Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
И, бросившись к подножию распятия, ставшего свидетелем клятвопреступления Теодора, набожная и чувствительная женщина воскликнула, обливаясь слезами:
— О Господь милосердный! Дай мне силы вынести эти жестокие муки и помоги мне вернуть сердце дочери, вдохни в него прежние ее добродетели, всегда бывшие утешением моей жизни.
Заметив, что бабушка залилась слезами, внук г-жи де Шатоблан бросается к ней в объятия.
— Отчего ты плачешь, бабушка? — спрашивает он, обнимая ее своими детскими ручонками.
— Ах, милый внук, — отвечает она, целуя его, — желаю тебе никогда не знать, что значит перестать любить тех, кто составлял счастье всей твоей жизни!
Аббат же, ставший свидетелем взрыва чувств пылких и искренних, по-прежнему сохранял хлад-
нокровие... Верно говорят: преступление высасывает из человека всю душу, и тот, кто позволяет впрыснуть себе в кровь его смертоносный яд, становится врагом самому себе!
Время шло, но никаких перемен не происходило. Аббат довольно часто навещал обеих пленниц, чтобы засвидетельствовать им свое почтение, но не более того. Маркиза пыталась выведать у аббата правду о происходившем за стенами ее комнаты, но усилия ее были напрасны. Потерпев поражение, она стала уговаривать добрейшую Розу помочь ей повидаться с матерью, а так как добрая девушка была очень привязана к хозяйке, то, несмотря на грозившие ей опасности, она согласилась устроить узницам свидание.
Узнав о желании дочери, мать, до сих пор не уверенная в правдивости слов аббата, разумеется, была готова сделать все, лишь бы это свидание стало возможным. Согласие было достигнуто, осталось только обеспечить успех этого крайне опасного предприятия, ибо негодяй Перре исполнял роль сторожа и днем и ночью. Он хотел выслужиться перед обоими братьями, в то время как Роза была готова пожертвовать собой ради матери и дочери.
Итак, все было подготовлено для тайного свидания. Эфразия должна была спуститься к матери, дверь в комнату которой Роза позабудет запереть.
Стоял январь. Дрожа от холода, прекрасная Эфразия тихонько покидает свою темницу и направляется к себе в спальню, дабы со слезами на глазах еще раз окинуть беглым взором уютный уголок, бывший некогда свидетелем ее счастья.
Вырвавшись из плена воспоминаний, доставляющих ей теперь столько горя, она проходит галерею, соединяющую ее бывшую комнату с часовней. Ничто не выдает ее присутствия: предусмотрительная и осторожная Роза не позволила ей взять с собой лампу.
В галерее царила непроглядная тьма, в которой время от времени вспыхивали отблески света далеких звезд, сверкавших на небе этой ночью. Падая на висящие под потолком портреты, звездные лучи делали изображенных на них людей похожими на призраков. Слабое свечение звезд скорее устрашало ночную странницу, нежели помогало ей, ибо старинные витражи, сквозь которые лился свет ночных огоньков, поглощали большую его часть, так что потолок не был виден вовсе, а призрачные изображения на портретах дрожали и извивались, словно хотели вырваться из внезапно ставших тесными рам. А впереди был еще один коридор, куда никогда не проникал дневной свет! В конце этого мрачного коридора и были расположены апартаменты г-жи де Шатоблан. Огонек свечи, которую пришлось зажечь, задрожал, борясь с окружающей его тьмой, и потух, а его легкий дымок заклубился в мерцающем свете звезд. Несчастная Эфразия дрожит, силы покидают ее, и, чтобы не упасть, она опирается на руку своей провожатой. Внезапно кто-то грубо хватает Розу за плечо.
— Куда это вы направились? — громогласно вопрошает Перре. — А ну живо возвращайтесь к себе, или я все расскажу господину аббату!
Но Эфразия его не слышит: сознание покидает ее, и, если бы Роза не подхватила ее, она бы наверняка упала на пол и разбилась. С помощью
Перре служанка относит г-жу де Ганж к ней в башню и остается с ней, чтобы оказать ей помощь, а свирепый прислужник величайшего из чудовищ идет запереть апартаменты г-жи де Шатоблан и сообщить о случившемся своему хозяину.
— Ах, приятель, — восклицает аббат, — нет такой пытки, которой бы не заслужила эта гнусная служанка за свою измену! Какое бы наказание вы для нее ни придумали, оно все равно не будет достаточно суровым, а потому я призываю вас оставить ее в покое. Ясно, что случившееся — результат хорошо подготовленного заговора. Представляете, что было бы теперь с нами, если бы эти женщины встретились?
И Теодор в ярости мчится к невестке.
— Итак, сударыня, вы хотите ужесточить условия вашего заточения, усугубить тяжесть вины вашей? — в ярости кричит он. — Как смели вы соблазнить несчастную служанку, зачем пытались увидеться с матерью, которая твердо решила уехать, не повидавшись с вами?
Не имея возможности сказать правду и при этом не скомпрометировать Розу, маркиза отвечала, что давно хотела это сделать, а потому заставила служанку отпереть ей дверь и проводить ее к матери. Зная, то она произвела на матушку досадное впечатление, она решила попытаться изменить его в лучшую сторону.
— Следовательно, я должен наказать вас одну, — заключил Теодор.
Не имя под рукой никого, кто мог бы заменить Розу, он не стал ни наказывать служанку, ни разлучать ее с Эфразией, а всего лишь как следует отчитал ее. Невестку же его ожидала совсем иная участь.
— Следуйте за мной, сударыня, — приказал он ей, — эта комната слишком хороша для вас. Я отведу вас туда, откуда вам вряд ли удастся выйти на ночную прогулку.
И рассвирепевший аббат, грозный в своей неутоленной ярости, продиктованной исключительно его преступными страстями, тащит невестку в подвал и швыряет в темницу, куда почти не проникает свет и где всю обстановку заменяет брошенная на пол охапка соломы.
— Роза, заприте вашу хозяйку на ключ,— приказывает аббат, -- и не вздумайте использовать ключ по иному назначению, иначе подвал этот станет вашей могилой.
Не в силах бороться с жестокосердием своего палача, несчастная маркиза могла противопоставить его низости только благородное терпение и мужество. Не проронив ни слезинки, ибо слезы засвидетельствовали бы его торжество, она, подобно первым христианам, гонимым за веру, начала петь псалмы, звуки которых долетели до захлопнувшего двери темницы аббата.
О религия, вот сладкие твои плоды! Способный находить в тебе утешение знает, где искать пристанище от горя в этой жизни. Разве можно печалиться, претерпевая муки здесь, на земле, когда ты уверен, что, воскреснув в лоне Господнем, ты вкусишь райское блаженство?
От невестки Теодор отправился в апартаменты ее матери.
— Совершенный вами этой ночью неосмотрительный поступок, сударыня, — сказал он, — никак не соответствует ни возрасту вашему, ни благоразумию. Понимая, что исключительно серьезные причины заставляют держать вас в заточении, зачем вы пытались нарушить наши запреты?
