Михаил Кузмин - Ванина родинка

— Когда вы отучитесь от этого ужасного слова? Но это совсем не то. Как вы не понимаете?

— У меня есть дядя, есть вы, — прибавил он робко.

— Да, это, конечно; но это опять не то. Ваня робко взял Аглаину руку, молвив:

— Чего ж мне больше желать? Если вы позволите быть всегда около вас, если и вам это будет приятно, чего ж мне больше желать?

— Конечно, мне это будет приятно: вы такой милый мальчик, на вас приятно смотреть, хочется вас погладить, приласкать, — но не боитесь ли вы такой дружбы? она легко может перейти в другое чувство.

— С моей стороны? — спросил Ваня, как-то задыхаясь.

— И с вашей, и с моей, — ответила Аглая серьезно. Ваня вдруг перешел к месту, где сидела Аглая, опустился у ее стула на пол и прошептал: «Аглая Николаевна, вот я люблю вас». Она же, наклонись и как-то некстати рассмеявшись, стала покрывать быстрыми и острыми поцелуями волосы, лоб, глаза, щеки и губы мальчика. «И вы, и вы?» — будто ошеломленный, шептал Ваня, обнимая ее колени.

 Аглая, словно вспомнив что-то важное, взяла тонкую китайскую чашку и, обняв Ваню одною рукой, водила пальцем по нежному рисунку, говоря:

— Смотрите, Ваня, какое сочетание красок, и что тут изображено! Вот видите: сидит семья на маленькой террасе и пьет чай, вот рыбаки идут на ловлю, козел стоит на холмике, возлюбленный спит, а девушка веером отгоняет мух, а только что они оба играли в шашки и рвали смородину, по небу летит птица, и розовый цвет его от темного пятнышка кажется еще розовее. От маленького пятнышка как усиливается тон и яркость.

 И будто задумалась. Ваня приподнялся на коленях и прошептал ей в ухо:

— У меня на плече есть родинка!

— Да? — полуспросила женщина, не соображая в чем дело, но на всякий случай улыбаясь.

 Постучав у дверей, вошла горничная и подала на подносе письмо. Аглая, сказав «простите», быстро разорвала конверт и несколько раз прочла немногие строчки на толстой серой бумаге. Потом задумалась, будто позабыв о Ване. Тот встал с подавленным вздохом и сказал: «Я пойду, Аглая Николаевна».

— Идите, друг, мы скоро увидимся, — нежно, но рассеянно проговорила она и поцеловала мальчика.

Глава седьмая

Должно быть, это был действительно экстренный случай, которых так избегал Эспер Петрович, что Ваня пришел к нему в спальню после одиннадцати вечера, что дядя разговаривал, сидя на кровати в ночном белье, что Ваня ходил по комнате, раздувая пламя свечи, которая, вероятно, по случаю такой экстренности была зажжена вместо электричества.

 Эспер Петрович молчал, опершись руками о постель и свесив ноги, Ваня же то говорил, то умолкал и снова принимался за монолог, никем не прерываемый.

— Ты понимаешь, это все не то, не то, она меня любит так же, как редкую чашку, как переплет от книги, но я же живой человек, во мне течет кровь, если меня уколют, мне будет больно. Я люблю и хочу, чтобы меня любили, а не любовались только мною, как шкапом Louis XVI. Там, у Комаровых, и этого даже не понимают, там я просто кавалер при барышнях, а здесь — игрушка. А я, я вот с руками, ногами, грудью — Ваня Рассудин, вот что я. И так как я люблю, то хочу, чтобы любили именно меня, как я есть. Если же этого нельзя, то что же тогда?! что же тогда!?

 И Ваня сел, будто все досказал. Эспер Петрович потер за ухом и начал:

— Утром я все сообразил бы гораздо лучше, но и теперь понимаю, в чем твое желание. Это действительно трудно, раз даже Аглая Николаевна тебя не удовлетворила. Редко имеют такие чувства… обыкновенно просто влюбляются в барышень Комаровых, им же несть числа. Это не глупо и правильно, что ты говоришь. Но встречается это позднее, когда просыпается любовь. Теперь же я подумаю, до города едва ли что можно сделать. Только ты обещай не делать глупостей: там стреляться, топиться и т. п. Аглая права, у тебя нет подходящих товарищей; это развлекает, понимаешь? Ты знаешь, как я хорошо тебя знаю, я ничего не упущу из виду, даже твоей родинки, если тебе угодно. Поверь мне, все устроится, и экстренности, подобные сегодняшней, не скоро повторятся. Спи спокойно.

 Ваня поцеловал Эспера Петровича, промолвив:

— Я не знаю, почему, но я вам верю.

— Конечно, надо быть без предрассудков, но благоразумным и не впадать в крайности.

— Я знаю.