Зверь. В плену его желаний - Вера Шторм
— Андрей, — взволнованный голос Ангелины раздается где-то вблизи. — Брат, ей нельзя нервничать. Потом поговорите. Пойдем.
Каждое слово говорит спокойно, но я чувствую ту боль, которую она испытывает. Она лучше меня понимает, какая буря творится сейчас у меня внутри. Она тоже когда-то потеряла малыша... От любимого!
— Я не могу ее тут оставить, — отвечает Андрей севшим голосом. — Не хочу.
— Я понимаю. Но это для ее же блага. Успокоится, и вы обязательно поговорите.
Если бы... Больше не хочу его видеть. Никогда! Не прощу! Пусть выметается к черту!
Андрей
Она меня выгоняет. Видеть не хочет. Сердце колотится внутри. Разрывается на части. Хочется уткнуться носом в ее макушку и вдохнуть аромат, но она даже руку выдергивает. Неприятны стали мои прикосновения. Ведь она права. Все из-за меня...
— Андрей, — сестра буквально шепчет, но я не могу оторвать глаз от Вероники, от моей девочки.
Лицо опухшее. Тем более правая сторона — сильно ударилась. На лбу огромный синяк. Губы от сухости потрескались.
— Ник, я...
— Уходи, — перебивает. Отворачивается.
Сжимаю челюсти так, что зубы начинают болеть. Сука! Убью того, кто так поступил с моей девочкой. Убью!
— Дамир, — зову брата, как только покидаю палату Вероники. — Сообщи мне хоть что-то хорошее.
— Он у нас, — говорит, а потом переводит взгляд на жену. — Мариб вышел на след, а Амиль уже выкрутил руки. То есть я здесь ни при чем, Лин, — обращается к моей сестре. — Не смотри на меня так.
— Да, ага. Ты белый и пушистый у меня, — цокает языком. — И почему ты тут стоишь, Андрей? Голову ему открути!
Не только меня удивляют слова сестры, так еще и Дамир кашляет несколько раз, не веря в услышанное.
— Чего? Я ее прекрасно понимаю! Она малыша потеряла, как и я... — отводит взгляд, продолжает дрогнувшим голосом. — Очень больно, когда от тебя отрывают твою же частичку.
Через некоторое время оказываюсь по тому адресу, который мне скинул Амиль. Подвал. Темно и сыро. Голова болит так, что глаза открыть получается с трудом. Я уже знаю, чьи там люди. Знаю, как Веронику сбила машина. Все видел на видео, отправленном Марибом.
— Они? — единственное, что спрашиваю.
— Тот сбил, — кивает на первого Мариб. — А тот...
— Достаточно, — обрываю, набрасываясь на них.
Не знаю, сколько продолжается моя попытка хоть как-то отомстить, но прихожу в себя, когда чуть ли не задыхаюсь от ярости. Первый без сил лежит на бетоне в углу помещения, а второй все еще карабкается.
— Будешь говорить? — вцепившись в горло огромного головореза, сжимаю так, что у него глаза превращаются в два блюдца. — Я тебя спрашиваю!
— Отпусти его, Андрей, — слышу за спиной голос Мариба. — Еще как будет говорить.
Швыряет на пол снимки. Штук десять. Девушка с ребенком на руках. Лет четырех. Темненький мальчик.
— Нет, — скотина орет как ненормальный. Откуда Мариб это откопал? Ведь никакой инфы про этих тварей нигде не было, как сказал Амиль! — Не смейте их трогать!
Мы не такие кретины, чтобы женщин и детей трогать. Но вот как-то нужно разговорить его!
— Что? Твой сын, да? А ведь у меня тоже должен был родиться ребенок! Но ты сбил мою женщину! И знаешь, что случилось дальше?
Рычу от злости, бью кулаком ему в челюсть. Сукин сын! Его лицо в крови, но все равно мне от этого не становится легче. От слова совсем!
— Я... Не знал, что она бе...
— Иначе не сбил бы? — еще один удар. — Все расскажешь! Абсолютно все, иначе я прикончу не только тебя, но и тех... Тех, кто на фотографии. Поверь, меня не просто так Зверем зовут.
— Я все расскажу, — хрипит. — Все расскажу, но не трогайте их.
Глава 27
Вероника
Голова снова раскалывается. Черт знает, сколько времени я лежу в этой больнице, понятия не имея, когда меня наконец выпишут.
Больно...
Больно от всего. А главное — от того, что за эти дни я приходила в себя от силы пару раз, но не увидела Андрея. Вот так. Не нужна я ему. Была бы нужна, не оставил бы меня ни на минуту.
На глаза наворачиваются слезы. Даже Ангелина... И она меня не навестила.
Может, все-таки я ошибаюсь? Может, приходили, но я спала? Черт знает. Но очевидно одно: Андрей меня уж точно вычеркнул. Ну зачем я ему? Семью хочет он и детей. Я же больше никогда не смогу стать матерью. Так сказал врач маме, когда я была без сознания. Точнее, я была в себе и все слышала, но они об этом не знают.
Дверь открывается, и в палату заходит женщина в белом халате. Среднего возраста. Смотрит на меня, затем удовлетворенно кивает.
— Попытайся встать. Не бойся, больно не будет, — говорит она, слегка улыбаясь.
За ее спиной замечаю маму. Она что, постоянно тут находится? Рядом со мной? С чего бы? А как же любимый единственный муж?
Я сглатываю ком в горле, но не решаюсь сдвинуться. Голова не моя, даже глаза с огромным трудом открываю. А внизу живота невыносимо ноет.
— Вероника, ну ты чего, деточка? Ты встать должна, моя хорошая. Давай же. Я помогу тебе, — мама подходит ко мне и поправляет подушку под моей головой. Обняв за плечи, помогает сесть. — Вот видишь. Если захочешь, то сможешь это сделать, родная.
Наверное, она права. Но я сейчас ничего не хочу, кроме как отвернуться от всего мира и никого не видеть. Не слышать.
Не понимаю, что со мной происходит, но желания жить не осталось... Как-то пусто себя чувствую. Внутри ничего нет. Абсолютно! Вспоминаю прошлые дни. То, как мы были счастливы. Какими влюбленными глазами смотрели друг на друга. Сравниваю со своим состоянием на данный момент и понимаю, что ничего внутри не щелкает. Даже слез нет. Вроде бы и сжаться в комок хочется, спрятаться ото всех, провалиться в темноту и никого не видеть, но в то же время... Боже, у меня что, все чувства внутри умерли?
— Доктор, — зову ее тихо, — когда вы меня выпишете? Я домой хочу.
Домой хочу, но понятия не имею, о каком
