Алекс Новиков - Английские эротические новеллы
С этими словами он посмотрел на Эвелину. Взгляд коменданта не предвещал ничего хорошего.
— Дайте-ка мне плетку. Пора, давно уж пора поучить нашу кобылку поведению.
Плетка была свита из узких полос кожи. Ручка была отполирована частым потреблением.
— Шурш — комендант раскрутил страшное орудие над головой.
— Пощадите! Я буду послушна! — Кричала Мадлон. — Не надо!
Описав дугу гибкий хвост впился в несчастное тело, задержался на несколько секунд и отскочил, оставив на теле быстро набухающую малиновую полосу.
На секунду Мадлон замолчала, а потом замковый двор огласил отчаянный визг.
— Хорошо пробирает, — улыбнулся комендант, раскручивая плетку для нового удара. — Не сладко, Мадлон! Толи еще будет.
— Милосердия! — успела произнести Мадлон, и тут же хвост наискось пересек попку несчастной.
— Да поможет ей святой Андриан! — У Эвелины вдруг сладко засосало между ног. «Что же со мной происходит? Почему мне приятно смотреть на мучения этой прислуги? — И вдруг ее посетила шальная мысль, — хватит ли у меня мужества и сил вынести порку с достоинством дочери рыцаря. Тогда, у позорного столба, не хватило!»
Наказание продолжалось. Несчастная Мадлон уже не кричала, и ничего не могла сказать. Ее крики слились в протяжный жалобный вой, в котором не было ничего человеческого. Казалось, это кричит затравленный зверек в руках цыган, решивших использовать пойманное животное в своих целях.
Десять… Пятнадцать… Двадцать… Шептала Эвелина, считая удары. К тридцатому удару девушка уже не кричала и последние щелчки плетки проходили в полной тишине. Впрочем, комендант и не думал останавливаться, пока не отвесил всю назначенную порцию.
На тридцатом ударе комендант остановился.
— Принесите воды! А потом унесите ее в мою комнату!
Холодная вода привела несчастную Мадлон в чувство, но слезть с кобылы самостоятельно она не смогла. Слуги кинули ее на конскую попону и унесли.
— Пусть наказание Мадлон послужит уроком всем присутствующим. — Комендант подмигнул Эвелине. — У меня в замке строгая дисциплина, и ее нарушители могут ознакомиться с нашей кобылкой!
Толпа разошлась, а леди Эвелина поднялась в свою темницу. После пережитого зрелища гулять не хотелось. Она читала Библию, свой «Дневник» и молилась. Для нее потянулись одинаковые серые дни заключения. Эвелина проводила дни в молитвах и размышлениях, снова и снова воскрешая в памяти события своей жизни. Постоянно думая о сэре Гилфорде, она гадала, что могло с ним случиться, и молилась за него. Впрочем, память снова и снова возвращала ее к наказанию несчастной служанки и тех словах, что она случайно услышала. «Нет! Комендант не посмеет! Я дочь рыцаря, и не позволю бить себя какому-то мужлану!»
Мадлон по-прежнему служила Эвелине, а о том, что сделал с ней комендант, по секрету рассказала госпоже.
— Боль от плетки куда сильнее, чем от того, что он со мной потом сделал!
Глава восьмая Месть Оливера Хаксли
Иногда ее покой нарушало привидение. Звеневшее цепями, в замковых коридорах.
— Это дух леди Лорен. — шептались слуги. — Прадед лорда Хаксли замуровал ее живьем в подвале замка за супружескую измену! Впрочем, участь Эвелины не многим лучше!
Накануне нового страшного испытания Эвелина увидела призрак.
— Молись за меня, — прозрачная молодая женщина появилась из угла комнаты, — я наказана в полной мере за грехи, а тебе предстоит завтра первое покаяние. Молись и укрепи свои силы.
— Что такое первое покаяние? — не поняла перепуганная леди, но призрак исчез.
Ночь женщина провела на коленях перед распятием, а утром обнаружила, что дверь спальни по-прежнему заперта!
— Откройте! — Она забарабанила в дверь кулачками.
Эвелина забыла, какое сегодня число, и совсем позабыла о пьяных прощальных словах своего мужа.
Но комендант замка не забыл, пергамент с письменным распоряжением лорда лежал в ларце коменданта с момента приезда Эвелины в замок. Впрочем, комендант не решился собственноручно наказать свою узницу.
Вот потому-то в этот полдень и вошел в комнату капитан лучников и по совместительству главный тюремщик, бородатый здоровяк, мистер Жерар.
— Сегодня первое марта, — Жерар церемонно поклонился, — настало время первого из ежемесячных наказаний — во исполнение приказа мужа!
— Но нет, нет, вы не можете, — запротестовала она, — вы не можете выпороть меня! Разве моя ссылка не служит достаточным наказанием?
— Таковы были приказы господина, — настаивал тюремщик, — а жене подобает повиноваться воле мужа!
— Но он вовсе не имел ЭТО в виду! Он был пьян! Да, меня отправили в изгнание, но я — по-прежнему ваша леди, супруга вашего повелителя. Вы не можете сделать это со мной!
— Ну, имел он ЭТО в виду или нет, но он приказал это, при свидетелях. А я не намерен рисковать потерей места и жалованья, не выполняя распоряжений господина! Готовьтесь! И с этими словами он вышел из комнаты.
«Так вот, что имел в виду призрак! — думала Эвелина, спускаясь по каменной лестнице вниз, во двор. — Это для меня плотники возвели кобылу! Меня будут пороть как провинившуюся крестьянку!»
Двое стражников шли следом, как за важной преступницей.
Оказалось, что все обитатели замка уже собрались, посмотреть на исполнение приговора. Смотреть на расправу над бывшей госпожой куда приятнее, чем на то, как визжит под плетью простая служанка.
Понятно, что при такой печальной и вместе с тем ужасной церемонии присутствовала многочисленная толпа народа, которая, как известно, всегда с какой-то непонятной страстью стремится посмотреть на подобного рода зрелища, так сильно действующие на нервы, потрясающие и волнующие каждого человека с душой и чувством. Были и такие люди, которые обожали смотреть на все ужасное и потрясающее.
«Вот они, верные слуги, — думала Эвелина, глядя на толпу, — да поможет мне святая Женевьева!»
Дул студеный ветер, и по небу неслись свинцовые облака. Погода не располагала к раздеванию: женщины потуже затягивали платки, мужчины запахивали кафтаны, топчась на одном месте, чтобы согреться.
— Нет! — женщина вырвалась из рук стражников, осознав, что сопротивление бесполезно, и что покорность остается единственной надеждой на сохранение хоть какого-то достоинства, остановилась.
В то же время, зрители были обуяны в этот момент самыми разнообразными чувствами.
И если некоторые женщины были в ужасе от предстоящего зрелища, то у иных это могло вызывать только простое любопытство или сочувствие. Собиравшаяся во дворе усадьбы публика выглядела празднично одетой, подобающе торжественному случаю. В то же время они не считали предстоящее событие чем-то из ряда вон выходящим. Были и такие, сами не раз поротые, которые испытывали злобное ликование, наблюдая унизительные мучения своей госпожи.
