Божья коровка (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович
– Служу Советскому Союзу! – отрапортовал Борис, повернувшись к залу.
– Сказать что-нибудь хочешь? – спросил Матросов.
– Спасибо партии и правительству за высокие награды.
– И все?
– Меня переполняют чувства, но их трудно выразить словами, – сказал Борис, нисколько не соврав. Он и в самом деле дико волновался. – Позвольте я спою – вместе с Щербаченей? Мы сочинили песню про защитников Даманского.
– Вот как? – удивился генерал. – Так ты еще певец?
– Он хорошо поет, – встал начальник госпиталя. – И песня замечательная. Я слышал.
– Хорошо, – кивнул Матросов. – Что вам нужно?
– Стул и гитара.
– Я принесу, – вскочила Вера и тут же убежала.
– Пока не принесли, добавлю кое-что, – продолжил генерал. – Коровка отличился и в бою 15 марта. Благодаря его умелым действиям, разведывательная группа, высланная к острову, сумела выполнить сложнейшее задание командования. Тогда старшина и получил свое ранение. Военным советом Тихокеанского пограничного округа представлен к высокой награде. Мы это поддержали. Решать будет Президиум Верховного Совета СССР, но я уверен, что этот орден у Коровки не последний, – Матросов указал на награду на груди Бориса. – Об одном жалею. Последствия тяжелых ран, как мне сказали, не позволяют старшине продолжить службу. Иначе получил бы предложение поступить в военное училище. Отличный был бы офицер!
Тем временем вернулась запыхавшаяся Вера с гитарой и со стулом. Отнеся их на сцену, вернулась в зал и помогла взобраться по ступенькам Щербачене. Тем временем Матросов с адъютантом заняли места на первом ряду. Сергей взял гитару и пробежался пальцами по струнам. По его лицу было видно, что волнуется.
– Все будет хорошо, – шепнул ему Борис и вышел к краю сцены. Петь изначально он не собирался, но его задрало, что никто не упомянул о погибших пограничниках. Газеты о них тоже не писали, заметив скупо, что потери были и у советской стороны. А ведь сколько ребят сложили головы! Церемонию награждения следовало начать с минуты молчания, но никто об этом даже не подумал. – Пограничникам и мотострелкам, павшим в боях на острове Даманском посвящается, – объявил Борис и кивнул Сергею.
Тот взял аккорд, и Борис начал:
– Встанем…
Первый куплет он пропел негромко, затем начал повышать голос. В исходном тексте он заменил строчку с Господом – здесь этого не поняли бы и не приняли бы.
– Встанем.
Пока с нами рядом герои и Родина с нами.
Мы скажем спасибо за то, что победу нам дали.
За тех, кто нашел свое небо и больше не с нами
Встанем…
Первыми встали пограничники во втором ряду. Затем будто волна пробежала по залу – люди поднимались со своих мест и замирали. В первом ряду услыхали позади шум и стали оглядываться. Встал генерал Матросов, за ним – другие генералы и офицеры, последними поднялись руководители края. А Борис пел. Странное, никогда ранее не испытанное чувство, овладело им. Он управлял этими людьми, и все – в том числе генералы и партийные руководители подчинялись ему. Это было восхитительно, и он запел во всю мощь голоса. Даром это не прошло. В груди остро кольнуло – дало знать себя поврежденное осколком легкое, и песню он завершил гораздо тише. Но так вышло даже лучше – он будто стоял у могилы павших.
Когда он смолк, в зале несколько мгновений стояла тишина, а затем аудитория взорвалась аплодисментами. Хлопали бурно, колотили в ладони с размаху. Борис и вставший со стула Сергей, поклонились, но аплодисменты не стихли. Хлопали им долго, наконец, овация стала затихать. Борис взял под руку Сергея, и они спустились в зал. К ним подошли генералы и офицеры.
– Спасибо вам, сынки, – сказал незнакомый Борису армейский генерал-полковник[102]. – Замечательно спели. И отдельно за то, что мотострелков не забыли. Они тоже храбро бились на Даманском и клали свои головы за Родину.
Он пожал им руки. Тоже сделали другие генералы и офицеры. Затем к ним подошли друзья-пограничники. Тоже жали руки, хлопали по плечам – словом, выражали чувства как могли. Борис пребывал в состоянии эйфории. Какую замечательную песню написал Ярослав Дронов, он же Шаман! «А ведь я ее украл, – мелькнула мысль. – Но так нужно, – успокоил он себя. – Ведь не ради денег пел – в память о парнях. Даст Бог, СССР не распадется, не случится этой проклятой войны на Украине, и Ярослав станет сочинять песни исключительно о любви. У него выйдет замечательно…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Награждение и последующее выступление Бориса и Сергея привело к неожиданным последствиям. Во-первых, в госпиталь пришел корреспондент главной хабаровской газеты «Тихоокеанская звезда», который побеседовал с друзьями. Итогом стал очерк «Герои Даманского», опубликованный официальным органом краевых властей. После этого Бориса и Сергея завалили приглашениями. Их звали выступить перед трудовыми коллективами заводов, приглашали в институты, школы, техникумы. Откликнуться на все эти приглашения было физически невозможно, да и врачи возражали, но кое-где друзья все же побывали. Первым делом – на авиационном заводе в Комсомольске-на-Амуре. Поездка далась нелегко: город находился в 400 километрах от Хабаровска. Для еще не окрепших пограничников – расстояние. Предприятие прислало за ними «Волгу», та везла их почти шесть часов. Переночевали в гостинице, в обеденный перерыв следующего дня выступили перед коллективом (здесь снова пели), в госпиталь вернулись затемно. Усталые, но довольные. В Комсомольске-на-Амуре их разве что на руках не носили. Им говорили теплые слова, с ними фотографировались, обоим на память вручили часы с дарственной гравировкой. Никогда ранее – ни в прошлой жизни, ни в нынешней Борис не ощущал ничего подобного. В свою очередь они поблагодарили партийную и комсомольскую организации завода за помощь раненому пограничнику, и Борис видел, как радостно светились лица заводчан после этих их слов. Удивительная страна!
Побывали они и на предприятиях Хабаровска, выступили перед школьниками и студентами. И везде – восторженные лица, обожание в девичьих глазах. Сергей в этом внимании просто купался. Девушки слали им письма в госпиталь, вкладывая в конверты свои фотокарточки. По прочтению Борис складывал их в тумбочку. Веру это приводило в неистовство. Сцены ревности она не закатывала, но дулась постоянно. Бориса это напрягало, и он решил побеседовать с девушкой. Улучив удобный момент, отловил ее в коридоре.
– Давай поговорим, – предложил санитарке.
– О чем? – насупилась девушка.
– О нашем будущем.
– Нашем? – зацепилась она за главное с ее точки зрения слово.
– Именно, – подтвердил Борис. – Идем в Ленинскую комнату.
И они отправились туда. Комната к его удовольствию пустовала – ее и раньше не слишком-то посещали, но, бывало, пациенты приходили полистать газетные подшивки. В этот раз их не оказалось.
– Ты куда собираешься поступать? – спросил Борис, когда они разместились на стульях.
– Во второй медицинский в Москве, – сообщила девушка.
– Почему не в первый? – поинтересовался он проформы ради. Ему было все равно.
– Отец посоветовал, – сказала Вера. – Говорит, что второй для женщины лучше. Хочу стать педиатром.
– Я собираюсь поступать в Московский государственный художественный институт имени Сурикова, – просветил Борис. – На факультет графики.
– А я думала – в Гнесинку, – подняла брови Вера.
– Что мне там делать? – в свою очередь удивился Борис.
– Ты замечательно поешь. Голос сильный и приятный. У меня прямо дрожь по телу.
– Тоже мне нашла солиста, – улыбнулся он. – Даже нотной грамоты не знает. Не хочу учиться музыке – это не мое. А вот рисовать люблю. Потому – художественный институт подходит.
– Там же конкурс, наверное, сумасшедший, – покачала головой Вера. – Как во все творческие вузы.
– Я Герой Советского Союза, – улыбнулся Борис. – Меня примут без экзаменов, кроме творческого конкурса, разумеется. Но надеюсь, что его преодолею. Ты мои рисунки видела.