Тысяча порезов (ЛП) - Малком Энн

Кристиан уже излучал опасную энергию.

Он рассматривал ее несколько мгновений.

— Возможно, — признал он наконец.

Несмотря на то, что изо всех сил старалась сохранить спокойствие, я не смогла удержаться от легкого изгиба бровей.

— Но это мое окончательное решение, — продолжил Кристиан, и от его слов у меня по спине пробежали мурашки.

София выдержала его пристальный взгляд еще на мгновение, прежде чем кивнула один раз, отступая назад рядом со мной.

Воздух гудел.

Пара молодых, более зеленых на вид мужчин двинулись по невидимой команде, расстилая пленку, как я предположила, чтобы защитить дорогой на вид ковер от пятен крови. Затем внесли длинный деревянный стол, гладкая лакированная поверхность которого поблескивала на свету. Перед ним поставили единственный стул. Один из мужчин, пожилой мужчина с суровым лицом и пустыми глазами, протянул Кристиану мачете. Я смотрела на сталь, видя свое искаженное отражение в лезвии.

Рука Кристиана оставила мою поясницу, когда он потянулся, чтобы взяться за рукоять. Его рука не дрожала. Ни капельки.

Конечно, черт возьми

Я тоже не дрожала. Мое сердцебиение было ровным, разум ясным. Я наблюдала, как Кристиан подошел к столу, Феликс схватил Лоренцо за воротник, прежде чем потащить его к стулу и усадить на него.

Лоренцо не пытался бежать. Был ли он парализован страхом или у него оставалась капля самоуважения, я не знала.

— Правую или левую? — спросил Кристиан, когда приблизился.

Ситуация казалась вырезанной из плохого фильма, настолько сюрреалистичной. Привлекательный мужчина в черном костюме, босс, бездушный монстр, держащий мачете перед человеком, который причинил ему зло. Мужчины и женщины в костюмах окружали его. Еще больше злодеев. Преступники. Свидетели того, что будет, если перейдешь дорогу Дону.

И я, заложница, невеста… Еще один злодей? Или, что еще хуже, жертва?

Я еще не совсем понимала, какова моя роль в этой истории. Или, может быть, понимала, но отказывалась признавать.

— Левую, — решил Лоренцо, его голос противоречил страху на лице. Его голос был сильнее, чем я ожидала.

Мужчина постарше рядом с ним, тот, который смотрел на Кристиана так, что это меня разозлило, подошел вперед, положил руку на плечо Лоренцо и протянул ему бутылку.

Лоренцо взял бутылку и сделал большой глоток янтарной жидкости. На самом деле, три больших глотка, и поморщившись, вернул мужчине. Он был достаточно взрослым, чтобы годиться ему в отцы, и из-за его очевидной ярости по отношению к Кристиану, он явно заботился о маленьком кретине. Может быть, дядя?

Не то чтобы это имело значение в тот момент, но важно понимать, кто меня окружал. Кто союзники, а кто враги?

По крайней мере, для Кристиана.

Лично для меня они все были врагами. Включая Кристиана.

Но мужчины — и, возможно, женщины, — которые возмущались решениями Кристиана, слишком безумны, дабы что-то предпринять. И причинить ему боль. Что ставит меня прямо на линию огня.

За этим «дядей» нужно присматривать. Вместе с мужчиной примерно того же возраста с мертвыми глазами, которые пробрали меня до глубины души.

София была моим союзником до тех пор, пока она верила, что я планирую выйти замуж за Кристиана.

Феликс еще непонятно.

— Ты потеряешь руку в той же комнате, где твоя сестра лишилась жизни, — слова Кристиана привлекли мое внимание.

София напряглась рядом со мной.

— Ты потеряешь свою руку в той же комнате, где наш враг преуспел, а ты, к счастью, потерпел неудачу, — продолжил Кристиан. Для стороннего наблюдателя он звучал холодно. Даже роботизировано. Но я слышала. Легкую дрожь в его голосе. Осколок эмоций.

Лоренцо побледнел. Эти слова были правдой.

Я уставилась на профиль Кристиана, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, переваривая то, что Кристиан сказал.

Девушка, которая преследовала этот дом, преследовала Кристиана.

Она умерла здесь. В доме Кристиана. Она умерла насильственной смертью.

Теперь я поняла, почему Софи стоит здесь и наблюдает.

По крайней мере, у Лоренцо осталось достаточно порядочности, чтобы стыдиться. Как будто этого достаточно.

Он по собственной воле поднял руку и положил ее плашмя на стол. Она слегка дрожала. Феликс удерживал ее.

Мой взгляд метнулся влево, к Софии, стоящей рядом со мной, статной, с пустым, бесчувственным выражением лица. Я гадала, где же Винсенций. То ли он отказался присутствовать из любви к своему сыну, то ли из стыда.

— Да будет так, — пробормотал Кристиан.

Затем поднял мачете.

Глава 13

После того, как Кристиан отрезал мужчине руку, он приготовил мне ужин.

Он. Приготовил. Мне. Ужин.

Теми же руками, которые использовал для совершения самого ужасного вида насилия, которое я когда-либо видела в реальной жизни.

Лезвие было достаточно острым, чтобы одним ударом перерубить кость.

Лоренцо не кричал.

Большинство людей закричали, если бы им отрезали конечность без какой-либо анестезии.

Но почему-то Лоренцо этого не сделал. Он издал гортанный стон из глубины горла, его глаза выпучились, а лицо исказилось в агонии. Но не кричал.

София рядом со мной едва моргнула.

Я уставилась на кровь, заливающую стол. Протянутая рука Лоренцо безвольно лежала на столе. Кто-то бросился вперед со жгутом, перевязывая рану.

Это меня тоже удивило. Но опять же, он бы истек кровью и умер без медицинской помощи, а это не смертный приговор.

Я наблюдала за всем этим ужасным событием без какой-либо реакции. Я не очень брезглива, но думала, что у меня будет какая-то физическая реакция, если увижу, как кому-то отрезают руку. Но не отрывал взгляда от каждого движения Кристиана, наблюдала за ним с восхищением, понимая, что моя реакция повлияет на мнение окружающих. Я не стану жертвой. И не стану каким-то трофеем. Если Кристиан хочет королеву, то он ее получит.

Настоящую гребаную королеву.

Не знаю, почему я это сделала.

Толпа расступилась передо мной, я вышла вперед, обняла Кристиана за шею и поцеловала его. Он жадно поцеловал меня в ответ, пока за Лоренцо ухаживали всего в нескольких футах от нас. У меня на лице отпечаталась кровь.

И мне было все равно.

Толпа простояла недолго. Лоренцо отвезли куда-то, чтобы с ним должным образом обращались. «Дядя», лицо которого было как гром среди ясного неба, помогал им. София испарилась. Появились люди, которые должны были заняться уборкой.

Потом мы пошли прямо на кухню. И Кристиан начал готовить.

У меня не должно быть никакого аппетита. Меня должно было тошнить, когда я сидела на барном стуле, потягивая водку и наблюдая, как он нарезает овощи большим ножом.

Но я проголодалась.

И съела все, что он приготовил. И это было чертовски вкусно.

Все это было в тишине, которая должна была бы быть неудобной. Но я наслаждалась этим. Звуки на кухне, шипение сковороды, звон столового серебра о тарелки.

Сегодняшний день был, мягко говоря, ошеломляющим. Но я не чувствовала себя подавленной. Или травмированной. Я чувствовала себя удивительно спокойной.

Конечно, пока Кристиан не заговорил. Ему не нравилось, что я спокойна.

— Сегодняшний день пробудил в тебе воспоминания, — сказал Кристиан, когда мы сидели за обеденным столом, потягивая остатки вина.

Я прищурила глаза.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа он встал и подошел ко мне, отодвигая мой стул назад, и положил руку мне на бедра, двигаясь вверх.

Мое дыхание участилось. Это не нормально — жаждать, чтобы Кристиан прикасался ко мне после того, как я увидела, на что он способен.

И все же я уже была мокрой.

— Когда тебя трахнули в первый раз, это, возможно, не было изнасилованием, но вряд ли было по обоюдному согласию, — рукой он провел по внутренней стороне моего бедра.

Я прищурилась, глядя на него, но не сопротивлялась его рукам.

— Я знала, чего хотела.