Марк Довлатов - Тысяча и одна ночь Майкла Дуридомова
– Ты что, сдурела?! Просто до свиданья сказал.
– Просто, говоришь?!
– Ну да.
– Да я видела, как она тебя щупала!
– Так она ж врач! Это ее работа! Пусти, больно!
– Работа?! А чего он у тебя торчит до сих пор?!
– Ну ты ж его… приласкала. Вот он и…
– Не ври мне! И вчера на Дашку торчал! Нет?!
– Белка, ну это у него работа такая! Я тут при чем?
– Ах ты, сукин кот! Работа у него! А мозги включить?
– Ну какие у него мозги, Белка? Нету.
– Так а я о чем?! Кобелино ты мухосранский!
– Ну Бельчонок, ну ты что, я ж только тебя люблю! Правда!
– Правда?!
– Ну что б я сдох!
– Ладно уж. Поживите еще пока. До следующего раза, – девушка отодвинулась, развернулась, дошла до диванчика, упала на него, подняла ногу на ногу и сложила руки на груди.
– Ну вот, наградила, называется. За подвиг.
– Я уже вас наградю! Вот приду домой, доберусь до сковородки – и награждю! По полной программе! Обоих!
– Ну Белка! Ну перестань.
– А мадам ты ее зачем назвал?!
– Не знаю. Вырвалось случайно. И ты так хочешь? Так ты ж не мадам – ты ма-де-му-а-зель. Буду так тебя звать.
– Ма? Му? Не, не хочу!
– Ну Бельчонок, ну не злись.
– Как это мне не злиться, если злость из меня так и бьет!
– Да я заметил, что бьет! А разобьет их, что ты потом будешь делать? Яичницу-болтанку? Омлет?
– Ну ты болтун такой у меня, Мишка!
– Какой такой.
– Любимый. Иди сюда. Посидим. Да не трогай меня! Просто обними. Нууу… не подлизывайся!
– Ладно. Не буду.
– Нет уж! Давай подлизывайся дальше! Я еще не совсем добрая.
Михаил обнял девушку за плечи, погладил носом по шее, куснул за мочку уха и двинул руку по ее бедру вверх, под халат.
– Ну Мишка! Хватит уже! А то Анна Сергевна заглянет, а мы тут…
– Да она поймет.
– Да уж, поймет. Кто бы сомневался! Стыдно же!
– Давай дверь закроем.
– Не, Мишка, ну нельзя. Я ж на работе.
– Ладно. Пойду тогда. До свиданья.
– Ну я тебе дам щас свиданье! Палучишь!
– Ну не злись, маленькая.
– Да я и не злюсь уже.
– Ты же знаешь, что мы только тебя любим.
– И он?
– И он. Точно тебе говорю.
– Точно?
– Стопудово.
– Ну идите тогда сюда, к двери. Быстренько. Пока нет никого.
Михаил встал, подошел к двери и прислонился к ней спиной.
– А ключ?
– Да я не буду ничего делать, губу не раскатывай. Поцелую его просто. Разочек. Хочешь?
– Ну я так хочу, Белка, что лопну сейчас! Ну давай. Ох и классно ты это делаешь! Еще. Еще немножко…
– Неет уж! Хватит с вас!
– Ну Белка!
– Сказала – нет! Идите домой, вы наказаны. И еды купите. Я вечером буду голодная.
– Да я и сейчас уже… съел бы тебя всю!
– А ты помучайся! От голода. До вечера.
– Ну вот, так всегда. Придешь домой и найдешь наш хладный труп. Два.
– Ничего! Я вас быстренько реанимирую! У меня это в прошлом семестре было! Я на пятерку сдала!
– Ну ладно. Дай губы. Мы ушли.
– Мишка! Это попа, а не губы! Пусти! Идите уже!
– Пока, Бельчонок.
– Пока.
Михаил спустился по ступенькам больницы, на ходу закурил и со вздохом выдохнул дым. Ну все. Пронесло. Почти. Отделался легким испугом. С угрозой членовредительства.
В маршрутке он достал телефон, воткнул в уши наушники и нашел старый французский сборник «Paris, Mon Amour». Вышел он на одну остановку раньше, зашел в универсам, нагреб в тележку разных фруктов, какие попались под руку, водрузил сверху ананас, взял самую большую коробку «ассорти» Липецкой кондитерской фабрики и торт с толстым слоем белого крема сверху. Гадко во рту как. Сладкого чего-то хочется. Дольче вита. Дома на кухне он разложил все по полочкам в холодильнике, покурил и решил сходить в душ. Устали мы что-то с тобой, Майкл, от этих приключений. Надо отдохнуть.
К пяти часам Михаил нагрел чайник, разложил фрукты на блюде, достал конфеты и поставил торт в центр стола. Белка пришла в полшестого.
– Прости меня, Бельчонок.
– За что опять?!
– Такая я скотина.
– Да я сама знаю! Говори уже!
– Лень напала ужасная и усталость. Будто я три дня на лошади скакал без остановок. Провалялся на диване – ничего на ужин не приготовил. Может, чаю попьем?
– А батон есть?
– Был, кажется. И масло есть.
– Ну и ладно. Я-то думала. Попьем чаю. С вареньем. Потом кино посмотрим. Наливай пока – я руки вымою.
– Ну давай. Я на кухне.
Михаил разлил чай по кружкам.
– Мииишка!
– Что, Бельчонок?
– Ну какой ты у меня хороший! Подлец, правда. Но хороший.
– Хочешь сладкого?
– Конечно! Как ты догадался? Наедимся щас!
– Ну садись, маленькая. Я тебя буду кормить.
Они валялись на диване и смотрели телевизор. Белка матляла туда-сюда ногами, согнутыми в коленях, и сквозь этот маятник Михаил смотрел древний французский фильм, который видел уже сто раз. Жерар Баррэ прыгал в повозку с сеном с высоченной стены, дрался на шпагах с гвардейцами кардинала, а Милен Демонжо пыталась его то соблазнить, то убить. Анна Австрийская была высокомерно хороша, Ришелье – умен и коварен, а четверо друзей дружно пили в трактире анжуйское, бургундское, шампанское и ели мясо, разрезая его кинжалами, потом опять скакали на лошадях, отстреливались от погони – впереди у них был Париж, Лувр и их королева.
– Красиво они там жили, а, Мишка, скажи.
– Красиво.
– А она красивая?
– Милен Демонжо? Конечно. Роскошная женщина. Глаза какие.
– Не морочь голову, Мишка. Я не про нее говорю.
– А про кого?
– Про Анну Сергевну.
– Та ты что – тетка толстая. Я думал, ты про Миледи.
– Ну не ври мне, Мишка. Я же видела, как ты на нее смотрел. В вырез халата.
– Нууу… сочная женщина.
– А ты бы ее… ты бы с ней… хотел бы? Признайся.
– Да ты что! Никада!
– Вот брихун ты, Мишка! А ну говори правду, а то откручу сейчас! К чертовой матери!
– Ну Белка! Ну сильно очень! Больно!
– Говори! Правду! Я всегда чувствую, когда ты врешь!
– Да когда это я тебе врал?!
– Вот и говори! Быстро!
– Нууу…
– Ну давай!
– Не буду.
– Ну Мишка, ну давай. Не буду откручивать, говори. Мне интересно просто.
– Нууу… я бы ей руку под халат засунул. Ради интереса просто.
Белка вскочила, оседлала Михаила, вцепилась ему в горло и сжала пальцы – он выпучил глаза.
– Ах ты подлец дуридомский! Я так и знала!
– Пееелка! Атпусти! Сатушишь!
– И задушу тебя! Скотина кобелинская!
– Белка… умираю… Все… умер… прощай.
