Тот самый сантехник 4 (СИ) - Мазур Степан Александрович

— Он же нас слышит?

— Конечно, слышит. Но будет делать вид, что не понимает русского. Общение только на английском… во всей стране.

Боря невольно присел на край кровати рядом. Вздохнул. Даже ему в чистом, в ночи постиранном костюме сантехника, за Балтию обидно стало. Там всё-таки сосны, пионерами посаженные, янтарь, оставленный ещё при динозаврах… холодное море и ноющие реперы с плохими артистами прячутся друг за друга, который от Z и V открещиваются.

«Видимо, тоже друг с другом на английском разговаривают», — уточнил внутренний голос.

Яна, что постарше его была, даже углубилась в историю:

— Вроде жили не тужили, жиром обрастали на чужом наследии и транспортные услуги оказывали, и вдруг на тебе — продаются подчистую. Теперь оргии по всей стране проводят, просто для того, чтобы согреться. А воды-то горячей нет. ЗППП цветёт пышным цветом, больницы переполнены. Замерзающих рядом с затраханными кладут, за неимением свободных мест.

Боря повернулся к ней, пытаясь намекнуть, что она как бы тоже сейчас немного продаётся, но она не дала ничего сказать, первой договорила:

— Оказывается, без большого соседа они не могут обогревать и освещать себя. Как не могут и внятно рассказать друг другу, как до такого довели? Всё ведь со сноса памятников начиналось. А закончилось блэкаутом и массовыми самоубийствах по пустым квартирам, где всё давно распродано. Сидят, дрочат и плачут. Иногда жалуются, если интернет есть.

Боря поднял палец, но опустил. Он прекрасно знал, что значит жить в холодном пустом помещении, когда в животе урчит. С одной лишь разницей. Он знал, ради чего голодает и даже полуголодный шёл учиться пешком за десятки километров, а потом работать, подрабатывать.

А Яна всё говорила:

— Нет, полезно, конечно, что туда все либеральные высеры слились, кому в Израиле в гражданстве отказали. Не все же евреи. А в Прибалтике беглецам даже уютно делать ДНК-тесты и заявлять на русском, что не русские они, а так, мимо проходили. Ну вот проходили и пришли. Теперь играют и поют, на сосны глядя и друг другу подёргивая на их фоне.

— А что играют? — уточнил Боря, что тоже играть любил. На гитаре. Иногда даже пел. Правда, на сосны не смотрел. А о море даже не думал. В Крым бы съездить, хоть одним глазком посмотреть. А там личное мнение составит — «наш» или «точно наш»?

Яна на него с расширенными глазами посмотрела:

— Да откуда мне знать? Я не понимаю искусства, где голые люди по сцене бегают и хером друг в друга тычут под аплодисменты или в анусы волосатые кричат друг другу. Один вот играл членом на рояле и что?

— Что?

— Доигрался! Целую страну на хую повертел, с миром поигрался, а затем — затихарился. Заднюю дал. Я, мол, актёр. Что дали, то и играю.

Камера у изголовья вновь подвинулась. И Яна уже по привычке соски начала дёргать, накручивая возбуждение вместо утреннего кофе.

— Так вот, нахрен мне такое искусство, что меня не развивает, а в животное состояние низводит? А эти все там, — тут она кивнула на камеру. — другие. Понимаешь? Мы их хрень и под градусом никогда понять не могли, кивали только и хлопали из сострадания. Они же творческая элита, а не хуй собачий. Вырастут и всё поймут, перебесятся… Но не выросли, Борь, а распались. И теперь мы все понимаем, что дни их сочтены. По сути это та же «недельная агония» перед последним днём забвения… слушай, а у тебя такой костюмчик подходящий. Подыграй мне, а?

Боря задумался. Вроде не на ролевые игры пришёл, и участвовать ни в чём не собирался, но невольно стал участником какого-то реалити-шоу, где режиссёр просто включил камеру, сидит и плачет. А сценарий разворачивается сам по себе, на импровизации.

— Ян, ты не в себе?

Она поднялась на коленках на кровати, приблизилась, обронила горячо:

— Трахни меня, как сантехник домохозяйку! А этот пусть смотрит и… завидует.

Боря подсочил:

— Ты сама-то себя слышишь? Трахаться на потеху онанистам? И чем мы тогда от той мрази отличаемся? Хочешь устроить мини-театр для одного зрителя?

— Но он же конченный, а мы — потенциальные!

— Мы… это мы, Яна. И сами выбираем свой путь.

Глаза Яны блестели с вызовом. Она походила на озолотившегося драгдиллера, что загонял последнюю дозу клиенту, понимая, что тот не вернётся за новой. И это поведение «вершительницы судеб» опротивело Борису.

Он спокойно выдержал её взгляд, отстранил руку и добавил:

— Сейчас я иду делать чай с бутерами на кухню, а когда я пообедаю, а ты позавтракаешь, мы обе решим, что делать с этими коробками вокруг. А этим ты больше не занимаешься. Ни-ког-да!

Она вдруг прикрыла грудь от камеры, словно часть слов всё-таки дошла до мозга.

— Но как же Янус? — обронили губы уже тише и не так страстно.

— Януса в анус, это его выбор. Верни ему деньги. Заработаем. Просто не так. А вот за тебя я действительно переживаю, — спокойно добавил он. — Одевайся, дуй в душ… Жду на кухне.

Регулярный секс с женщинами всё-таки полезен. Он очищает мозг и тот начинает делать выбор между доступным и правильным.

С той мыслью Боря спокойно накрыл камеру подушкой. Можно и разбить. Вопросов нет, больше драмы. Но можно отключить, а потом пустить на что-то более полезное. Мир глобализируется, камер всё больше, этого не отнять. Вопрос лишь в том, как их использовать.

Через четверть часа она сидела за столом напротив, посвежевшая, с мокрой головой. Если до этого Яна выглядела эффектно, но отталкивала внутренне, то теперь он охотно занялся бы сексом с этой сильной, уверенной в себе женщине. Она уже сделала работу над ошибками и смотрела в окно, на облака. А пока порозовевших губ касалась чашка, мысли неслись вдаль. Ухватив одну из них, она первой предложила:

— Боря, мне нужно помещение. Для всего этого.

— Для… чего? — уточнил Боря, хотя уже знал ответ.

Она смотрела иначе. Как женщина, что готова стать матерью. Разница между Яной до душа и после была колоссальной.

— Для торговли, — ответила она. — Честно говоря, я боюсь торговать по интернету с тех пор, как среди ночи явился пьяный мужик и попросил опробовать секс-куклу на месте или займётся мной в случае отказа. Опасно всё это. Трахнут и ограбят, сам понимаешь. На почве спермотоксикоза чего только в головах не вертится. Видала я и голодных женщин, что готовы на эксперименты. И теперь не знаю даже кто хуже. Люди… разные. Но одиночество одинаково плохо влияет на всех. Как по мне, Боря, так если тебе меньше шестидесяти, ты должен с кем-то жить. А если больше — обязан.

Он понимал. Кивал и пил кофе. А где-то в глубине уже сидел бизнесмен в пиджаке напротив Князя, который предлагал разумные вещи тестю. Но если сам будущий родственник лишь улыбнётся и тут же подкорректирует план, то Яна будет ловить каждое его слово.

Да, ей всё равно, что происходит в тюрьме с Антоном. Но ей не всё равно, что будет с её собственной жизнью. Потому будет слушать. Что важнее — услышит.

— Что тебе нужно, чтобы открыть… скажем… магазинчик?

Она ушла, вернулась с листиком и ручкой. И просто расписала затраты, где была указана аренда на полгода, зарплата двух посменных сотрудников на это же время, договор с охранной компанией и реклама, которая составляла треть затрат. Срок в шесть месяцев так же означал, что если за это время ничего не выгорит, то дальше пробовать не стоит, а если выгорит, то новый товар будет закупаться уже на прибыль.

Боря оценил схему бизнес-плана, и невольно улыбнулся, когда заметил в самом низу надпись «итого: 1.000.000 рублей». Включая уже имеющийся товар.

«До чего же удобная цифра», — вздохнул внутренний голос.

Боря сложил листик вчетверо, убрал в карман, поднялся и взял Яну за руку.

— Пойдём.

— Куда?

— Как куда? Заключать договор, — добавил сантехник-инвестор.

Не то, чтобы он резко подался в продюсеры, но в кого ещё первым вкладывать, как не в Яну? Она взамен предлагает хотя бы теоретическую прибыль на выходе. А там, где хоть что-то вернётся, есть шанс помочь и другим.