Куплю тебя. Дорого (СИ) - Рахманина Елена
— Кто это, Аня? — спрашиваю строго.
Сестра потупила взгляд. Молчит. Знаю её — никогда в жизни не признается, что кто-то её обижает.
Понятия не имела, как обращаться с детьми.
Единственное желание, которое во мне существовало, — защитить её. Потому что меня никто защитить не мог.
Я очень любила бабушку и дедушку, но они никогда не интересовались моей учёбой. Учусь и учусь. Все насмешки, летевшие в мою сторону из-за того, что я вечно ходила в дешёвых обносках, в вещах, которые кто-то жертвовал малоимущим, потому что купить внучке новую красивую одежду они просто не могли, прошли мимо них. А я не хотела их расстраивать.
Как сейчас не хочет расстраивать меня сестра.
Глава 4
Никогда не оставляла Нюту наедине с отчимом.
На втором этаже нашего дома жила престарелая пара супругов. Одного возраста с дедушкой, но с более крепким здоровьем. Они бездетные и не имели в запасе непутёвую дочь, оставившую на их шеях детей. Я платила им деньги, и они нянчились с младшей. Забирали из школы, помогали с уроками. Даже кормили, хотя на еду я средств не выделяла.
— Нют, если этот… — я запинаюсь, останавливая рвущееся с уст матерное словечко. — Если дядя Витя вернётся, напиши мне эсэмэску.
Анютка хмурится, недовольная, что я вновь её оставляю, хотя сегодня вроде как мой выходной. Ребёнок даже не подозревает, какой ад творился ночью.
— Не уходи, Спичка, — девочка сжимает мою джинсовую куртку, будто хочет остановить.
Я плохая сестра. Взрывная, резкая, но по неведомой для меня причине Аня тянется ко мне. Кажется, даже любит. Хотя я совершенно не могу взять в толк, за что меня можно любить. Я ведь чёрствая, сухая, как бородинский хлеб двухнедельной давности.
— Я скоро, Пирожочек. Куплю тебе что-нибудь вкусное и вернусь, — вру не моргнув глазом и покидаю квартиру соседей.
Древняя дедушкина шестёрка, которую я водила, нарушая правила, с шестнадцати лет, ворчит, сопротивляется. Не хочет заводиться. Но всё же поддаётся мне и трогается с места.
Я любила вождение. И этот автомобиль любила. Хотя кто-то, может, и постеснялся бы садиться за руль такой колымаги. А я выходила из неё, будто это «Мерседес», не меньше. К тому же, в отличие от людей, она хранила мне верность.
Взглянешь на неё и диву даёшься, где она находит силы, чтобы не врасти колёсами в асфальт, как все её товарки по году производства. Однако старушка держалась из последних сил. Будто зная, как я в ней нуждаюсь.
Приехала к одному питейному заведению. Раньше там всегда зависал мой бывший одноклассник. Надеюсь, ничего не изменилось.
Помещение бара встретило меня парами сигаретного дыма. Все мало-мальски приличные кабаки не разрешали курить внутри, а здесь — пожалуйста.
Заведение кишело молодёжью, желавшей напиться дешёвым пойлом и найти пару на ночь. Пока искала глазами Степана, несколько парней попытались завязать со мной разговор. Грубо их отшила. Иного обращения здесь не понимали.
Увидела знакомого, и он тут же обрадованно освободил мне место и купил выпивку. Я поблагодарила, но пить не стала. Не любила алкоголь. Его запах вызывал во мне ассоциации с отчимом.
— Слушай, Стёп, у тебя же малая учится вместе с моей в параллели?
— И чё, Спичка? — обращается ко мне по фамилии и смотрит влюблённо. Как и все прошедшие школьные годы.
— Будь другом, спроси у неё, кто пристаёт к моей, а?
— Да без базара.
Стёпа был готов сделать многое, чтобы мне угодить. Поэтому тут же позвонил домой и разведал у своей сестры всё, что она знала.
— Спичка, это всё младшая сестра Вороновой гнобит твою сеструху.
Догадывалась. А услышав подтверждение, поднялась и направилась к дому бывшей одноклассницы.
В груди всё клокотало, пальцы сжимались в кулаки, а буйное воображение рисовало, как я выдёргиваю её наращенные патлы. Все школьные годы она и её банда тупых кур не давали мне прохода.
Её будто раздражал сам факт моего существования. Или то, что, несмотря на все её возможности, я была легендой школы, а она — дочкой завуча.
Учёба и спорт высших достижений почти несовместимы. С того дня, как папа привёл меня в спортивную секцию, моя жизнь была расписана по минутам. И обучению отводилась лишь крупица этого времени. Но я упрямая, упёртая, как баран. Работоспособная. Мне требовалось быть первой. Лучшей из лучших. А то, что за этим стоят бессонные ночи, до сих пор меня не волновало.
Я шла к цели напролом. Не воспринимала собственную боль. Физическую я даже любила какой-то извращённой частью своей души. Не думала о тех, кого обхожу в этой гонке. Мои соперницы, оказавшиеся позади, просто слабее, — а это не моя проблема. Ни жалости, ни сожаления я не знала. Ни к себе, ни к другим.
А когда папы не стало, моя мотивация выросла. Я понимала, что больше в этом мире я ни на кого рассчитывать не смогу.
Бабушка с дедушкой находились уже в достаточно преклонном возрасте, чтобы иметь возможность дать мне нечто большее, чем кусок хлеба и пустой суп к обеду.
А мама… мама меня никогда не любила и не замечала.
Мои достижения в спорте её скорее раздражали, чем радовали. А мне так хотелось её внимания и тепла, но заслужить любовь невозможно. Это я поняла очень рано.
Глава 5
Злоба только набирала обороты. Чтобы как-то её выместить, я ходила туда-сюда неподалёку от подъезда Вороновой. Она поступила в престижный университет. Отличница, золотая медалистка и просто красавица. Иначе и быть не могло.
Только все её достижения — заслуги родителей. Не тянула она. Ни на медаль, ни на хороший вуз. Да и что там с лицом без макияжа, ещё неизвестно.
Увидела девушку в модной одежде, с дорогой сумкой, набирающей текст на последней модели айфона, и побежала в её сторону, чтобы в полёте повалить на землю.
Мой рост сто семьдесят один сантиметр, и при весе сорок пять килограмм ударная нагрузка не велика. Однако Воронова летит аккурат мордой вниз, сбивая колени об асфальт. Думаю, толстый слой макияжа смягчил удар. Мычит, пытается вырваться, вылезти из-под меня. И учитывая, что весит она много больше, у неё это неплохо получается.
Мы шипим друг на друга, как дикие уличные кошки. Она тянется к моему лицу пальцами с идеальным маникюром в попытке оцарапать. В это время я вновь сжимаю в руках её волосы со всей силы будто скальп снять хочу.
— Только не волосы, дура! Они наращенные, идиотка! Отпусти, Эсэс! Тебе жизни не хватит за них расплатиться!
Моё дурацкое прозвище — первые буквы имени и фамилии, помноженные на дикий нрав.
Мне плевать на деньги. Я чувствую, как пряди при натяжении вылезают из её гривы, оставаясь в моём кулаке, и смеюсь как сумасшедшая.
На мгновение мой мозг отодвинул на задний план воспоминания о минувшей ночи. Будто защищал меня, потому оказалось я неспособна с ними справиться. А сейчас неожиданно осознание произошедшего обрушилось на меня ледяным ушатом.
Воронова ударила меня со всей силы по щеке, за что я была даже благодарна. Это немного отрезвило. Привело в чувство. Но в следующую секунду она выпустила острые ногти в моё лицо, защипывая ими челюсть и щёку. Царапая до самого мяса. Мы валялись на асфальте, а вокруг нас столпился народ, но никто не пытался разнять.
Не знаю, откуда во мне столько силы, но я вновь оказалась на бывшей однокласснице сверху и лупила её по лицу что было мочи.
— Отпусти! Хватит! Отпусти! — взмолилась она о пощаде.
Я девочка, по задумке природы должна быть мягче, гуманнее, сострадательнее. Но ничего подобного не испытывала к ней.
Она посмела обидеть Аню и за это получает по заслугам.
— Мразь, — обращаюсь к ней, скаля зубы, как бешеное животное, — если кто-нибудь ещё когда-нибудь посмеет косо посмотреть на мою сестру, если я просто увижу, что она расстроена, я решу, что это твоих рук дело, и вырву оставшиеся у тебя волосы, а из твоих зубов соберу себе ожерелье. Поняла меня, сука?
