Триша Вольф - Мир в красном (ЛП)
– Чисто.
Только я не уверена…
Вдоль одной из стен выведена красивая надпись: «Она идет во всей красе…».
И на противоположной стене: «Ее стены говорят...».
На еще одной стене, прямо на настенных панелях, написана еще одна строка из страшного стихотворения: «И будет уж совсем не та волос агатовая прядь, Не те глаза, не те уста…».
И прямо над Эйвери расположена надпись, выполненная идеальным почерком: «Мы все ученики в школах, где никто не становится мастером».
Последняя подсказка – цитата из Эрнеста Хемингуэя. Как поэтично.
Я глубоко выдыхаю и встречаюсь газами с Куинном. Он кивает мне один раз, и я не колеблюсь. Я убираю пистолет в кобуру и падаю на колени рядом с Эйвери.
- Все хорошо, - уверяю я ее. Мои руки освобождают ее обнаженные плечи от веревок. Красное платье изуродовано. Пальцами я чувствую рубцы, покрывающие ее кожу. Ее тело трясётся, она истощена, конечности дрожат. – Ш-ш-ш…- пытаюсь успокоить ее я, - Эйвери, все будет хорошо.
Я продолжаю вновь и вновь повторять слова заверения о том, что все закончилось, пока санитары спускаются вниз. Карсон находит то, чем можно перерезать цепи, и принимается освобождать Эйвери.
Ее тело измученно. Ее разум не в лучшем состоянии. Ее некогда яркие, сверкающие глаза закрыты и отказываются встречаться с моим взглядом. Она ни разу не подняла взгляд от пола, не дала понять, что узнала хоть кого–то из нас. Она лежала на полу, избитая и напуганная, так долго, что сейчас находилась в шоке.
Но она жива.
На этом ее история не заканчивается.
Она не вскакивает на ноги и не бросается с криками радости в объятия своих спасителей, как это обычно происходит в кино. Она даже не станет плакать от облегчения. Она будет дрожать, ее будет выворачивать наизнанку, пока медики не обследуют ее и не дадут успокоительное, чтобы она смогла уснуть.
Сейчас я хочу, чтобы она смогла пережить еще одно событие, ставшее таким важным для меня. Я хочу, чтобы он был убит на ее глазах. Я боюсь, что она никогда не сможет зайти в темную комнату или выключить свет в своей лаборатории, чтобы проверить доказательства, не опасаясь, что он появится снова.
Это все, чем я могу помочь ей сейчас.
Я следую за санитарами, сопровождающими Эйвери. Они поднимаются на палубу, я обхватываю ее руку и крепко сжимаю до тех пор, пока ее голова не начинает поворачиваться ко мне, и ее глаза встречаются со мной, они на самом деле смотрят на меня.
Нарушая протокол, я тяну ее в сторону убитого мужчины, все еще лежавшего на палубе.
– Посмотри на него, - я показываю ей способ выжить, пережить все это. –Запомни и сохрани его в своей памяти.
На мгновение ее взгляд фокусируется на обмякшем теле, и дрожь утихает. Затем, чуть развернувшись ко мне, она произносит:
– Спасибо.
* * *
Уже за полночь, мы находимся по-прежнему в больнице, обслуживающей Арлингтонское отделение полиции. Теплый кофе и пончики. Тысяча молитв, произнесенных в коридоре. Медсестры слабо, но обнадеживающе улыбаются. Копы, расположившиеся в зале ожидания.
Эйвери держалась молодцом. Пока никто не решался встретиться с ней, и это к лучшему. Она еще не готова. Но позже она по достоинству оценит то, что многие ее коллеги, борцы с преступностью, предложат ей свою поддержку. Когда она будет готова принять ее.
Я сидела, прислонившись спиной к прохладной стене и наслаждалась тишиной. В этом крыле больницы тихо, свет приглушен. Верхнее освещение перегорело, и мои глаза, отчаянно нуждающиеся в отдыхе от люминесцентных ламп, испытывали облегчение.
Не знаю, как давно я закрыла глаза, мне казалось, всего на секунду, но вдруг я чувствую, как теплая чашка скользнула в мои ладони. Горячая… намного теплее, чем дурацкий кофе, который я пила раньше. Я делаю глоток.
– Спасибо.
Куинн сползает на пол рядом со мной.
– Я хотел разбудить тебя, но ты так мило выглядела.
Я улыбаюсь.
- Видимо, это плохо.
- Ужасно. – Он поднимает свою чашку кофе и делает большой глоток. – В кармане Саймона нашли мой зуб.
- Ты собираешься потребовать его обратно?
- Очень смешно, – он поглядывает на меня. – Скорее всего, его передадут в хранилище улик, где он и сгниет.
Я пожимаю плечами и снова опираюсь на стену.
– Слишком грустно. Мы могли бы похоронить его с причитающимися почестями. Я знаю, как ты будешь скучать по нему.
- Не будь такой задницей.
Тишина оседает между нами, пока мы неторопливо пьем кофе. Мне не комфортно, и сердце сжимается в тревожном чувстве.
– Мне нужно увидеть маму и Колтона… прежде чем все это затянет меня. – Говорю я, нарушая тишину.
Он проводит ладонями вдоль своих бедер, разглаживая складки на брюках. Даже в этот момент ему важно, чтобы его одежда была в порядке.
– Я уже принял решение по этому поводу, – говорит он, продолжая разглаживать уже несуществующие складки. – Я только что выдержал свой разбор полетов. Проктор завалил меня бумажной работой.
Я поворачиваюсь и смотрю на Куинна.
– Он не мог сделать исключение на сегодняшний вечер?
Куинн со смехом фыркает.
– Возможно, сделал бы. Но там все еще стоит вопрос касательно смерти Коннелли.
Мое дыхание замирает в груди
- Коннелли был объявлен пропавшим без вести. Тело так и не нашли. После той ночи, когда ты начала подозревать его, я возобновил расследование по факту его исчезновения.
Взгляд Куинна рассеянно скользит по потертому линолеуму.
Я крепче цепляюсь в чашку. Вдыхаю.
– Необходимо заявление от меня, – говорю я. – Все в порядке. Я поеду с тобой в отделение. Давай сделаем все официально.
Он тяжело вздыхает.
– Видимо, федералы никогда полностью не закрывали расследование по его делу. Когда они явились сюда, я подумал, что их заинтересованность в этом деле была связана и с Коннелли. На это были некоторые намеки… и меня это беспокоило, Бондс, – он внимательно смотрит на меня. - Из-за тебя. Я бы хотел, чтобы все закончилось совсем не так.
Гнев охватывает мое лицо.
– Потому что ты хочешь, чтобы меня отстранили.
Он тихо чертыхается.
– Неужели ты думаешь, я хочу видеть, как моего напарника будут судить федералы?
- Тогда о чем ты говоришь, Куинн?
Он забирает из моих рук чашку кофе и ставит ее на пол. Внимательно смотрит в мои глаза.
– Они тщательно обыскали лодку Саймона и нашли журналы. Ему нравилось вести записи. И одной из них была запись о том, как он покончил со своим наставником. Он даже отметил место, где сжег тело.
Мое сердце бешено бьется в груди, кровь стучит в венах.
– Это невозможно. Это не вписывается в его профайл. Совсем. Он не был способен на убийство своего хозяина…
