Опер. Девочка на спор (СИ) - Бигси Анна
Чокнутая. И зачем я Максу такая? Ответа у меня нет.
Взяв четки, подаренные Шаманом, плавно перебираю бусины, свободной рукой открывая шкаф и глядя на полки в тонах от белого к черному. Ничего яркого, броского, вычурного. Никаких бантов, рюшей, кружев. Джинсы, футболки, спортивные штаны и мотоэкипировка. Гардероб максимально близок к мужскому и раскрашивать себя мне нечем.
Надеваю удобное спортивное белье. Из всего мрачного выбираю белую футболку и к ней серые джинсы. Блин, да у меня и косметики нет. Карандаш для глаз валяется уже пару лет, если не больше. Я даже не помню, зачем его покупала.
— Попробовать? — спрашиваю у Тагги.
Пёс, высунув язык, виляет хвостом и ерзает пухлой попой по полу.
— Ладно, давай рискнем.
Тихо матерясь, с третьего раза подвожу глаза. Нахожу тушь и мажу пару раз по ресницам.
— Ого, — смотрю на свое отражение в зеркале в прихожей. — У меня правда такие глаза большие или я перестаралась с макияжем? — разговариваю с Тагиром.
Расчесываюсь, пытаюсь уложить волосы, но под шлемом они все равно помнутся.
— Для первого раза я крута, — улыбаюсь любимому собакену.
Все время сомневаясь в том, правильно ли я делаю, и откровенно волнуясь выходить на улицу в таком виде, шагаю за порог, потрепав Тагира между ушей.
У подъезда сталкиваюсь с «любимой» соседкой.
— Ой, вырядилась-то, — скрипит она. — Неужели мужика вместо собаки завела, наконец?
Игнорируя ее выпад, иду прямиком к мотоциклу.
— Я, между прочим, к участковому ходила, — не рискуя подходить ближе, сообщает она очень «важную» для меня новость.
Просто взять и пройти мимо — это явно не ее вариант.
— Заявление на тебя написала, — бухтит соседка.
— Рада, что у вас так много свободного времени, — седлаю мотоцикл и завожу двигатель. Газую под ее недовольным взглядом и шевелящимися губами, явно посылающими мне проклятья. Только я их не боюсь. Я давно в аду практически как дома.
Козырнув соседке ладонью, поправляю шлем и гоню в отдел. Макс и так сделал мне подарок, я действительно выспалась. Как никогда!
Перед нашим зданием непривычно много машин и незнакомые лица на крыльце курят, громко разговаривают, перебирают какие-то бумаги, которые треплет весенний ветер.
Загоняю мотоцикл на служебную парковку. Возвращаюсь ко входу и в дверном проеме сталкиваюсь с Настей.
— Ой, как хорошо, что я тебя встретила, — впившись в мое предплечье, тараторит она.
— Случилось что-то? — сдвинув брови к переносице, рассматриваю обычно самого светлого и наивного человека в моем окружении, а сегодня мрачного и растерянного.
— Я не знаю, — разводит руками Настя. — Вот если бы на меня поспорили, я бы очень сильно расстроилась. Это же как конфетку поставить или любимую вещь на кон.
— Насть, — беру ее за руку и отвожу в сторону от притихших мужчин, — давай еще раз, только медленнее. Кто поспорил? На кого или на что?
— Да на тебя же! — вскрикивает она, вновь привлекая к нам ненужное внимание.
Ерунда какая-то. Ни черта не пойму.
— На меня? — это даже произносить дико. Но от чего-то уже больно. Все мои защитные механизмы разом встают на дыбы.
— Ну да. Я же тебе о чем? Макс и Шаман на тебя поспорили, — разжевывает мне Настя. — Это так… так… — она не может подобрать слова.
Я могу, но у меня язык не поворачивается выражаться при ней столь нецензурно. Зато все сразу встает на свои места. Жестокие мужчины просто решили поиграть!
— Сволочи! Я думала они настоящие мужчины, а они… — всхлипывает жалостно и по-детски вытирает нос рукавом.
— Кто тебе сказал? — выдавливаю из себя, все еще пытаясь ухватиться за спасительную соломинку.
— Услышала от патрульных, когда мимо курилки проходила. Весь отдел уже знает…
Да сука! Что ж так больно?! И дышать невыносимо будто ребра сдавили корсетом.
Макс, ты же не мог со мной так поступить. Ты же не такой. Ты… Ты, мать твою, мне про свой интернат рассказывал, к сестре подпустил, от своего отца спас. Неужели все ради дурацкого пари? Так хотел выиграть?
Глаза щиплет от туши. Боже, я себя такой дурой чувствую! Растоптанной, снова использованной, преданной. У меня в груди разрастается огонь, болезненно сжигающий те крупицы света, что начали зарождаться в истерзанной страхами душе.
Макс! Макс, ну как же ты посмел?!
Я могу кричать только в глубине самой себя. Стою как вкопанная. Ноги вросли в бетон. Настя что-то еще болтает, я слышу ее лишь фоном, вижу, как шевелятся ее губы. Моим губам больно. Точно так же, как он их целовал. Это безумно трудно вытерпеть. Хочется стереть все с себя. Дебильную косметику, майорские поцелуи.
В голову лезут самые страшные мысли. Знакомые. Они ядом попадают в кровь, разъедают вены. Но нет. Я тогда не сделала необратимый, последний шаг. Не сделаю и сейчас, как бы мужчины снова не пытались меня сломать.
Мне просто больно, страшно и одиноко в десятки раз, в сотни, в тысячи, чем было до него. Он так много у меня забрал этим спором.
За что? Черт тебя, подери, Марьянин! За что ты так со мной?!
От слёз все картинки размываются. Буркнув Насте что-то нечленораздельное, чудом попадаю в дверной проем и ни на кого не обращая внимания иду в кабинет Макса. Пусть он скажет мне в глаза, что это правда. Пусть эта правда станет пулей, попавшей прямо в сердце, но я хочу получить ее от Марьянина, потому что он стал занимать место внутри меня, он стал частью моей меняющейся жизни.
Вламываюсь.
— Скажи мне, это правда? — голос будто не мой. Хрен на него.
Макс отрывается от бумаг и пристально смотрит на меня. Скольжу взглядом по его лицу, сквозь пелену слез пытаясь разглядеть там чувство вины или какое-то объяснение случившемуся.
— Что конкретно? — от его взгляда становится еще холоднее.
— Ты на меня поспорил! — кричу я, захлебываясь отчаянием.
Так хочется спрятаться и заскулить, но надо услышать от него. Чтобы разбиться, вернуться в состояние тени. Картинка в зеркале была правильной. Это мое воображение вдруг решило, что тень имеет право стать цветной.
— Ты просто использовал меня! Какая же ты сволочь, Макс!
— Ив, давай без истерик, — его сухость и равнодушие бьют как пощечины. — Ты же знала, какой я?
— Знала, но ты сделал все, чтобы я поверила… — мой голос предательски срывается, но я быстро беру себя в руки. — Надеюсь оно того стоило.
— Ива, все не так, — он поднимается, идет ко мне, а я слепо двигаюсь как можно дальше и даже слезы высыхают. Он их сметает своим поведением, холодностью, безучастностью. Сейчас передо мной тот Макс, с которым я познакомилась, когда только пришла в отдел.
Вот такой он настоящий, да?
— Какой же ты урод, — качаю головой, оказавшись у стены.
Черт! Надо было оглянуться чуть раньше.
— Это правда, — он хватает меня за плечи и встряхивает как куклу. Его игрушку, вещь, на которую можно поспорить.
А в висках еще пульсирует надежда: «Он не мог, не мог, не мог…»
— Но все изменилось, слышишь? — зачем-то пытается убедить. В чем он пытается меня убедить?
Только не лги мне, я умоляю, Макс. Только не лги…
— Да пошел ты, — произношу вслух. Это все, на что у меня остались силы, и еще на то, чтобы поднять руку вверх и показать ему «фак».
Да, Марьянин, меня выворачивает от боли!
Я не знаю, куда от нее спрятаться и повернула не туда. Надо было к выходу, а я иду вглубь коридора, всхлипывая, натыкаясь на кого-то из наших парней.
— Ив? — по голосу узнаю Лену. Поднимаю на нее растерянный взгляд.
— У-у-у, как все хреново. Пошли, — она берет меня за плечи и разворачивает к своему кабинету.
— Я не… — вяло сопротивляюсь. Пустая.
— Пошли, пошли, пока никто из начальства не увидел, — заталкивает меня к себе и запирает дверь на ключ. — Что случилось-то?
Провожает к столу. Надавив на плечи, усаживает на стул. Все звуки кажутся такими громкими…
— Хотя можешь не говорить, я и так догадалась.
