Плач богов (СИ) - Владон Евгения

Если по началу какой-нибудь красотке и удавалось зацепить его внимание, вызывая к себе чисто спортивный интерес, то по прошествии энного времени данный интерес попросту сходил на нет. Иногда даже делать ничего не приходилось. Хватало одной лёгкой улыбки и брошенного в сторону избранной жертвы прямолинейного взгляда, и покой этой наивной особы будет нарушен как минимум на ближайший месяц. А уж после того, как он возьмёт эту слишком приступную крепость за считанные дни (а то и часы!), то насытится полученными дарами сполна. Вначале вскроет эту, так называемую, шкатулку с секретом, подобно искусному взломщику-виртуозу, изучит со тщательной скрупулёзностью всё её содержимое, оценит по достоинству каждый найденный там драгоценный камешек, а потом… Без какого-либо сожаления и надобности выбросит, даже не глядя куда. Ну, может ещё с некоторыми и потянет чуть подольше, если выявится возможность наказать какую-нибудь чрезмерную гордячку сладостным уничижением через более изощрённые методы. И если потребуется (если тёмная сторона полуспящей сущности возжелает больше крови и больше жертв), заставит в буквальном смысле ползать у своих ног. И не только…

Вчерашний вечер был одним из таких исключительных дней, когда зарвавшаяся София Клеменс попыталась удержать его всеми известными ею способами, даже не задумываясь о том, какое удовольствие он испытывал от всех её унизительных потуг и немощных попыток заполучить обратно ускользающий из её жадных пальчиков приз. И всё же, не данная часть последних воспоминаний заставляла его раз за разом возвращаться к минувшим событиям. Сознание и даже тело царапало знакомыми раздражителями проснувшегося голода. Внутренний охотник учуял совершенно новый запах новой жертвы, раздраконивший чувствительные рецепторы ненасытной тьмы незнакомыми ранее нотками обособленного аромата. Если вчера этот голод лишь слегка занялся и потянул по расслабленным струнам спящих эмоций ненавязчивой мелодией подзабытых ощущений, то сегодня он успел разрастись едва не до пугающих масштабов. И не только соответствующей жаждой, но и распаляющимся азартом.

Но что самое интересное, такое с ним случилось впервые. Как правило, он не обращал на подобных девушек своего пресыщенного внимания буквально в упор. Слишком тихие и слишком скромные, и без того затюканные либо собственными родителями, либо дуэньями-садитсками. Ловить там было нечего. Они итак смотрели на него едва не с открытыми ртами, мгновенно заливаясь густой краской милого смущения, стоило ему лишь скользнуть по их лицам скучающим взором. Да и в постели толку от них, как от лежачего бревна, ещё начнут с перепугу напрягаться или сжиматься по дурости, а то и вовсе разрыдаются со страху. Потом успокаивай их по нескольку часов кряду. Возиться с такими – сразу же и напрочь отпадает любое желание.

Тогда какого он до сих пор думает об этой незнакомке, то и дело воскрешая в памяти связанные с ней моменты – её очаровательное ангельское личико и раскрытые на всю ширь бездонные глазища. А сказать, что она якобы не зацепила его своей несвойственной для этих мест красотой, всё равно, что нагло соврать самому себе прямо в лицо. Ещё как зацепила, не говоря о вчерашнем вечере, когда налетела на него у конюшни заброшенной усадьбы, а потом бежала прочь сломя голову, как чумная, будто он и впрямь намеревался устроить ей погоню. Хотя надо-таки признаться, у него по началу действительно чуть было не сработал инстинкт охотника, тем более нагнать этого упорхнувшего в ночь мотылька ему не стоило никаких излишних усилий.

И почему же тогда не нагнал? Решил, что овчинка не стоит выделки? Или же оставил на потом? Дал время этому тлеющему чувству разгореться куда жарче да ощутимей, чтобы пробрало далеко не слегка, буквально до жжения в чреслах и костях, а уже после погнало по тлеющему в воздухе следу реальным голодом. Всколыхнув куда больше желаний и пронимающего предвкушения.

По сути только и существовало два возможных варианта развития этой истории. Либо он о ней забудет, либо, как сейчас, потянется не одними лишь помыслами почти что в неизвестном направлении. Хотя времени по любому ещё было в запасе даже более чем. Можно было бы успеть и остыть, а может быть и найти иной источник интереса. Увы, человеческие эмоции слишком быстротечны и ему ли об этом не знать. Хотя ради определённого азарта и конкретно поставленной цели почему бы не попробовать. Что он от этого потеряет? Не говоря уже об оставленном визитом матери крайне неприятном осадке, от которого хотелось избавиться как можно скорее, так сказать, не откладывая в долгий ящик.

Да, время оно такое. Либо никого не ждёт, либо даёт слишком много возможностей и путей.

А может это такая жестокая насмешка богов? Вначале придумают для глупого человека безвыходную ситуацию, загонят в неё лишь им известными способами, чтобы потом наблюдать со своего недосягаемого пантеона, как тот пытается выкрутиться из непредсказуемых ловушек, расставленных на протяжении всего его жизненного пути. А разве этого как-то можно избежать? Скорее максимум – насмешить богов своими тщетными попытками. Причём до слёз.

В город надо было выбраться, по любому. Хотя бы для того, чтобы проветриться и заглянуть на Торговую площадь. Правда, в воскресенье подобный выход в свет был чреват слишком высокой вероятностью натолкнуться на энную кучу знакомых, среди которых обязательно затесается его вездесущая маменька и как минимум с дюжину брошенных им не так уж и давно местных красавиц. Хорошо, что в столь людном месте никто из них не рискнёт подойти к нему ближе, чем на пару ярдов. Уж что-что, а репутация для каждой из них – превыше заказанного в раю места. Любовь любовью, но сгорать от стыда, как на костре у позорного столба перед целым городом никому не захочется.

В данном случае, он испытывал даже некое превосходство над любыми обстоятельствами. В такой толпе он был практически неуязвим. Мог спокойно пройти мимо любой бывшей пассии, скользнуть по перепуганному личику насмешливым взглядом прищуренных из-за яркого солнца глаз и как ни в чём ни бывало, пойти дальше. И не каждой из них хватит смелости ответить хотя бы таким же прямолинейным вызовом глаза в глаза, а то и отвернуться первой, если ему вдруг стрельнет в голову коснуться пальцами козырька своей уличной кепи и скривить губы в «учтивой» ухмылке безмолвного приветствия.

Но, надо сказать, даже ему на какое-то время стало не по себе в один из схожих моментов. Вернее, когда он изначально направлялся ко входу торговой улицы, мимо примыкающей к ней мостовой, где останавливались экипажи с только что прибывшими желающими посетить воскресную ярмарку в самый пик её покупательского ажиотажа. Именно там, всего в нескольких шагах от Киллиана Хейуорда, остановилась внушительная коляска на четыре персоны, и прямо из частного ландо на проходившего рядом мужчину зыркнули недобрые глазища Софии Клеменс.

Пересечение взглядов длилось не так уж и долго. И, как ни странно, надменная красавица первая отвела свои глаза. Сделала вид, будто в те секунды её больше интересовало происходящее внутри экипажа, а не за его пределами. По её горделиво вздёрнутой головке и идеально приподнятой руке, вцепившейся в ручку раскрытого над головой зонтика, было не сложно догадаться о истинном состоянии её смятенной души и мечущихся под этой очаровательной кружевной шляпкой противоречивых дум. Всё бы хорошо, да только вздымающаяся часто и высоко и без того стеснённая корсетом грудь выдавала её внутреннее негодование буквально с потрохами.

На благо в этот раз ума ей хватило, не выказывать на людях своё к нему отношение, чего не скажешь о её сёстрах, которые заприметив проходящего мимо их коляски молодого грузчика, тут же заулыбались во все свои идеальные белые зубки юных хищниц и даже замахали в его сторону свободными от зонтиков ладошками. Естественно, сдержать ответной улыбки он не сумел, рефлекторно коснувшись пальцами козырька кепи и изобразив формальное приветствие лёгким кивком головы. После чего, ещё через пару шагов, наткнулся на надменный взгляд любимой маменьки, стоявшей вместе со своей неразлучной тенью и наперсницей Барбарой Мур в семи ярдах от сына и у входа в магазинчик по продаже нижнего белья и постельных тканей.