Урфин Джюс - Зарисовки.Сборник
Допрыгался.
Спину обожгло мелким щебнем от рывка за бёдра. Рука невольно ухватила твёрдый камень, соскользнула, обдирая ногти. Пронзило горящим взглядом и предчувствием боли от ткнувшегося между ягодиц члена. Предвкушение хищно прошлось по нервам. Макар замер, словно внезапно передумал. Алекс медленно выдохнул. Расслабился. Кивнул ему, нетерпеливо дёрнул за шлицу спущенных джинсов.
– Псих, – прошептал Макар и нервно облизнул губы. – По свежаку...
– Блять, Мак, давай, – зло зашипел Алекс. – Всё равно уже.
И Макар дал. Дал по нервным окончаньям пряной непереносимой смесью, сжигающей и рвущей на части. Выталкивая рычащие крики, густо сплетённые с болезненными стонами. Обдирая спину и нутро сумасшедшими рывками. Диким первобытным темпом, от которого заходилось сердце и захлёбывались лёгкие. Алекс вцепился в безрукавку Макара. Потянул, превращая в бесформенную, режущую пальцы тряпку. Выгнулся навстречу небу. Бледнеющие звёзды запрыгали по переливчатой органзе. Заострившееся по-звериному лицо Макара расталкивало их, рассыпая искры. И ухнуло в пульсирующую глубину оргазма. На грани сознания скользнула боль от сжимающих бёдра рук. Мир качнулся ещё несколько раз, докручивая до основания маленькую блаженную смерть. До отупляющего ничто, в котором можно только падать, вращаясь в пустоте отпущенной спирали.
Полотно неба острым ножом вспарывает наступившее утро. Кровавая дорожка рассвета процарапывает горизонт. Макар, вытянувшись на краю обрыва, прижимает к себе Алекса, поглаживая обнаженную спину своего личного джокера, покачивается в эфемерном пространстве полусна. Рассветная полоса ширится, раскрывается кровавым заревом, собираясь разродиться новым днем. Макар смотрит в переполненное красками небо и улыбается.
– Так хочется кофе… – голос Алекса совсем сел, и шершавые ноты, цепляя сердце Макара, вскрывают его, выпуская потоком закупоренную там нежность.
Алекс тяжело встает, пару раз охнув. Демонстративно потирает поясницу, морщится, стонет. Напоказ! Весь!
Макар улыбается.
– Как ты? – прерывает Алекс сольный номер, заглядывая в глаза Макара. Цепко всматривается в знакомые черты. Безмятежный лоб, пропавший залом межбровной морщинки, изогнутые мягкой улыбкой губы. Наконец-то не напряженную линию плеч. Не сжатые в кулак руки.
– Хорошо.
– Отлично! – воскликнул Алекс с подозрительным воодушевлением и раскинул руки, ловя первые лучи солнца растопыренными пальцами. – Через неделю открывается новый клуб. Я хочу сходить.
Макар вздохнул и прикрыл глаза. Услышал, как Алекс хмыкнул. Почувствовал, как он лёг рядом и прижался к боку, щекочет ухо дыханием:
– Бильярдный клуб. Ты когда в последний раз играл? Спорим, я тебя сделаю?
Зимняя сказка (зазеркалье)
Проверяю эргономику рабочего места, то бишь выясняю, как далеко можно отъехать на стуле, если хорошенько оттолкнуться от стола. Заезд заканчивается предсказуемо – зацепившись за хаотично раскиданные провода, я со стула наворачиваюсь.
– Привет, Шумахер.
Подымаю очи и созерцаю две ноги, плавно перетекающие в юбку и заканчивающиеся хорошим таким бюстом.
– Обычно я не такой придурок, – сообщаю я бюсту, сгребая свои останки с пола. Попутно цепляю очередной провод и роняю на пол телефон. – Обычно все гораздо хуже, – доверительно жалуюсь я блонди.
– Катя, – протягивает мне блонди руку помощи.
– Отчего люди не летают как птицы? – на автомате вопрошаю я.
– Пациент скорее жив, чем мертв, – резюмирует Катерина мою попытку вспомнить классиков. – Чем же тебя лечить?
– Лучше умру, чем пить касторку, – тяну дурашливым «буратиновским» голосом.
– Мальчик начитан, однако, или это от удара из него фигня сыпется? – вопрошает Катерина у небес.
– Ты какая-то подозрительная блондинка, – сообщаю я ей. – Разрыв шаблона.
– Не переживай, обычно я хорошо маскируюсь. Сейчас просто растерялась.
– А зачем такие шпионские страсти?
– Скорее курс молодого бойца. Я секретарем у ваших соседей работаю.
– И кто у нас соседи?
– Охранная фирма «Цербер».
– Солидно и уже страшно, – проникаюсь я древне-греческим пафосом. – Макс.
– Будешь кофе, Макс?
– Макс, я на диете.
– Кать, это не шоколад, это борзой щенок.
– Что надо-то?
– Кать, можно я тебя пообнимаю минут пять в курилке?
– В принципе можно, но чревато. "Церберы" наши волноваться будут. А тебе зачем?
– А я аккуратно. Понимаешь, тут такое дело… Ну, в общем, признаваться в отсутствии симпатии гораздо сложнее, чем в ее наличии, оказывается.
– Так ты меня в качестве ширмы арендовать, что ли, надумал?
– Каааать… Очень надо.
– А шоколад какой?
Стоим, изображаем пылкую страсть. Вернее, Катерина изображает, а я не могу сообразить, куда деть руки, так чтобы и прилично, и понятно, что не о погоде беседуем.
– Макс, ты чего такой деревянный?
Чего-чего… Опыт у меня минимальный в этом деле. Нулевой, можно сказать. Не привык я ощупывать мягкие женские формы. Но не признаваться же в своем благородном окрасе… В итоге, помаявшись с постановкой, Катерина придавливает меня грудью к стене и водружает мои руки на свою талию, шипя:
– Смотришь мне в глаза, улыбаешься и делаешь вид, что тебе зашибись как все это нравится.
Пытаюсь соответствовать задумке «режиссера». Наша секретарша, презрительно окатив Катерину высокомерным взглядом, разворачивается на пороге. Все, сцена отыграна, актеры курят.
– Странный ты, Макс. А тебе кто из наших бойцов больше нравится? – без перехода подстегивает меня Катюша.
Я от неожиданности давлюсь дымом и честно-честно смотрю в ее глаза. Мол, как ты можешь такое про меня?..
– Ну? – не сдается Катерина.
– Кать, я тебе говорил, блондинка из тебя непутевая?
– Нифигааа, мои так уверены, что я куколка, "глазки-сиськи-ножки".
– И куда только смотрят? – философски вопрошаю я.
– В декольте. А вот ты ни разу не покосился. Обидно даже немного.
– Хочешь, посмотрю?– фыркаю в ответ.
Не люблю Новый год. За неоправданные ожидания, за неслучившуюся сказку, за лихорадку праздника, которая, уходя, оставляет опустошенность, покрытую мишурой и конфетти, и оттого еще более звенящую. За то самое одиночество в толпе. Не люблю, поэтому пытаюсь спрятать себя в незначительных делах и украсить все доступное пространство хоть какой-то иллюзией чуда. Вырезаю ажурное крыло серебряной птицы, что будут легкой стайкой парить под потолком и мягко скользить от малейшего сквозняка. То ли птицы, то ли снежинки…
