Прикасаясь, я чувствую твоё сердце (СИ) - "Ksendagir"

— Никто, — Джексон невозмутимо пожал плечами, стягивая пальто и пиджак, и закатал рукава водолазки, чтобы достать все еще горячие коробочки с едой. — Но полезнее есть в компании — так пища лучше усваивается.

— Кажется, я просил тебя держаться подальше? — фыркнув, Шин закатил глаза и стал похож на рассерженного кота, но Джексон словно не замечал его раздражения, прекрасно осознавая, что за ним его любимый прячет смущение. Он склонил голову на бок, вдруг слишком пристально рассматривая Шина. Его взгляд, казалось, замечал все — и румянец на бледных щеках, и закушенную губу, и появившийся блеск в глазах. А еще понуро опущенные плечи, беспорядочно растрепанные волосы и мятую домашнюю одежду, которая не скрывала хрупкой худобы.

— А я и держусь подальше, смотри, ближе двух метров не подхожу, — Джексон жестом окинул разделявшее их расстояние. — Соблюдаю социальную дистанцию, так сказать.

— Тц… Бесишь, — Шин отвернулся, поведя плечами, и демонстративно ушел в противоположный конец широкой комнаты, служившей и гостиной, и столовой, но когда до него донесся вдруг ставший очень серьезным голос Джексона, он не смог сдержать дрожь:

— Не верю.

Шин

Шин замер на месте и посмотрел на того, кто уже давно стал для него дороже всего в этом мире. Спорить с Джексоном, как оказалось, было делом бесполезным. Поэтому отбросив любые попытки, он глубоко и прерывисто втянул воздух через приоткрытые губы и снова их сомкнул, так и не ответив Джексону на его замечание. Сколько ещё сил у него осталось на эту борьбу с самим собой? И хватит ли их вообще? Он так устал. Чертовски устал… Шин молчаливо отвел взгляд, который мог предательски выдать все мучительные страдания, обуревающие его душу в этот момент. Он не сможет прогнать Джексона снова, только не после того, как узнал, что тот на самом деле чувствует к нему. И всё, что ему остается, так это с досадой кусать губы и думать, почему же этот мужчина такой упрямый? Откуда в нем столько этой неуёмной внутренней силы? Или всему виной молодость? Был бы Джексон таким же, будь он с Шином одного возраста?

— Ты не можешь так продолжать, — Шин устало сел на диван и спрятал лицо в ладонях. — Джексон, тебе надо остановиться.

— Не в моих правилах сдаваться так легко, — ровный и уверенный тон, которым были сказаны эти слова, лишь только добавлял им значимости и увесистости. Бархатистый и глубокий голос Джексона, от которого у Шина по коже бежали мурашки, стоило ему лишь только услышать его. Ведь, он на самом деле так сильно по нему истосковался, что, находясь сейчас рядом с ним в такой опасной близости, Шину не то, что думалось с трудом, ему было чертовски трудно даже дышать.

И Шин негромко и надрывно рассмеялся. Смех выходил из его изогнувшихся в обреченной улыбке губ, отскакивал эхом от пустых белых стен и затихал в тёмном коридоре, проникая в каждую комнату.

— Шин? — Джексон нахмурился и не смог удержаться от желания подойти и коснуться его рукой. Теплая, мягкая ладонь легла на щеку Шина, и, почувствовав это прикосновение на своей коже, тот открыл глаза и растерянно посмотрел на склонившегося над ним мужчину. — Твоё упрямство медленно убивает тебя… убивает нас обоих, — Джексон ласково огладил большим пальцем заострившуюся скулу на осунувшемся лице.

Шин вздохнул и прикрыл на мгновение глаза, наслаждаясь мучительно желанной лаской и окутывающим его запахом мускуса и лесной хвои, исходящим от оказавшегося к нему так близко Джексона.

— Думаешь, я смогу забыть? — он повернул голову и уткнулся носом в чужую ладонь, наслаждаясь тем, как шершавая кожа щекочет и обжигает его губы. — Я до сих пор просыпаюсь посреди ночи в холодном поту от мучающих меня ежедневных кошмаров, где я снова и снова пытаюсь тебя спасти, но у меня ничего не выходит, как бы сильно я не старался, — Шин не смел открыть глаза и посмотреть на Джексона. Они ещё ни разу не говорили настолько откровенно с тех самых пор, как закончилась вся эта история с Аароном Томпсоном.

Диванная подушка рядом прогнулась под весом Джексона, когда, усевшись, он молча и порывисто прижал Шина к себе. И обнимая любимого, который тонкими пальцами цеплялся за ткань его водолазки на спине, Джексон почувствовал, как тот мелко задрожал в его объятьях. Ему показалось, что от переполняющих противоречивых чувств Шин может сорваться в любую минуту, настолько он выглядел надломленным и истерзанным всеми мучившими его душевными страданиями и призраками прошлого.

— Я помогу тебе забыть, — шептал Джексон ему на ухо, пока Шин прятал свое лицо в изгибе его шеи. — Я всегда буду рядом, — обещал он, искренне веря в каждое сказанное им слово. — Тебе стоит поверить в то, что я способен защитить нас обоих. Что бы ни случилось… Потому что я так безумно люблю тебя.

Последние воображаемые стены, воздвигнутые сознанием Шина, рухнули под натиском обрушившегося на него тепла и искренности. Он не заслуживал этого счастья, Шин не сделал ничего достойного в своей жизни для того, чтобы иметь право наслаждаться всем тем, что так бескорыстно дарил ему Джексон, оказавшийся в разы сильнее и упрямее его.

— Я верю, — улыбнулся в ответ, — но не могу перестать бояться тебя потерять. Мне кажется, я никого и никогда не любил так сильно, и если с тобой что-нибудь случится, я сойду с ума.

Услышав, наконец, такое желанное признание из уст Шина, Джексон сам не заметил, как крепче прижал его к своей груди. Измученный оказанным ему столь решительно сопротивлением на протяжении всех прошедших долгих недель, он почти отчаялся достучаться до Шина, и перспектива заставить его себе довериться с каждым новым днем казалась всё более и более иллюзорной и туманной. Но теперь, когда, не выпуская любимого из рук, он трепетно прижимался губами к его горячему виску, всё вновь обрело для Джексона смысл, а на душе появилась такая непередаваемая легкость, как будто с его плеч упал груз бед всего этого бренного мира.

— Ты же в курсе, что теперь я точно не оставлю тебя в покое? — усмехнулся Джексон, огладив рукой выступающие сквозь ткань пижамы острые позвонки на спине любимого, чья худоба до сих пор не переставала его волновать.

— У меня не осталось сил оказывать какое-либо сопротивление, — признался Шин и потерся щекой о плечо Джексона. — Ты словно цунами, бороться с которым совершенно бессмысленно.

— Повтори это ещё раз.

— Что? — Шин поднял голову и с интересом заглянул любимому в глаза. — Про цунами?

— Тц… Нет, — Джексон нетерпеливо вздохнул и коснулся кончика носа Шина своим. Последний же в ответ лишь хитро сощурил карие глаза, потому как прекрасно понял, что именно хочет ещё раз услышать его возлюбленный.

— А что тогда? — состроить притворное непонимание на лице для Шина было проще простого, вот только веселье искрящееся в потемневшем взгляде было ничем не скрыть.

— Ты снова бессовестно испытываешь моё терпение, — ворчливо заметил Джексон и раздраженно вздохнул.

— Я люблю тебя, — с улыбкой ответил ему Шин. — Люблю больше жизни, — прошептал он уже в самые губы, не в силах больше сдерживать в себе отчаянное желание целовать этого прекрасного и упрямого мужчину, который целиком и полностью принадлежал только ему одному.

========== Часть 20. Эпилог ==========

***Два месяца спустя***

— Левее!.. Нет! Там угол! Джексон! А давай в другую сторону?.. Нет, не красиво, лучше опять левее… А может к лестнице? Или давай…

— Или давай она останется здесь, — Джексон, с которого сошло семь потов за последние пару часов, что были потрачены на благое дело — помощь сестре, разжал липкие от смолы руки и, наконец, оставил и без того изрядно замученную (как и он сам, впрочем) елку в покое. — Больше я ее трогать не буду, — Эва, автор сей замечательной идеи, как перестановка главного рождественского дерева, хотела было что-то возразить, но не терпящий возражений тон брата заставил ее проглотить замечание и обиженно поджать губы. — Если что-то не нравится — двигай сама.

— Я?!

— Ты, — отвечая в тон сестре, Джексон отряхнул от цепких хвойных колючек джинсы и запоздало подумал, что сначала надо было вымыть перепачканные смолой руки. Эва, в еще одной безнадежной попытке заставить брата помочь, топнула ножкой, елка покачнулась, а Джексон от греха подальше дернулся в сторону, с каким-то отстраненным равнодушием смотря, как с одной из веток срывается хрустальный, ярко сиреневый шар. Правда, смертельный полет несчастной игрушки до пола был остановлен им же, а смола на ладонях пригодилась, чтобы удержать так и норовящий соскользнуть вниз гладкий бок.