Красный (ЛП) - Райз Тиффани
- В грудь, - вмешалась Мона, вспоминая сон о Кровоточащем.
- Да, в грудь, - сказал граф. - Вы знаете...
- Продолжайте. Расскажите мне все.
- Он быстро истек кровью, но прожил достаточно, чтобы выдавить последние слова ее отцу. Он сказал, "Если для этого мне придется продать душу дьяволу, я найду способ вернуться в постель Моны. Шлюха будет править как графиня Годвик. Вот увидишь...
Граф замолчал.
- Он умер, смеясь в объятиях Моны Блесси.
Мона повернулась к графу спиной. Она закрыла лицо руками и глубоко вздохнула.
- Преследуемая репортерами и очерненная в газетах, на следующей же неделе Мона Блесси уехала в Америку. Среди ее вещей была кровать, на которой умер мой дедушка. Я думал, что это было ужасно сентиментально для проститутки. Я должен был догадаться, что она использовала кровать, чтобы тайно вывезти произведения искусства из страны. Каким-то образом эта кровать оказалась в вашем распоряжении.
- Мама купила ее почти тридцать лет назад на распродаже имущества. Она сказала мне, что именно оттуда пришло мое имя - Мона - так звали женщину, которой принадлежала кровать. Мама говорила, что в молодости она была куртизанкой, но я ей не верила. Мама могла время от времени выдумывать. Но в данном случае она была права, не так ли?
- Правда, - ответил Граф. - И теперь вы знаете историю картины. Она принадлежит моей семье. Мне придется попросить вас вернуть ее.
- Нет, - сказала она, глядя ему в лицо.
- Нет? Нет - не вариант. Это картина моей семьи.
- Эта картина моя. Малкольм был полноправным владельцем и отдал ее Моне Блесси. Мона поместила ее в столбик кровати для сохранности. Моя мама купила кровать. Я была зачата на кровати, на которой умер ваш дед. Кровать по закону принадлежит мне. Картина лежала в кровати, и поэтому она моя и всегда будет моей. Ни один суд в Америке или Соединенном Королевстве не согласился бы с этим. И вы это знаете, - ответила она. - Иначе вы бы не спросили меня, за сколько я готова ее продать.
- Я надеялся избежать судебного разбирательства.
- Если хотите, я позволю профессионалу создать копию. Но картина - моя.
- Он мой дедушка, не ваш. Для вас он никто.
- Он не никто для меня, даже при всем желании. Вы с ним никогда не встречались.
- Как и вы.
- Я знаю его, - сказала она. Она подошла к портрету Малькольма и остановилась перед ним, глядя в его блестящие темные глаза. Он сказал ей об обещании, данном на смертном одре, и что она была его способом выполнить его. Откуда она могла знать, что обещание было его собственным? Ее мать назвала ее в честь Моны Блесси, шлюхи, которую он любил. Она была зачата на этой постели, спала на ней всю свою жизнь. Она потеряла девственность на этой постели, и годы спустя забрала девственность Райана. Все это время дух или душа Малкольма, или что бы то ни было, пережившие его смерть, были привязаны к этой кровати или, возможно, привязаны к картине в постели. Когда пришло время, когда она была в самом отчаянном положении, наиболее уязвима, наиболее готова продать себя, чтобы спасти «Красную», Малкольм пришел к ней во плоти, несмотря на то что он был мертв уже несколько десятилетий. Он пришел к ней во плоти, потому что продал свою душу дьяволу, чтобы сделать это. И дьявол ухмылялся, а не улыбался, потому что дьявол не улыбается.
- Малкольм... - выдохнула она.
Граф подошел и встал у нее за спиной. Она чувствовала себя неловко, ощущая его тело так близко от себя, его неуловимый жар, его возвышающуюся фигуру, его силу, едва сдерживаемую костюмом и хорошим происхождением.
- Вы знаете его, - сказал он. - Вы серьезно, не так ли?
- Да.
- Сны?
Она повернулся к нему: - Что-то вроде этого.
Он улыбнулся и кивнул: - У меня тоже. Иногда мне кажется, что я схожу с ума, настолько они яркие и мощные.
- Малкольм приходит в ваши сны?
- Раз в год. Максимум два раза. Мы разговариваем. Он… наставляет меня, полагаю, так можно это назвать. Он говорит, что я похож на него. Я не должен воспринимать это как комплимент, но это так. Два года назад я чуть не женился, и мне приснилось, что старый граф запретил мне это делать. Мы расстались, и позже я узнал, что она только притворялась, что любит меня. Ей нужен был титул, а не я. Он спас меня от неудачного брака - все из-за сна.
Мона вспомнила, как Малкольм рассказывал ей, что любил только своего младшего потомка, того, кто пошел в него. Это должен был быть граф. Спенсер Артур Малкольм Фицрой, самый младший ребенок в его роду.
- В другой раз... - Голос графа затих. - Я почти ничего не помню из того сна. Но там была девушка с волосами рыжими, как огонь и яблоки. Как у вас.
Так вот почему он казался таким знакомым. Граф Годвик - этот высокомерный мужчина - был ее любовником во сне, мужчина с синими глазами. Он выглядел иначе без бороды, но это был он. Прямо перед ней, во плоти, и глаза такие темно-синие и холодные, что она вздрогнула, как будто погрузилась в самый глубокий и холодный океан.
- Это всего лишь сны, - продолжил он, и это прозвучало так, как будто он говорил это самому себе, что ему нужно верить, что это всего лишь сны, хотя понимал, что это не так.
- Не только, - ответила Мона. - Не только сны.
- Не говорите так, - рявкнул он.
- Если настаиваете. - Она могла бы рассказать ему больше. Она могла пересказать их совместный «завтрак на траве»; она могла рассказать ему о других своих вечерах с Малкольмом и о слишком реальных пятнах на простынях на следующее утро. Но нет. Такой серьезный и суровый человек, как граф, вероятно, сошел бы с ума, узнав, что жизнь и смерть не так абсолютны, как кажется.
- Мне нужна картина, - сказал он. – Я просто обязан ее получить. На стене есть пустое место, которое с 1938 года ждет возвращения деда. Я не уйду отсюда без него.
- Вам придется это сделать. Картина принадлежит мне. Он хотел, чтобы она была у меня.
- Говорите эти сны, больше, чем сны? Скажите мне тогда, почему в моем последнем сне он заставил меня пообещать, чтобы я сделал все, чтобы вернуть ее домой? Все.
- Боюсь, Малкольм решил сыграть с нами последнюю маленькую шутку. - Она сочувствовала графу, но Малькольм велел ей сохранить картину, несмотря ни на что.
- Любая цена.
- Я не продам ее, - ответила она. - Она моя. Она будет всегда со мной и точка. Мне очень жаль, но мое решение окончательное. Если вы хотите подать на меня в суд из-за картины, пожалуйста. Я выиграю, но, если чувствуете, что должны, значит должны.
- Вы даже не представляете, сколько денег я могу заплатить за эту картину.
- Дело не в деньгах. У меня есть Пикассо, который был оценен в тринадцать миллионов долларов. И теперь, когда вы дали мне безупречное подтверждение происхождения, она принесет еще больше.
- Я могу дать вам больше тринадцати миллионов долларов за картину моего деда.
- Говорю же, дело не в деньгах. Никакие деньги в мире не выкупят эту картину у меня. Она не для продажи. Как мы говорим в этой стране, сэр, нет, значит нет.
Граф, казалось, размышлял над этим довольно долго. Мона имела в виду каждое слово. Если бы он вытащил бумажник и выписал ей чек на сто миллиардов долларов, она разорвала бы его на мелкие кусочки и разбросала по полу, как конфетти.
- Она всегда будет с вами, - сказал граф.
- Как я уже сказала, я не расстанусь с картиной, пока жива. А я планирую прожить долго и счастливо.
- Понимаю. - Он снова положил руку на бедро, а другую руку на подбородок. Он пристально посмотрел на Малькольма, и тот ответил ему тем же. - В нашей семье о нем рассказывают историю, которую мы никогда не предавали огласке. Мона Блесси не была проституткой. Она была порядочной дочерью семейного управляющего - порядочной, пока мой дед не проявил к ней интерес. Однажды ночью ее отец проиграл все за карточным столом, разрушив семью и перспективы Моны выйти замуж. Мой дед предложил сделать ее своей любовницей. Она предупредила его, что отец убьет его, если их поймают вместе. Мой дед все равно похитил ее и увез в Шотландию.
