Мой хозяин
— Да… — Она на миг замешкалась в нерешительности и продолжила: — Но ведь люди – не вещи. Почему тем, у кого есть деньги, дано право… право делать с другим человеком то, что он хочет? Я не могу этого понять! Не могу! Пытаюсь, но не могу! Почему одних считают людьми высшего сорта, а других – отбросами?!
— А почему есть мясо высшей категории и то, что даже верному псу не сунешь? – резонно заметил я. — Всё дело в качестве.
Она вдруг засмеялась. Как-то зло и нервно.
— То есть ты хочешь сказать, что ты качественное мясо, а я — нет? – в голосе её послышалось возмущение. Похоже, вино придало ей смелости. Мне это нравилось. Девчонка из питомника, доказывающая мне своё право на место под солнцем.
— Нравится тебе это или нет, Милана, — заговорил я сухо, — так было, так есть и так будет впредь. Миром правят сильные. А силой всегда были власть и деньги. Ты можешь сколько угодно твердить, что у тебя есть чувства, и ты человек, но твоё мнение будет интересовать окружающих в последнюю очередь. Потому что ты – никто. Хочешь что-то изменить – попытайся стать кем-то.
— Я бы попыталась, — на этот раз она заговорила тихо. — Но, — протянула мне перевёрнутую запястьем вверх руку. – Это не знак отличия, Вандор. Это клеймо. Клеймо, которое предопределяет жизнь. И что бы я ни делала, это клеймо никуда не денется. Такие, как я, изначально не имеют права на большее. Так скажи мне, разве это нормально?
Отвечать ей я не стал. У моей матери никогда не было клейма, и тем не менее рос я без неё. Потому что родители оказались не в состоянии найти компромисс в собственных отношениях, а у отца была власть. Так что с кем мне остаться при расторжении брака, не обсуждалось. И присутствие её в моей жизни не обсуждалось. Впрочем, мать особо и не пыталась.
Что Милана хочет от меня услышать? В большей или меньшей степени мы все от кого-то зависим. Продолжать тему я не желал. Возможно, когда-то у неё и было право выбора, сейчас этого права нет. Нас не спрашивают, где и когда нам родиться. Была ли возможность выбора у меня? Относительная. Я знал, что стану наследником своего отца, потому что единственный сын. Но в наследство мне досталось не только огромное состояние, но и ответственность за дело, что отец строил всю свою жизнь. И с раннего детства я знал, что путь мой предопределён.
— Мы есть там, Милана, где мы есть, — отрезал я. — Прими это и оставь свои рассуждения.
— Вчера ты чуть не отдал Стэллу своей охране, — не унималась она. – И за что? — В глазах её стояло искреннее непонимание. – За то, что она…
— А по поводу этого я тебе вот что скажу, — грубо прервал её. – В следующий раз хорошо подумай, прежде чем брать на себя ответственность за кого-то. Никогда не делай этого. Никогда.
Она покачала головой, и голос её, тихий, мягкий, снова зашуршал в звуках тёплого летнего вечера:
— Так не должно быть. Не должны люди думать только о себе.
— Ты слишком наивная, — не сводя с неё взгляда, бросил я и пошёл вглубь сада. – А наивность – разновидность глупости.
Какое-то время я не слышал её шагов позади себя, но она всё-таки нагнала меня и пошла рядом. Какое-то время мы молчали. Девчонка, очевидно, опять о чём-то думала, я же просто наслаждался спокойствием.
— Может быть, я и наивная, — проговорила она спустя несколько минут. – Но я не разучилась чувствовать. Лучше быть наивной, чем иметь мёртвое сердце.
