Грязная буйная штучка (СИ) - Калитина София
– Ну да, – осторожно отвечаю я. – Именно так она и объяснила.
– Прямо, как ты, когда не хотела говорить нам о телешоу, пока это не стало реальной возможностью?
Я понимаю, куда она клонит, но тут все равно не складывается:
– Лера, эта ситуация – полный бардак. Конечно, я сразу же должна была вам все рассказать, ведь вы мои подруги. Но Полине следовало посоветоваться в этом вопросе, от этого зависит вся моя гребаная жизнь. Это не одно и то же.
Некоторое время она смотрит на воду.
– Да, я понимаю.
Мне больше нечего добавить.
– Пошли, блять, выпьем пива. Я тебе расскажу все подробности про шоу.
Лера кивает, встает и идет за мной в сторону моего грузовика.
– А ты счастлива здесь без нее? – спрашивает она. – Ты довольна, что каждый вечер возвращаешься в пустой дом?
Невесело усмехнувшись, я отвечаю:
– Не особо.
– Ты, конечно, думаешь, что она настоящая засранка, которая пыталась разрушить весь твой бизнес. Вот же сучка.
– Господи, Лер, она ничего такого не хотела, – инстинктивно защищая ее, отвечаю я. – Возможно, она просто искала способ, чтобы мы были вме…
Я останавливаюсь, оглядываюсь и вижу широченную самодовольную ухмылку Леры.
Со стоном я говорю:
– Да пошла ты на хуй, чертова австралийка.
========== Полина ==========
Во вторник я просыпаюсь и сразу же понимаю, что у меня начались месячные, которые сразу же принесли как облегчение, так и злость на Настю, что она просто запрыгнула в свой грузовик и свалила на север, так и не разобравшись в наших отношениях.
Одно из качеств, которое мне нравилось в Насте, – что она очень простая и готова на все ради семьи, работы или друзей. Похоже, это не относилось к девушке, на которой она была жената двенадцать часов часов и влюблена в течение дня.
Но тут же вспоминаю, почему мне это в ней так нравилось – потому что именно так воспитывали и меня. Заботиться о других. Не пугаться ответственности. Решать проблемы. И, как говорил мой папа бесчисленное количество раз, «беспокойство – это еще не подготовка».
Поэтому на рассвете я еду к родителям проверить, убедиться или, по словам папы, стать навязчивой мухой.
Папа уже встал, но толком не проснулся и ел хлопья, глядя в окно, поэтому я взбегаю по лестнице и забираюсь к маме в постель. Я не хочу посвящать ее в свои проблемы, зная, через что она каждый день проходит, но она все же мама, которая нуждается в крепких объятиях.
У нее еще не выпадали волосы, но я уже оплакивала их. Я унаследовала папину оливковую кожу, но мои рыжие волосы были от мамы, и сейчас они были рассыпаны по всей подушке, такие же длинные и густые, как я помню с детства. Ее волосы были ее главным достоинством на пике ее карьеры. Однажды она даже снималась в рекламе шампуня, и я любила ее дразнить, ведь они были очень блестящие и пышные.
– Доброе утро, Тюльпанчик, – спросонья бормочет она.
– Привет, Пантин.
Она хихикает и утыкается лицом в подушку.
– Ты никогда от меня не отстанешь с этим, да?
– Ага.
– Гонораром от этой рекламы мы оплатили…
– Папины камеры, которые он использовал при сьемке «В западне», – заканчиваю я за нее. – Это помогло ему заключить контракт с «Юниверсал» для «Виллоу Раш», за который он получил Оскар.
Это правда. Мамина работа оплачивала папину, именно так мы и двигались вперед, и каждый этим гордился, не смотря на то, что мой папочка самый гордый мужчина на земле. Мама была из богатой семьи в Пасадене. А папа сын матери-одиночки. Но его никогда не заботило, что его карьера пошла в гору, благодаря имени и связи с Марины Елизаровой. После того как любовь всей его жизни стала его женой, для папы имели значение только три вещи: что мама взяла его фамилию, как сделать ее счастливой и чем бы им двоим заниматься в жизни.
– И почему девушки такие идиотки? – спрашиваю я.
Она смеется.
– Ни разу не слышала, чтобы ты расстраивалась из-за девушки. Я уже начала было волноваться.
– Волноваться, что я интересуюсь мальчиками?
– Нет, – смеясь еще громче, отвечает она. – Это было бы еще полбеды. Я переживала, что ты стала хладнокровной пожирательницей женщин.
– Делаю, как папа, – зарываясь лицом ей в волосы, объясняю я. Не смотря на обычные шампунь и крем для лица, сейчас она пахнет по-другому – не плохо, а просто иначе – это результат химиотерапии и других процессов, происходящих с ее телом. Не то чтобы я думала об этом каждый час, но иногда это обрушивается, как снег на голову, и я понимаю, что мама больна, и мой мир теперь не такой, каким был два месяца назад. – Просто раньше я никого не воспринимала всерьез.
– Ты имеешь в виду, пока не появилась Настя?
– Ага.
Она поворачивается ко мне лицом.
– Что случилось?
Я рассказываю ей – без подробностей – как мы встретились, как мне нужно было отвлечься, и как она меня слишком отвлекла. Рассказываю о настоящих чувствах, о наших признаниях в любви. Она уже знала о возможной сделке с Сальваторе, но не знала о последствиях.
– Милая, – говорит она и кладет свою теплую руку мне на щеку. – Ты всегда поступаешь по велению сердца. Но партнерство начинается в самом начале. Я снималась в рекламе, чтобы помочь папе, но это решение мы приняли вместе.
– Я понимаю, почему Настя расстроилась, и я её не виню, – отвечаю я. – Но вот чего я до сих пор не понимаю – это почему она не могла уступить и понять, что это хорошая идея, или хотя бы обсудить ее со мной. Я же не подписывала контракт в Сэлом. Он всего лишь заинтересовался. А Настя просто взяла и отказалась.
– А как, думаешь, поступил бы папа, если бы я пришла после отснятой рекламы Pantene и отдала ему чек со словами: «иди покупай свои камеры, милый»?
Застонав, я зарываюсь лицом в подушку.
– Черт возьми.
– По какому поводу выражаемся? – интересуется папа в дверях, отпивая кофе из кружки.
– Твоя дочь учится строить отношения, – отвечает мама.
Он фыркает.
– Наконец-то.
– Вы, двое, уже закончили со всей этой ерундой? – вставая с кровати, спрашиваю. – Я очень занята и нужно еще сделать кучу важных дел.
– Ты сегодня работаешь? – кричит папа, пока я спускаюсь по лестнице. По его тону можно понять, он думает, что нет.
Я останавливаюсь на третьей ступеньке и, пока папа не видит, в спину посылаю ему убийственный взгляд.
– Нет! – отвечаю я.
– Позвони Насте! – кричит папа. – Она мне нравится!
***
Проблема в том, что я не хочу звонить Насте. Хочу поехать в Канаду, врезать ей по лицу и уехать домой. Она ведет себя, как большой ребенок, и то, как она уехала из города, лишь доказывает, какая она задница. Руки чешутся отправить ей по почте посылку с пластмассовым палтусом, последним фильмом Сальваторе на DVD и упаковкой тампонов.
Я официально оставила свою стажировку в NBC, и, клянусь, кажется, никто даже не заметил, что я ушла. А если и заметят, будут говорить «Дитя Голливуда не способна даже к работе в офисе». Сальваторе арендовал для меня офис в его здании в Del Mar, и я ему пообещала, что я буду самой лучшей офисной девочкой из тех, кто у него был. Он посмеялся и сказал, что это здорово, но вот только я бывать с ним в Лос-Анджелесе как минимум три раза в неделю, поэтому с подобными обязанностями будет справляться кто-то другой.
Эта новость была, как гром среди ясного неба: он не только взял меня на работу, но еще и в качестве своего ассистента. В NBC меня знали, как подающую кофе девочку, а теперь я деловая женщина, правая рука одного из главных продюсеров Голливуда. Но папа даже глазом не повел, когда я ему об этом сообщила.
– Я знал, что это всего лишь вопрос времени, – сказал он мне и подарил улыбку, от которой я почувствовала себя самой яркой и красивой звездой на небосклоне.
Но даже с началом работы, недели, полной телефонных переговоров, налаживанию контактов, выбору мебели в офис… все это время без Насти было очень странным. Я уже готова была тысячу раз ей позвонить и рассказать, как прошел день, или поделиться своими впечатлениями от работы с Сэлом.
