Пьер Луис - Афродита
Погребение
Повернув за угол, девушки опустили тело наземь и надели сандалии. Ноги Родис, слишком нежные, чтобы ходить босиком, были исцарапаны и кровоточили.
Ночь стояла светлая, лунная. Тишина царила над городом. Серые тени падали на середину улицы, повторяя очертания домов.
Немного передохнув, девушки вновь взялись за свою скорбную ношу.
— Но где мы захороним ее? Где?
— На кладбище Германубиса. Там никогда никого не бывает. Там ей будет спокойно.
— Бедная Кризи! Думал ли кто-нибудь, что в последний путь она отправится не на погребальной колеснице, усыпанной венками, а вот так, тайно, замотанная в накидку, словно краденая вещь!
И обе девушки принялись говорить так быстро, с такой горячностью, словно боялись остаться в полной тишине рядом с трупом.
Все случившееся было непостижимо для них. Откуда она могла взять зеркало, гребень и ожерелье? Она не могла сама похитить жемчуг богини: Храм охранялся слишком тщательно, чтобы куртизанке удалось проникнуть в него. Значит, кто-то сделал это для нее. Но кто? Неизвестно, были ли у нее любовники среди тех, кто имел доступ к статуе богини. И если это сделал кто-то другой, почему она не указала на него?! И вообще, к чему были совершены эти три преступления? Чему они послужили, кроме ее собственной гибели? Ни одна женщина не совершит таких безумств... если только она не влюблена. Значит, Кризи была влюблена. Но в кого?
— Нам никогда не узнать этого, — заключила флейтистка. — Она унесла в могилу свою тайну. Даже если в этом замешан еще кто-то, он никогда не признается.
Родис, которая еле держалась на ногах, простонала:
— Я больше не могу, Мирто, я больше не могу! Я сейчас упаду! У меня нет сил от жалости и горя!
Миртоклея чуть подтолкнула ее:
— Потерпи еще немного, малышка, мы должны ее донести. Ведь речь идет о ее загробной жизни! Если Кризи не будет погребена, а в руку ее не будет вложен обол, она будет вечно бродить по берегам Аида, не в силах заплатить перевозчику, и когда мы, Родис, тоже уйдем из этого мира и встретимся с Кризи, она не простит нам этого, и нам не будет оправдания!
Родис, измученная, уткнулась в руку подруги и зарыдала.
— Скорее, скорее! — прошептала Миртоклея, — кто-то идет в нашу сторону. Давай прикроем тело своими туниками. Если его увидят, мы пропали!..
Она умолкла, а затем проговорила:
— Это Тимон. Я узнала его. Тимон, а с ним четыре женщины. Боги! Что сейчас будет! Он, который привык смеяться над всем на свете, он пошутит над нами и...
И, подхваченная внезапной мыслью, она бросилась навстречу горстке людей.
— Тимон, — окликнула она умоляюще. — Тимон, остановись. Выслушай меня, прошу! Я должна сказать тебе что-то очень важное. Мне нужно поговорить с тобой наедине.
— Малышка, — удивился юноша. — Как ты взволнована! Неужто ты потеряла застежку туники или, может, твоя кукла разбила себе нос? Это и впрямь очень важно!
Девушка бросила на него полный муки взгляд, но спутницы Тимона — Филотис, Каллистон, Сезо и Трифера — начали терять терпение.
— Иди, глупышка, — сказала Трифера. — Если ты высосала все молочко своей кормилицы, ничем помочь не можем: у нас его нет. Уже светает, а в такое время крошки вроде тебя должны быть в постели. С каких пор детям разрешено гулять по ночам?
— Какая кормилица! Ерунда! — воскликнула Филотис. — Она хочет отнять у нас Тимона!
— Нашлепать ее! Она заслуживает, чтобы ее нашлепали!
И Каллистион, обхватив Мирто за талию, задрала ее короткую голубую тунику.
Но тут вмешалась Сезо:
— Ты с ума сошла! Мирто никогда не знала мужчины. Если она и зовет Тимона, то уж не для того, чтобы переспать с ним, оставьте ее в покое.
— Ну так чего ты от меня хочешь? — спросил Тимон. — Иди сюда и скажи на ухо. Это действительно что-то важное?
— Тело Кризи там, на улице, — чуть слышно проговорила, еще дрожа, девушка. — Мы несем ее на кладбище, я и моя подруга, но она слишком тяжелая. Не мог бы ты помочь нам? Это не отнимет много времени. А потом ты снова вернешься к твоим женщинам...
Тимон восхищенно взглянул на Миртоклею:
— Бедняжка! А я смеялся над тобой! Вы намного чище нас... Конечно, я помогу. Иди к своей подруге, я догоню тебя.
И, обернувшись к своим спутницам, он повелительно произнес:
— Идите ко мне домой, на улицу Потиерс. Я скоро вернусь. И не ходите за мною.
Родис так и сидела у изголовья трупа, где ее оставила Мирто.
Увидев Тимона, она взмолилась:
— Никому не говори об этом! Мы унесли тело, чтобы спасти душу Кризи. Не выдавай нас, Тимон!
— Ни о чем не беспокойтесь, — мягко сказал юноша.
Он подхватил тело подмышки, Мирто — под колени, и они быстро пошли дальше, сопровождаемые прихрамывающей Родис.
Тимон молчал. Уже второй раз за эти два дня человеческие страсти отнимали у него ту, с кем он разделял ложе, и он спрашивал себя, кто и что уводит людей с той дороги, которая ведет к безоблачному счастью...
«Атараксия! — думал он. — Безразличие, спокойствие, сладостная безмятежность! Кто способен вас оценить?! Люди действуют, боятся, надеются, в то время как лишь одно имеет ценность: умение извлекать из каждого мгновения все те радости, которые оно приносит, и как можно реже покидать постель!»
Нескоро добрели они до ворот заброшенного кладбища, но и этот путь подошел к концу.
— Где мы положим ее? — спросила Мирто.
— Возле бога.
— Там, где статуя! Я здесь никогда не была. Я боюсь могил и памятников. И не знаю, где стоит Германубис.
— Он в центре небольшого сада. Поищем. Я был здесь еще ребенком, когда ловил заблудившуюся газель. Пойдем по этой аллее с белыми смоковницами и, наверное, найдем его.
И они действительно нашли его.
Первые отдаленные лучи приближающегося утра смешивались с последними лунными лучами, играя на мраморе. Легкий шелест пальм и смоковниц напоминал отдаленный шум дождя.
Тимон с трудом отодвинул розовый камень, глубоко врытый в землю.
Могила таилась прямо под вытянутыми руками бога, повторявшими жест бальзамировщика. Некогда здесь покоилось чье-то тело, но теперь оставалась лишь горстка коричневого праха.
Тимон спрыгнул в могилу, погрузившись по пояс, и протянул руки.
— Подавай мне тело, — велел он Мирто. — Я уложу его, и мы снова задвинем плиту.
Но Родис бросилась к трупу:
— Нет! Не так быстро! Я хочу еще раз увидеть ее! Последний, последний раз!.. Кризи! Моя бедная, бедная Кризи! Боги, какой ужас! Что с нею стало!..
Миртоклея приоткрыла лицо покойницы, и все увидели черты, изменившиеся столь ужасно, что обе девушки отшатнулись.
Щеки обрюзгли, губы вздулись и побелели. Ничего уже не осталось от былой божественной красоты. Девушки снова завернули саван, а Мирто сунула руку под ткань, чтобы вложить в ладонь Кризи монетку для перевозчика Хрона.
