Neлюбoff (СИ) - Максимовская Инга

- Павел, нам нечего обсуждать. Все кончено, безвозвратно потеряно. Вы ненавидите меня, я знаю. Знаю и понимаю вас. Я сама себе противна.

- Нет, Софья, вы ошибаетесь, я не испытываю ненависти. Мои чувства к вам, скорее можно охарактеризовать, как презрение. А, ненависть слишком сильное чувство, сродни любви. Знаете же, да? « От любви до ненависти» и все такое. Но я не праведник, что бы осуждать вас. Каждый сам делает свой выбор, и он, к сожалению, не всегда правильный. Да, вы правы Павел, разница только в том, что никакого выбора я не делала, меня заставили, а я, по глупости своей, попалась в хитроумно расставленную ловушку, и теперь пожинаю плоды.

- Я прошу вас, Соня, пойдемте ко мне в кабинет, и там вы расскажете мне все обстоятельно, а потом, мы вместе решим, как правильно выйти из сложившейся ситуации - говорит Павел и почти насильно тащит меня по коридору, приковывая к нам любопытные взгляды. Я не сопротивляюсь, мне очень хочется выговориться, излить кому - то чувства, бурлящие у меня в душе.

- И ты молчала? - возмущенно спрашивает меня Павел, выслушав мою исповедь - Ну ладно Анатолию не сказала, но мне, почему ты не пожаловалась мне? Где ты живешь сейчас. На какие средства существуешь? Беременность требует расходов, врачи, витамины там всякие. Разве можно так безответственно вести себя? - У меня все хорошо, я живу в квартире бабушки, просаживая ее сбережения - усмехнувшись, отвечаю я, глядя на крупного, уверенного в себе Пашу, мечущегося по кабинету. Мне жаль, что именно ему приходится вести со мной эти душеспасительные беседы, но я не могу, не желаю прерывать его. Только бы узнать хоть, что - то о мужчине, занимающем все мои мысли, лишь бы хоть не надолго ощутить тонкую связь с Анатолием.

- Софья, он был мертв. Анатолий умирал, а ты могла спасти его, поделиться и остаться рядом, но промолчала. Он и сейчас не живет - существует. Встреться с ним, объяснись, разреши ситуацию, тем более, что Анатолий имеет право знать о своем ребенке.

- Я прошу тебя, умоляю, не рассказывай, что видел меня. Не нужно. Я больше не хочу рушить его жизнь, тем более, что Анатолий уже свыкся с мыслью о потерей - прошу я, не надеясь на понимание.

- Соня, Софья, он не свыкся, ищет тебя. Я не могу обещать того, чего никогда не смогу исполнить. Ты ведешь себя, как идиотка, самолюбивая маленькая дрянь, не думающая ни о том, кто любит тебя до умопомрачения, ни о ребенке, который, кстати, не только твой, в нем течет кровь моего друга. Он всю жизнь мечтал о наследнике, а ты, росчерком пера, жалея лишь себя, лишаешь его этого счастья. Или ты думаешь, что ему нужна была твоя защита и жертвенность? Олег сволочь, всю жизнь таким был. Ты должна была сразу все рассказать, а не играть в жертву. Анатолию нужна ты - не в силах сдерживаться, в ярости кричит Павел, сжимая пальцы в кулаки, до хруста, до побелевших костяшек.

- До свидания, Паша - говорю я и, встав со стула, отправляюсь к выходу, давая понять, что разговор окончен. - Вы исполнили свой долг перед другом, поговорили со мной. Я отказалась от вашего предложения, тем самым оградив Анатолия от зла, в моем лице. Если вы, действительно, так любите своего друга, то промолчите о нашей встрече, не станете бередить его раны.

- Ты совершаешь огромную ошибку. Возможно самую большую глупость в своей жизни, Софья - устало говорит мне вслед Павел, не пытаясь при этом удержать меня.

-Да, что ты понимаешь то? - не в силах сдерживаться, срываюсь я на крик. - Чистеньким хочешь быть, порядочным и честным? А ты думал, как я буду смотреть ему в глаза, после того, что случилось? Даже если я вернусь, между нами всю жизнь будет стоять эта грязь и недосказанность. Как он сможет с этим жить, наш Анатолий? Это только в книжках отпускают грехи и дальше живут счастливо. Давай, иди, скажи ему, где я. Пусть твой друг мучается остаток жизни, живя со шлюхой предательницей, ради ребенка, из чувства глупой ответственности. Я люблю его, не раздумывая руку отдам за него. Не могу позволить ему страдать, не хочу. Я даже не замечаю, что плачу на плече Павла, обмякнув в его объятьях. В его глазах сквозит понимание, смешанное с растерянностью. Он явно не знает, что делать, в душе, признавая мою правоту.

- Обещай мне, Паша - прошу я.

- Я подумаю - говорит Павел, держа меня за плечи, - хоть и не уверен, что это правильно.

[Он]

- Нам нужно встретиться. Срочно - возбужденно говорит далекий, искаженный телефоном, голос Павла. Мое сердце подскакивает к горлу, а потом ухает вниз, и я чувствую, как по венам разносится адреналин, делая ватными ноги. - Давай быстро, жду тебя в нашем баре. Подавляя желание выскочить из квартиры на мороз в шлепанцах и легком спортивном костюме, я судорожно одеваюсь, натягивая на себя первое, что попадается под руку. Мороз проникает под тонкую куртку, надетую мною в спешке, но я не чувствую холода, меня бьет крупная, нервная дрожь. Идти не далеко, но эти пятьсот метров, кажутся мне километрами.

В баре шумно колыхается людское море, разбавленное сизым сигаретным дымом, плавающим в свете тусклых ламп. Пятница, самый хлебный день для владельца недорогого заведения. Перед выходными десятки страждущих тянутся, что бы отвлечься, отметить окончание рабочей недели дозой вожделенного алкоголя. Павел сидит за столиком, который, по умолчанию, мы определили своим. Он курит, глубоко затягиваясь, чего с ним не случалось очень давно. Мой друг находится в перманентном отказе от табака, который патронирует его супруга Леночка. Она каждый раз закатывает грандиозный скандал, унюхав хоть легкий отзвук табачного духа. Но сегодня ему, похоже наплевать на предстоящее разбирательство с благоверной. Увидев меня, он порывисто машет мне лопатообразной рукой, наивно полагая, что я не увижу его огромную фигуру.

- Ты нашел ее - утвердительно говорю я, упав на стул, напротив Павла.

- Да. Но разговор у нас с тобой длинный получится, Анатолий.

-Паш, потом давай. Скажи мне адрес - нетерпеливо говорю я, но натыкаюсь на строгий, упрямый взгляд моего лучшего друга.

- Сядь, не мельтеши. Я не закончил. Вот объясни, почему в наших отношениях все в одну корзину? Я тебя слушаю, а ты позволяешь мне внимать тебе - раздраженно, блестит глазами Павел. Таким я его еще никогда не видел: властным и злым.- Я ходил к Олегу, хотел убить, разорвать, уничтожить. Он не в себе Анатоль, это не Олег, не наш Олег, понимаешь?

- Нет, не понимаю - честно отвечаю я. Мы не встречались с Олегом с того самого, памятного разговора, когда он рассказал мне о нашей родственной связи. Да у меня и не возникало желания видеть человека, который разрушил всю мою жизнь, сломал представление о мире, в котором я жил, и отобрал единственную, любимую женщину.

- Он любит ее, твою Софи, Толян, но странной, больной любовью. А она просто стала разменной монетой в ваших с ним, семейных отношениях. Софья не по собственной воле тебе изменяла. Глупая девочка, пыталась оградить тебя от беды, в лице Олега, отдавая на растерзание свое тело и душу. Олег рассказал мне про твоего отца. Но это ваше дело, не мне судить человека, давшего вам жизнь. Самое интересное, что вы оба хотите от Софьи любви, не желая прислушаться к ее чувствам. Она просила меня не говорить тебе, где живет , но есть одно но. Именно из - за этого « Но», я не могу сдержать данное ей слово. Знаешь что, Анатоль, давай выпьем, что то у меня в горле пересохло - вдруг, словно споткнувшись на полуслове, говорит Павел. Я вижу, как трудно дается ему этот разговор.

-Я не хочу, Паша. Напился, до отвращения. Скажи мне, не томи, что я должен знать?

-А я, все - таки, возьму нам пивка и фисташек - говорит Павел, и резко вскочив, устремляется к барной стойке, с невероятной для его телосложения, прытью. Я смотрю в его могучую, удаляющуюся спину, и даже не замечаю, когда атмосфера в баре начинает меняться. Просто сижу, рассматривая улицу сквозь грязное стекло окна, размышляя, какой еще сюрприз приготовила мне моя судьба, по имени Софья. Но, вдруг вижу, как вокруг меня образовывается пустота, как жмутся к стенам, только что веселящиеся люди . Мужчина, сидящий за соседним столиком, побледнев, смотрит мне за спину испуганным, затравленным взглядом, а его собеседница раскрывает рот в безмолвном крике. Она похожа на аквариумную рыбку, и мне становится смешно, глядя в ее испуганные глаза. Я оборачиваюсь, что бы посмотреть, что происходит и встречаюсь со взглядом, полным ненависти и безумия. За моей спиной стоит Олег, сжимая в руке черный, вороненый пистолет. Он целится в меня, но мне, почему- то, совсем не страшно, словно в детстве, когда мы вместе играли в войнушку, а потом, раскинув в стороны руки, валялись в пыли, изображая из себя убитых бойцов. Олег никогда не хотел умирать, он до ужаса, до какого - то сверхъестественного трепета, боялся смерти, боялся даже играя, задеть эту страшную силу. Олег болен, это видно по лихорадочно блестящим глазам, уродливой, неестественной ухмылке, пересекающей его лицо, словно черная, глубокая расщелина. Рука, в которой зажат пистолет трясется, и от того смертоносный ствол оружия, словно танцует, какой - то безумный танец. Пот мелкими бисеринками покрывает изможденное, осунувшееся лицо Олега, делая его еще более гротескным, ненастоящим в тусклом освещении питейного заведения. Я делаю шаг навстречу к моему другу детства, брату, но он отшатывается от меня, как от чумного.