Измена генерала (СИ) - Дале Ари
Он будто не договаривает «беспечнее», но мне уже все равно. Не знаю почему, но перевожу взгляд на вход. Меня будто туда потянуло. Понадобилось всего мгновение, чтобы я понять почему. Любовница мужа в красном платье, едва прикрывающим попу, и с огромном декольте стоит у самого входа.
Не сразу замечаю, что она держит под руку «папочку», который тоже не поленился натянуть смокинг на тучное тело и о шляпе не забыл. А в руке у него оказалась трость. Наконечник не вижу, зато улавливаю свет, отразившейся от него. Он привлекает мое внимание всего на мгновение, после чего я снова смотрю на «Оленьку», которая явно чем-то недовольна. Она, хмурясь, обводит взглядом зал. Складывается впечатление, что считает общество, которое собралось на балу, недостойным своего присутствия.
Михаил что-то говорит, но я его не слышу. В ушах стучит, шумит, свистит… не могу точно определить, что происходит в моей голове, но отчетливо понимаю — видеть эту вертихвостку точно не хочу. Отвожу от нее взгляд и начинаю искать пути к отступлению. Возникает мысль подойти к охраннику и попросить отвести меня к Диме, но я ее тут же отметаю, когда оборачиваюсь и вижу за спиной распахнутую дверь, прикрытую прозрачной тюлью. Уже делаю шаг, когда вспоминаю, что не одна.
— Простите, мне нужно подышать свежим воздухом, — бросаю быстрый взгляд на Михаила, который тоже сосредоточился на входной двери. Возможно, даже на «Оленьке» и на ее папаше, но этого мне узнать. И если честно, не сильно хочется. Главное я и без того вижу — Михаил поджимает губы, и те превращаются в маленькую белую нить. Вот только стоит ему услышать мои слова, он сразу же оборачивается ко мне.
— Я провожу, — Михаил делает шаг вперед, а я, одновременно с ним, отступаю назад.
— Нет, не нужно, — говорю грубее, чем хотелось бы. — Я хочу побыть одна.
Разворачиваюсь так быстро, что он успевает меня остановить. По пути задеваю кого-то плечом, на ходу бормочу извинения, но не останавливаюсь. Дохожу до двери. Вот только черт меня дернул бросить взгляд на входную дверь.
Сразу же встречаюсь с наполненными ядом взглядом крашенной блондинки, после чего ее губы растягиваются в ехидной улыбке. Я подавляю желание ударится лбом о ближайшую стену и ныряю за штору, надеясь, что «Оленька» не заметила, куда я исчезла. Или пусть у нее будет память как у рыбки — меня любой вариант устроит.
Как только я оказываюсь снаружи, холод покрывает оголенную кожу. Возникает желание вернуться обратно, но вспоминаю про любовницу мужа и решаю остаться. Поэтому вместо того снова окунуться в блаженное тепло и нарваться на публичный скандал, что-то мне подсказывает, с Оленькой его не избежать, я остаюсь на заднем дворе гостиного двора. Балкон, куда я вышла, больше напоминает мини-террасу на первом этаже, огороженную бетонным прутьями похожими на кегли. Перила из того же материала, поэтому, когда я их обхватываю, они холодят ладони. Наблюдаю за пустынной дорогой, что обычно довольно странно в Москве, но бал, устраиваемый шейхом, действительно важное мероприятие, чтобы перекрыть проезжую часть. Где-то вдалеке замечаю двух патрулирующих охранников, освещающих себе путь фонарями. В тишине до меня доносится шум рации, хотя я не помню, что бы она у людей Вадима была. Но, возможно, я просто не обращала внимания.
Мои плечи напряжены. Как и все тело. Я до боли в пальцах стискиваю перила.. Почти не дышу. Жду. А «Оленьки» все нет. Проскальзывает мысль, что она не появится. Прикрываю глаза и подставляю лицо холодному воздуху, когда слышу слащавое:
— Вот мы снова встретились.
Ее голос можно сравнить только с царапающим стекло гвоздем. Точно также он влияет на мои нервы. Но я не вздрагиваю, не пугаюсь, даже сердцебиение не учащаются. Только челюсти сжимаются, когда я распахиваю глаза и разворачиваюсь.
«Оленька» стоит, прислонившись к косяку. Она сложила руки на груди, при этом выпячивает грудь. Одна ее слишком черная бровь приподнята, а красные губы растянуты в предвкушающей расправу улыбке.
Я прижимаюсь ягодицами к перилам и повторяю позу «Оленьки». Если она думает, что потревожит меня своим появлением, заставит ревновать или что-то подобное, то она ошибается. На маленьких дурочек не обижаются. Зато поставить их на место всегда можно. Поэтому спокойно стою и жду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ждать долго не приходится. Улыбка постепенно сползает с лица «Оленьки», ее лицо показывает ее истинную озлобленность. От ее превосходства, которое всеми силами девушка пыталась мне показалась, не остается следа, поэтому она выбирает единственную выигрышную для себя тактику — нападение.
Делает шаг и выплевывает прямо мне в лицо:
— Ничего не скажешь?
Я лишь усмехаюсь. Странно, что она ядом еще не брызжет. Но вместо этого тычет в меня своими сиськами, прожигает взглядом, а ручонки упирает в бока. Это настолько комично выглядит, что мне приходится прикусить щеку, чтобы сдержать смешок.
— Ты же за мной пошла, а не я, — мой голос такой спокойный и даже немного скучающий, это даже удивительно. — Если тебя распирает от желания что-то мне рассказать, внимательно тебя слушаю.
Вздыхаю для пущей убедительности и склоняю голову к плечу.
«Оленька» точно улавливает мое безразличие, потому что ее лицо краснеет и вряд ли от смущения. Скорее, из-за гнева, который ее распирает. Я считываю его в глазах девушки, и мне даже жаль ее становится. Ровно до тех пор, пока она не открывает свой рот.
— Не только у Димы есть фотографии, — улыбка, которая появляется на лице «Оленьки», больше напоминает оскал . Она пытается выглядеть грозной или даже лучше сказать гордой, но, если честно, ее аргумент звучит так по-детски, что на этот раз у меня не получается сдержать смешок.
— И-и-и? — стараюсь убрать улыбку, но уголки губ подрагивают.
Это, конечно же, не скрывается от Оленьки. Она отбрасывает волосы с плеча назад, открывая мне лучший обзор на свою грудь. Но, к ее сожалению, я не мужчина, на меня такие «аргументы» не действуют.
— Я их распространю. Там лицо твоего мужа отчетливо видно! — победная улыбка искажает ее лицо. Если раньше «Оленьку» можно было посчитать, хоть и слишком истеричной, но все-таки соперницей, то сейчас я вижу перед собой малолетнюю дурочку, которой точно не хватает мозгов.
— И кому ты этим сделаешь хуже? — я вздыхаю, но взгляда от ее глаз не отвожу. — Диме? Он — мужик. Из каждого чайника льется, что они полигамны. Мне? Я в этой ситуации окажусь жертвой. А вот ты… Ты свою репутацию не отмоешь. Не говоря уже о том, что попадешь под уголовную статью. Тебе это нужно?
Я стараюсь оттеснить «Оленьку» обратно к выходу, но она оказывается сильнее, и не двигается с места. Смотрит на меня словно бык на красную тряпку, только пара из носа для полной достоверности не хватает.
— Он все равно будет моим! — пищит она.
— Да, забирай, — расслабляюсь я. — Могу хоть завтра подписать документы на развод. Только сомневаюсь, что Диме такая маленькая шлюшка, как ты, нужна. Может, прекратишь бегать за женатыми мужиками и найдешь себе свободного?
До меня доносится рык. Не сразу понимаю, что исходит он от «Оленьки». Зато отчетливо чувствую, как она толкает меня в грудь. Если бы я упиралась в перило, скорее всего, перелетела бы через него и точно ударилась бы чем-то жизненно важными. С моей-то удачливостью. Но благодаря тому, что я не расслабилась полностью, только хватаюсь за перила и остаюсь стоять.
Вот только «Оленька» замахивается. Я едва успеваю перехватывать ее за запястье. Ладонь «Оленьки» останавливается прямо у моего лица. Но у нее же есть вторая, которую мне тоже удается задержать.
— Ты с ума сошла, — шиплю я ей прямо в лицо.
— Отпусти, — она дергает руками. — Отпусти, я сказала!
Неизвестно откуда у меня берутся силы. Держу любовницу мужа так крепко, что у нее не получается вырваться. Она машет головой, кричит на меня, пытается ударить ногой, и надо сказать, что почти достигает цели, но промахивается. Ее туфля врезается в бетонную «кеглю», отчего «Оленка» начинает завывать. Иначе то, что вылетает из ее рта, сложно назвать. Она расслабляется, но я опасаюсь ее отпускать. Мало ли что взбредет в голову безбашенной потаскушке. Поэтому стою ровно и наблюдаю, как слезы катятся из ее глаз. Такими крупными каплями, что даже напоминают искренними, но почему-то я сомневаюсь.