Архитектура 2.0 (СИ) - "White_Light_"
— Словно тысячу лет с тобой вместе и две тысячи тебя не видела, соскучилась страшно, — шелком стелется голос по оголенным желанием нервам, по обнаженным плечам.
«Не торопиться» — советует разум, остающийся обжигающе холодным даже когда кровь в жилах вскипает термоядерной реакцией, грозит смертельной тоской, если сию секунду не введешь в свое сознание противоядие.
«Тщетно, — издеваясь, хохочет сумасшествие страсти, затапливает обеих не таких уж и невинных дев раскаленной, тягуче-сладкой волной вседозволенности. — Развлекайтесь. Не оглядывайтесь. Вас уже не спасти».
«Нас уже не догнать» — дыхание вкупе со стонами наполняет пространство, лишь относительно имеющее очертания стен, дивана, чего-то иного, неназванного, где Рита и Ольга теряют последние ограничения, растворяясь друг в друге, меняясь телами, возвращаясь обратно для того лишь, чтобы с головой нырнуть в новый полет.
— Она из породы красивых пернатых зверей, — цитирует вечер Ольгину память. Закат, шагая по этажам вверх, в сторону неба фривольно задерживается в расширенных негой Ритиных зрачках, в ленивых Ольгиных движениях.
— Что ты там говорила о глупостях? — пропуская волной закат сквозь себя, Ольга довольно потягивается, Рита нехотя поднимается следом, квартира медленно принимает стандартные, утвержденные СНИПом, очертания.
«Кто там что говорил о шестом измерении? — томно ухмыляется внутренний голос. — Не там ищете его, товарищи» — оглядываясь, Рита еще помнит иную географию этой комнаты, открывавшуюся ей из своего магического параллельного мира всего несколько минут назад и всего на эти самые несколько минут.
— К черту столы, — девушки устраиваются в стихийно сложенном из покрывал и одеял гнезде на полу. Широкий поднос служит столом, на нем стоят два хрустальных «тюльпана» на длинной ножке, столовые приборы и вовсе не требуются, ибо, как гласит легенда — руками вкуснее.
Последнее, конечно же, шутка, такая же фривольная, как вечер и закат вместе взятые.
Белое вино успело остыть — бокал слегка запотевает, по языку струится живая, свежая влага, имеющая вкус пряного, прокаленного летним солнцем, разнотравья, морского бриза, ветра древней Сицилии, где полумифические этруски выводили закон взаимосвязи формы и ее наполнения, который осуществлялся через структуру места, человека, времени и даже усилия природных явлений — «и высокая их геометрия — наука не просто о формах, но и о наполнении этих структур».
Рассмеявшись своим мыслям, Рита отставляет бокал, пробует сырное произведение искусства от неизвестного гастронома.
— Вкусно же как! — озвучивает Ритин восторг слегка охрипший после полетов и холодного вина Ольгин голос. — Кто-то явно в ударе сегодня был.
Не видя причин не согласиться, Рита легко кивает, ложится на бок, подперев голову рукой, согнутой в локте.
— Идеально, — негромко произносит она, имея в виду и вечер, и сырные изыски, и каждый квант, пронизывающий сейчас пространство, возможно, существующее только в их с Ольгой воображении.
«Должно быть, мы художницы с ней и явно «в ударе» — с легкой грустинкой, непременно присутствующей даже в самом безоблачном дне, отмечает Рита. Она любуется вечером, его хрупкостью. Тем, как мимолетно и неслышно струится свет, обнимая их с Ольгой единым потоком, затем смешивается с океаном вечера, затопившим город за окном, превратившим его в легендарную Атлантиду, ибо кто сказал, что в ней с приходом вод кончилась жизнь? Может быть, атлантидцы, напротив, специально упрятали свое сокровище подальше от всех людских глаз, предварительно просто научившись дышать иначе.
— Философия меня сегодня уносит, — улыбается Рита. Хмельным, влюбленным взглядом глядит на Ольгу. Она совсем рядом, и в ее темных глазах предсказанием сгущается тень наступающей ночи.
— Что-то тебя все-таки грузит, — соглашается Кампински. — Горько признать, но это чувствуется. Расскажешь?
В глазах Ольги отражается едва заметная паутинка сожаления, пробежавшая по лицу Риты, легкая нервозность в привычном жесте, когда она на пальчик накручивает прядь волос и тут же бросает ее.
— Я себя странно чувствую, — наконец, негромко отвечает Рита. — Вино тут ни при чем. Я про нас… — она умолкает, беспомощно, словно уходя под воду, глядит на Ольгу. Ольга чуть вскидывает брови, тень её глаз окрашивается легким удивлением.
— Теперь мне вдвойне интересно, — голос уже не спрашивает «расскажешь ли?», но требует. Риту это явно нервирует. Она поднимается, садится по-турецки, берет бокал с пряной прохладой сицилийского утра, но не пьет.
— Не знаю, как начать, как сказать тебе, — голос звучит негромко, неуверенно.
Ольга опускает глаза. Эта неуверенность может одинаково значить всё что угодно. И то, что Рите не нравится сыр, и то, что она хочет расстаться, вернуться в свою прошлую, правильную жизнь.
— Я много думала, — новой волной приливает негромкий голос.
«Многообещающее начало» — эхом отзываются не самые оптимистические Ольгины мысли.
— Я никогда не жила так свободно, как сейчас, и похоже, у меня никогда не было отношений, — продолжает тем временем Рита. Собираясь с мыслями, она одновременно, видимо, собирается с силами, и ее голос крепнет, чего не скажешь об Ольгиной дальнейшей уверенности.
— Мама с папой, затем только мама, семья дяди Стефана, Золотаревы, — тихой песней журчит голос Риты. — Я всегда была иждивенкой. Может быть, не совсем верное слово, но суть именно та. Я ничего не зарабатывала, не рассчитывала, и как следствие — ничего не решала.
Замолчав, она смотрит на Ольгу, словно в глазах последней невидимая шпаргалка, с которой можно свериться.
Ольга молчит, медленно тянет вино, ждет.
— Я боюсь выглядеть глупо, — извиняясь выдыхает Рита беспомощную, виноватую улыбку, — я боюсь сейчас что-то такое сказать и испортить.
— Глупости ты уже все сказала, только что, — негромко перебивает Риту Ольга, — про боюсь и напортить. Теперь уже больше не страшно, так что давай, глубокий выдох, глоток и как на духу.
Её взгляд смешит Риту. Неуверенно улыбаясь, Рита прячет глаза, но не может в них спрятаться сама.
— Это касается наших с тобой отношений, — повторяет она уже звучавшую сегодня фразу, но на сей раз с продолжением. — Разве могут быть отношения, где один человек платит другому, а другой для первого должен сделать работу? Вернее, наверняка такое бывает, просто я не могу себя в этом представить.
— Тебе в новинку. Я поняла, — подтверждает Кампински. — И тебя что-то смущает? Как одно может мешать другому?
Рита пожимает плечами.
— Этого я не знаю. Я лишь говорю тебе о том, что сейчас чувствую.
— Ты хочешь прекратить наши встречи, пока не закончишь проект? — спрашивает Ольга. Рита отрицательно качает головой.
— Конечно нет. Пойми меня правильно. Я просто… немного из другой жизни. Где не бывает отношений на расстоянии. Где каждый вечер… — Рита опять качает головой и отмахивается. — Забудь.
— Нет, зачем, — подхватывает Ольга. — Я понимаю тебя. Когда-то я тоже считала именно так, пока не была вынуждена испробовать жить иначе. Теперь просто знаю два способа и второй более привычен.
Плотская удовлетворенность вкупе с ленивым хмелем развязывает правду, распускает язык, создает обманчивое чувство легкости, несмотря на удваивающуюся усталостью гравитацию.
— Тебя смущает, что я должна тебе платить? — Ольга решает перебрать все обрывки Ритиных фраз, раз уж та не решается говорить прямо и твердо.
