделать. Мы использовали чернила от ручки и булавки. Как правило, все они были заражены, — он смеется: — Много первичных татуировок я покрыл новыми, но у меня все еще осталось несколько, которые для меня кое-что значат. Они важны. Я сохранил их, чтобы быть уверенным, что не забуду.

Хотя мой разум хватает меня за плечи, и трясет, визжа: «Забыть, что? Спроси его! Пожалуйста, спроси!», я не спрашиваю. Кажется, это слишком много для сегодняшнего вечера. Поэтому улыбаясь, я позволяю разговору перейти в удобную тишину, пока мы едим.

Заканчивая нашу трапезу, я облокачиваюсь назад на свой стул, а Твитч смеется. Я быстро впадаю в пищевую кому. Когда я замечаю Джо, приближающегося к нам еще с одной тарелкой, имитирую рыдания, и говорю ему, когда он подходит:

— Больше не надо. Пожалуйста. Не надо. Если я съем чуть больше, я взорвусь. И тогда ты должен будешь отовсюду счищать все части Лекси, и я уверена, что это было бы нарушением правил техники безопасности. Не говоря уже о впустую потраченной восхитительной пище, которую я хотела бы сохранить в желудке.

Поднимая свои апатичные глаза к обоим мужчинам, смотрящим на меня сквозь прищуренные глаза, я бормочу:

— Это правда. И это было бы печально.

Джо, вместе со счетом, ставит тарелку перед Твитчем, и я смотрю, как Твитч ест весь тирамису сам, наблюдая за мной. Он кладет несколько сотен долларов под тарелку, подходит ко мне, и помогает мне встать.

Сплетая наши пальцы, он притягивает меня ближе к своему боку. Люди смотрят на нас, должно быть, думая, что мы вместе. И мне нравится эта мысль.

Провожая меня до своего гладкого, спортивного черного “Мерседеса”, он помогает мне сесть в машину, затем садится сам. Внутри он чуть наклоняется, и копается в бардачке. Вытащив маленькую жестяную баночку, он открывает ее, а мои глаза расширяются от шока. Наклоняясь к нему, я шепчу:

— Ты серьезно крутишь дуби8?

Тело Твитча сотрясается от тихого смеха:

— Они не называются дуби уже лет так десять. Но да, я это делаю.

Внезапно, я чувствую себя, как черлидерша, зависающая с городским хулиганом. Он смотрит на меня, и слегка усмехается, когда заявляет:

— Держу пари, что ты никогда раньше не курила.

Я морщусь от раздражения из-за его поддразнивания:

— Да. Я курила. Когда-то давно я была подростком.

Он ухмыляется, протягивая мне незажженный косяк. Я долго смотрю на него, прежде чем качаю головой:

— Я не могу. Мы на работе выборочно проходим тест на наркотики.

Твитч ухмыляется сильнее:

— Это всего один день будет в твоем организме. Вы сдаете слюну?

Я киваю, и он наклоняется ко мне ближе:

— Накурись со мной. Мне нравится видеть тебя раскрепощенной. Раскрепостись сегодня со мной.

Я опускаю подбородок, и мое лицо горит. Я, должно быть, похожа на полную идиотку.

Не позволяя мне подпортить его вечеринку, он зажигает сигарету и глубоко затягивается. В машине распространяется острый запах, и мой рот наполняется слюной.

Я поворачиваюсь к нему, он задерживает дыхание, и вместе с ним и дым, и наблюдает за мной сквозь полуприкрытые глаза. Мой мозг шипит, а затем прекращает работать. Неспособная остановить себя, я наклоняюсь к нему. Он встречает меня на полпути. Так близко, что наши губы соприкасаются, а я закрываю глаза, и открываю губы. Он медленно выдыхает, а я вдыхаю, пробуя сладкий, насыщенный вкус дыма.

Я удерживаю его так долго, что кажется, проходит вечность.