Эммануэль Арсан - Эммануэль. Верность как порок
– Если бы Жан уже не любил меня так сильно, это не обнадежило бы тебя, Аурелия: время так же быстро уничтожило бы его любовь и к тебе тоже. Ведь ты либо верен любимым тебе людям, либо остаешься ни с чем.
Когда Марк вернулся и друзья оставили его наедине с Эммануэль, Аурелия и Жан начали обмениваться впечатлениями о новом муже их подруги:
– Его до сих пор удивляет, что он добился ее, – высказала свое мнение Аурелия.
– Он по-прежнему находится в стадии ломки, – решил Жан. – Ломки, которую холод и жара этой ночи лишь усилили. Он испытал настоящий шок от удовольствия, ибо Эммануэль вырвала его из обычного мира и перевела в мир удивительный.
– Как и тебя.
– Ты единственная, без всякого сомнения, кто не нуждался в Эммануэль, чтобы освободиться от своих старых страхов, – усмехнулся Жан.
– Вовсе нет! Я нуждалась в тебе.
2
Жан с Аурелией предались любви и воспоминаниям.
Она, всегда очень неразговорчивая с другими, не забыла, что Жан стал первым мужчиной, с которым ей действительно нравилось разговаривать. И с тех пор они никогда не занимались любовью молча.
– Эммануэль нравится, когда я занимаюсь с тобой любовью, – произнесла Аурелия. – Но она считает, что будет лучше, если я буду заниматься этим и с Марком тоже.
– Она права, – прошептал Жан сквозь зубы, скользя пальцами по спине Аурелии.
– Проблема в том, что я не хочу быть любовницей Марка, а он не хочет быть моим любовником.
– Я заметил сегодня вечером, что вы с ним не слишком ладите.
– Но что нужно сделать, чтобы не огорчать Эммануэль? – обеспокоенно спросила Аурелия.
– В отличие от недоверчивых женщин и ухоженных кошек, Эммануэль не нуждается в доказательствах любви. Так что не считай себя обязанной урезать свою свободу, чтобы ей понравиться. Напротив: если ты станешь менее свободна, она будет меньше любить тебя.
– Но я люблю ее и хотела бы сделать ей подарок.
– Только не надо жертв. Это не должно тебя никоим образом напрягать или лишать чего-то.
Жан был не из тех, кто увлекается отвлеченными понятиями. Он всегда предлагал рассматривать проблему, основываясь на их личном опыте:
– Давай попробуем найти эфиопское решение.
– Ты займешься любовью с Марком вместо меня? – с надеждой спросила Аурелия.
– В Лалибэле это не пройдет, – запротестовал он.
Мышцами живота она поддержала эрекцию своего мужа. Ее слова были словами искусительницы:
– Мне любопытно знать, какой будет твоя версия.
Марк вступил в игру:
– Я не скажу ничего, кроме того, что твой рот заставит меня сказать.
– Ты абсолютно не можешь обходиться без моего рта, не так ли?
– Абсолютно.
– То есть я получила то, что хотела, – восторжествовала Аурелия.
– Но ты же не хотела этого прямо сейчас, не так ли?
Аурелия попыталась оспорить это предположение:
– Мой разум подсказывает мне, что я должна была это хотеть до того, как узнала. Наши действия в тот день опережали наши мысли.
И сейчас, быстрее, чем обычно, она скользнула губами к основанию его члена, головка которого сразу же уткнулась ей в горло. Она стала ритмично сжимать его между языком и небом; потом почти полностью взяла его в рот, как будто семяизвержение, которое вскоре случилось, должно было утолить ее жажду.
Раз Жану это так нравится, то понравится и другому мужчине. Так зачем же проводить опыты с Марком? Доказательства тут ни к чему!
Или, возразил ей внутренний голос, который она слышала сотни раз, эта прелюдия мудрости – не означает ли она, что Аурелия просто-напросто может заниматься любовью только с тем, кого любит?
Но послышался и другой голос, новый, он утверждал, что заниматься любовью – это значит любить. И это был голос Эммануэль.
Отлично! Но пусть ее оставят в покое хоть на миг, чтобы она могла насытиться удовольствием от полного доверия и близости с единственным человеком, с которым она научилась думать одинаково и рядом с которым она засыпала с улыбкой.
* * *Аурелия в порыве призналась Жану: «Я люблю тебя!» Но ее заполненное спермой горло испустило лишь счастливое мычание.
«Ну и что! – заключила она. – Жан все поймет. И моя откровенность была бы излишней. Некоторые признания нелегко даются людям, которые любят друг друга по-настоящему».
* * *Жан так хорошо чувствовал состояние Аурелии, что предпочел промолчать. Однако, когда его жена дополнила свои поцелуи легкими касаниями пальцами, он снова захотел кончить, но потом все же решил продержаться еще. Это был великолепный минет.
Чтобы притормозить процесс, он должен был как-то отвлечь Аурелию и отвлечься сам от их согласованных чувственных желаний:
– Я вижу самолет «Дуглас DC-3», который недавно прилетел из Аддис-Абебы. Ты занимаешь место впереди. Я сижу сзади. Я не обращаю на тебя внимания.
Как он и ожидал, Аурелия ослабила хватку своих губ и ответила:
– Я тоже.
Одновременно она остановила и неугомонную работу своей руки. Но член Марка по-прежнему оставался у нее во рту, и он был так же напряжен. Вся эта игра его не смягчила.
А тем временем Жан продолжал:
– Этот день был очень жарким. Ты встала и сняла свитер. Я перестал смотреть наружу и сделал о тебе простой вывод: это женщина, которая любит купаться обнаженной на пляже, где есть мужчины.
– Ты абсолютно ошибался на мой счет.
– Это потому, что, когда ты снимала свитер, я заметил краешек твоей обнаженной и загорелой груди. И я наивно, как это обычно бывает у путешественников, предположил, что эта якобы случайная демонстрация красоты была предназначена именно для меня.
– Ты же не знал, что я тебя даже не заметила, – извинилась Аурелия.
– Не заметить такого мужчину, как я! Можно ли в это поверить?
Вместо ответа она несколько раз энергично помассировала член мужа.
Жан отметил про себя, что это выглядит вполне убедительно.
Но Аурелия снова приостановила свои движения и удивленно воззрилась на головку члена, которую она ласкала. Она улыбнулась улыбкой, которую Жан называл улыбкой нильской суккубы[40]. Аурелия объяснила:
– Мои глаза не видят мужчин.
– Никогда?
– Марка я тоже не видела. Вот так!
– Очень хорошо, – отметил Жан. – Мне нравится меняться. Даже хуже того: мне нравится пытаться понять неизведанное.
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Помнишь, как ты затащил меня на берег озера Тана, когда наша посудина зашла там в гавань. Ты не сказал мне про разрезы в моей рубашке, а начал говорить про трещины в старинных церквях и очарование кракелюра. Ты тогда сказал, что какая-то международная организация поручила тебе найти способ спасения шедевров. Хотя, и ты сам об этом упомянул, ты вовсе не был экспертом в области искусства.
