Маркиз де Сад - Жюльетта. Том I
Если проследить родословную права собственности, мы непременно придем к узурпации. Однако воровство карается только потому, что оно посягает на право собственности, но само по себе это право имеет своим источником также воровство. Стало быть, закон наказывает вора за ограбление других воров, наказывает слабого за попытку вернуть то, что было у него украдено, наказывает сильного за желание либо создать, либо увеличить свое богатство, пользуясь талантами и прерогативами, полученными от Природы. Какая бесконечная серия бессмысленных глупостей! До тех пор, пока не будет законодательно установлен титул собственности — а такого никогда не произойдет, — будет очень затруднительно доказать, что воровство —гпреступление, ибо вызванная воровством потеря тут же оборачивается возвратом, а раз Природе безразлично, что происходит как на той, так и на другой стороне, никому не дано никакого законного права утверждать, что благоволение к одной стороне в ущерб другой — это нарушение ее законов.
И слабая сторона совершенно права, когда для возвращения отобранного идет войной на сильную сторону и, если все складывается удачно, вынуждает узурпатора бросить добычу; слабый не прав в одном: он обманывает Природу, потому что она создала его рабом и нищим, а он отвергает и рабство и нищету — в этом его вина; сильный прав в любом случае, так как остается верен своему призванию и действует только в строгом с ним соответствии, другими словами, грабит слабого и получает при этом удовольствие. А теперь заглянем в мысли каждого из них. Прежде чем напасть на сильного, слабый человек, какими бы соображениями он ни оправдывал свое решение, будет сомневаться и колебаться, его сомнение происходит из того факта, —что он собирается преступить законы Природы, принимая на себя не присущую ему функцию. Сильный же, напротив, когда он грабит слабого, когда — скажем так — начинает активно пользоваться данными ему правами, реализуя их в полной мере, пожинает плоды удовольствия пропорционально затраченным усилиям. Чем более жестоко отнесется он к беспомощному слабому человеку, тем больше сладострастия испытает; собственная несправедливость — вот чем он наслаждается, слезы несчастной жертвы ему дороже любого бальзама, потому что только так он реализует дар, который в него вложила Природа; использование этого дара — настоящая потребность, а ее удовлетворение — острое удовольствие. Более того, удовольствие, которое испытывает удачливый человек, сравнивая свою долю с участью несчастного, это по-настоящему восхитительное ощущение бывает полным лишь тогда, когда жертва доходит до полного отчаяния. Чем сильнее он топчет свою и без того изнуренную несчастьями добычу, тем рельефнее становится контраст и тем приятнее сравнение, следовательно, тем больше он добавляет хвороста в костер своей страсти. Таким образом, из мучений слабого несчастного человека он извлекает два исключительно сладостных удовольствия: увеличение своего материального состояния и моральное наслаждение от сравнения, причем степень этого наслаждения напрямую зависит от страданий, которые он причиняет несчастному. Так пусть он грабит его, сжигает, пытает, несет ему гибель; пусть ничего не оставляет угнетенному кроме возможности дышать, чтобы продлить тому жизнь, которая нужна угнетателю для сравнения; словом, пусть он делает, что хочет, ведь он не делает ничего противоестественного или не одобренного Природой; все его поступки, даже самые невероятные, — это естественный выход активных жизненных сил, подаренных ему: чем больше и чаще он использует свои способности, тем больше получает удовольствия; чем лучше он использует их, тем лучше служит Природе.
Теперь позвольте мне, милые девочки, — после короткой паузы продолжал Дорваль, — привести несколько примеров в поддержку моей гипотезы, я думаю, при вашей воспитанности, вы их поймете и оцените.
Воровство пользуется таким большим уважением в Абиссинии, что главарь воровской шайки получает лицензию и право спокойно воровать.
Оно поощряется среди коряков, у которых такое поведение — единственный способ заслужить почет и уважение.
В племени токухичи девушка не может выйти замуж, не показав своей ловкости в этой профессии.
У мингрелов воровство — признак мастерства и мужества, и мужчины открыто хвастают своими выдающимися подвигами в этой сфере.
Наши путешественники видели, что оно процветает на Таити.
В Сицилии разбойник — уважаемая профессия, что-то вроде призвания.
В эпоху феодализма Франция была одним огромным логовом воров, с той поры изменились только формы, а остальное осталось прежним. Только теперь воруют не крупные вассалы — они сами стали объектом грабежа, так как, судя по их правам, аристократы превратились в рабов короля, который поставил их на колени[40].
Знаменитый пират сэр Эдвин Камерон долгое время блокировал Кромвеля в гавани.
Досточтимый Мак-Грегор создал целую науку грабежа: он рассылал своих людей по округе собирать с крестьян налоги и выдавать им расписки от имени землевладельца.
Короче, можете не напрягать свои мозги, девочки: любой способ отобрать что-нибудь у ближнего абсолютно законен. Ловкость, хитрость, сила — существует множество самых разных средств для достижения благородной цели; задача слабого — добиваться более справедливого распределения всего, чем можно владеть; задача сильного — получить, скопить, увеличить свое состояние любым способом, любым путем. Если закон Природы требует какого-то переворота или сдвига, неужели ей есть дело до тех, кто погибнет при этом? Все человеческие попытки — результат приложения природных законов, и это должно успокоить совесть человека, развеять его сомнения и колебания перед любым поступком; это должно вдохновить его на любой поступок, какой придет ему в голову. Ничто не бывает случайным, все в этом мире диктуется необходимостью, поэтому необходимость оправдывает абсолютно все, и всякая вещь, демонстрирующая свою необходимость, постыдной считаться не должна.
Сын того самого Камерона усовершенствовал воровство: приказы главаря слепо выполнялись его людьми, все награбленное шло в общий котел, а затем добыча делилась с неукоснительной справедливостью.
В старые времена подвиги разбойников и грабителей воспевали в легендах, почитали их за геройство, а самые искусные в этом деле пользовались большим уважением.
Два знаменитых разбойника покровительствовали претенденту на английский трон, внуку Иакова II, и грабили и воровали, чтобы ему помочь.
Когда иллиноец[41] совершает кражу, он, по заведенной традиции, отдает судье половину добычи, тот оправдывает его, и ни один судья не видит в этом ничего дурного.
