Безумство (ЛП) - Харт Калли

Рваные джинсы и простая черная футболка, которые я вытащил из стопки чистого белья за две секунды до того, как выбежал из квартиры, видали лучшие дни, а моя толстовка на молнии стала такой тонкой, что едва ли считается дополнительным слоем одежды. Впервые я жалею, что не приложил больше усилий, чтобы хорошо выглядеть для девушки. Я делаю мысленную заметку, чтобы заказать несколько новых вещей в интернете. Было бы быстрее и проще просто стиснуть зубы и отправиться в Беллингем, чтобы приобрести кое-что в магазине, но к черту этот шум. Шопинг вызывает у меня крапивницу.

— Эй. — Сильвер скользит в кабинке, грызя ноготь на большом пальце.

Я бросаю свою гитару на противоположную скамейку рядом с ней, затем сажусь рядом с ней, беря за запястье и с силой отводя ее руку от ее рта.

— Здесь подают еду, знаешь ли. Нет необходимости прибегать к аутофагии.

— Что за аутофагия, черт возьми?

— Само-каннибализм. Люди чертовски странные.

Сильвер фыркает, морщась, когда падает на меня, пряча лицо на моей груди.

— Кажется, у меня воспаление сустава, — стонет она.

Проведя рукой по ее затылку, гладя ее, я прячу улыбку в волнах ее волос.

— Нет, это не так.

— Да, так, — возражает она.

— Попробуй еще раз, Argento.

Она щиплет меня за бок, рыча, как дикий тигренок.

— Ладно. Мама попросила меня присмотреть за Максом. Это звучало очень важно. Если я сейчас же не поеду к ней, она, скорее всего, потеряет работу.

— Ты действительно думаешь, что я не знаю, что твоя мама все еще в Торонто? Ты можешь перестать бормотать слабые оправдания в мою футболку. Они никуда тебя не приведут. Мы сказали Кэму, что сделаем это, и мы это сделаем. Конец истории.

С другой стороны закусочной Гарри замечает нас, сидящих в кабинке, и машет рукой, сияя от уха до уха. Он направляется прямо к нам, неся огромную корзину жареной картошки.

— Это будет здорово, детки, — говорит он, ставя еду на стол. — У нас здесь не было живой музыки с тех пор, как Уэсли Дэниелс перестал играть на губной гармошке из-за своей астмы.

Мне нравится Гарри. Он из тех парней, которые включают меня, когда называют группу подростков детьми. Это заставляет меня чувствовать себя нормальным, что действительно чертовски интересно. Нормальным я никогда не был. Он, наверное, придумал бы для меня другое, менее великодушное имя, если бы знал, какое хреновое, темное дерьмо творится у меня в голове. Или то хреновое, темное дерьмо, которое я делаю с милой, невинно выглядящей девушкой, сидящей рядом со мной в кабинке, если уж на то пошло.

Я вознаграждаю его милую наивность искренней улыбкой.

— Для нас большая честь, что вы нас приняли.

— Вообще-то, Гарри, мне очень жаль, что я так поступаю с тобой, но я не чувствую, что мы...

Я зажимаю ладонью рот Сильвер, широко улыбаясь.

— Не слушайте ни единого слова, которое слетает с ее губ. Сильвер просто нервничает. С ней все будет в порядке, как только она выйдет туда и начнет играть.

Сильвер стонет сквозь мои пальцы, что заставляет Гарри озабоченно нахмуриться.

— Ты уверен? Я имею в виду, что тебе не обязательно играть, если ты этого не хочешь. Это не проблема. Если вы не думаете, что можете это сделать, то музыкальный автомат в порядке.

Я не планирую открывать рот Сильвер, но она высовывает язык, смачивая мою руку, и это чертовски отвратительно, поэтому я отпускаю ее.

— Париси, — предупреждаю я. — Ну что тут такого особенного? Ты уже играла для меня раньше. И для своих учеников тоже. Здесь же никого нет.

Сильвер неуверенно оглядывает закусочную, нервно теребя подол своей футболки. Наконец, она принимает смиренное выражение лица, хватая жареную картошку из корзины перед нами и запихивая ее в рот.

— Ладно. Я буду играть. Но если я уничтожу всю эту картошку, а потом меня вырвет на сцену, я не буду нести ответственности.

Гарри принимает ее условия на удивление быстро.

— Ты просто звезда, Сильвер. Твой папа будет очень гордиться тобой.

— Э-э, нет! Вы же его не приглашали?

— Конечно, пригласил. Он твой самый большой поклонник, дорогая. Я также рассказал Хизер и Дебре из магазина шерсти. А мисс Джонс из школы сказала, что постарается заглянуть. Я знаю, что несколько человек все еще заняты работой и всякой ерундой, но после пяти я ожидаю увидеть целую толпу. В задней комнате у меня есть лекарство от тошноты, если тебе это нужно.

Он резко выходит из-за стола и уходит, пока Сильвер не передумала. Она стреляет в меня кинжалами, изображая раздражение, но я знаю правду: перспектива играть перед большой группой людей пугает ее до чертиков.

— Как, черт возьми, ты не сходишь с ума прямо сейчас? — угрюмо спрашивает она, запихивая в рот очередную жареную картошку.

— Мне плевать на всех этих людей. Мне насрать, понравится ли им моя игра или я сам. Это игра с низкими ставками. Единственное мнение человека, которое имеет для меня значение — это твое, а я уже играл для тебя. Эти ублюдки могут валить на хрен.

Сильвер на секунду задумывается.

— Значит... тебе все равно, что думает мой отец? Его мнение о тебе не имеет для тебя никакого значения? Даже самую, самую малость?

Ладно, она меня поймала. Наверное, меня волнует мнение Кэма. Совсем чуть-чуть. Но мне не нравится признаваться в этом. Пожав плечами, я запечатлеваю поцелуй на ее виске, хмыкнув.

— Я думаю, это будет немного отстойно, если он решит, что я заурядный. Но это не помешает мне подняться туда и поиграть, Argento. — Наклонившись чуть ниже, так что мой рот оказался совсем рядом с ее ухом, я осторожно шепчу следующие слова. — Если бы я страдал от страха перед выступлением, то не стал бы трахать тебя на глазах у толпы людей, правда, Dolcezza?

Сильвер дрожит, словно вспоминая ту ночь, когда мы спустились в подвал «Роквелла» и отдались нашим самым низменным желаниям. Для меня это было не такое уж долгое падение с невинности — я уже давно был развратным ублюдком — но для Сильвер это падение, должно быть, было похоже на прыжок с парашютом без гребаного парашюта.

Ее глаза лихорадочно блестят, щеки пылают, когда она отстраняется и смотрит на меня. Я пристрастился к виду Сильвер, когда она возбуждена; ее прерывистое дыхание в горле и то, как она облизывает губы, как будто она может внезапно убить человека за стакан воды, делает мой член твердым каждый раз. Еще секунду назад она боялась того, что произойдет, когда займет свое место на крошечной низкой сцене в углу закусочной. Все, что потребовалось, чтобы отвлечь ее и прогнать ее беспокойство, было упоминание о моем твердом члене внутри нее.

Я действительно чертовски хорош.

— Ты выглядишь довольным собой. — Сильвер проводит пальцами по моим волосам, и теперь моя очередь дрожать; я теряю голову всякий раз, когда она касается моего скальпа. Я ничего не могу с этим поделать. Интересно, знает ли она, насколько я совершенно бессилен против нее, когда она вот так прикасается ко мне? — Но это совсем не то, что трахать меня на глазах у толпы людей, — говорит она.

— Ты думаешь, что играть на гитаре страшнее, чем куча людей, наблюдающих, как в тебя проникают?

Девушка смеется, густо краснея. Боже, моя маленькая Сильвер Париси. Моя. Она понятия не имеет, как чертовски красива. Она робко кормит себя жареным картофелем, пытаясь спрятаться от меня за завесой своих волос.

— Тогда я обнажила свое тело для всеобщего обозрения. — Она на секунду задумывается. — Я знаю, что это звучит глупо, но... когда я играю, то чувствую себя по-особенному. Я как будто обнажаю свою душу. И это почти так же пугает, как и ты, Алессандро Моретти.

Осторожным прикосновением я убираю ее волосы за ухо, снимая щит, который она поставила, чтобы скрыть свое смущение.

— Это вовсе не звучит глупо. В этом есть смысл. Но ты просто гребаная легенда. Ты заставляешь эту гитару плакать, когда играешь на ней. Люди просто сойдут с ума. И... кстати, я вовсе не пугаю. Меня просто неправильно понимают.