Недетские забавы (СИ) - Ада Зэль

— Давай я тебя в КПЗ посажу. Отсидишься, подумаешь обо всем.

— Хорошая идея, — поддакивает Мишуров.

Юмористы хуевы. Мне не смешно.

— Парень, послушай, мы все прекрасно тебя понимаем, — Мишуров делает лицо серьезным, — Несмотря на то, что мы все тут серьезные дядьки, любовь для нас также важна. И твоя пока жива, ходит, ест, спит. А моя умерла. У тебя хотя бы есть шанс быть с ней. А у меня только один вариант, это туда, — поднимает глаза к потолку.

Да, Алиска говорила, что его жена умерла от рака.

— Согласен. Моя жена, бывшая, хоть и жива, но рядом тоже нет. Разлюбила. Так что у тебя есть все шансы наладить жизнь, она жива и любит тебя, — Олег Викторович делает жадный глоток, причмокивая.

Блять, они правы, безусловно. Я тут растекся как кусок дерьма, жалея себя. Просто чертовски устал бороться за наше с ней счастье. Чертовски устал, каждый раз упускать ее из рук.

— Что делать то будем?

— Для начала перестань глушить боль в алкоголе. Нужен чистый разум, — Кристенко откидывается на спинку кресла, — Чтобы ты вышел на диалог с Ткачом. Иди с повинной. Он ждет твоего покаяния.

— Сука, может на колени еще встать? — истерически хмыкаю.

— Если понадобится, то встанешь.

А я не сомневаюсь, что Ткач не упустит шанса поглумиться. Захочет унизить меня максимально, втоптать в грязь. Что ж, если такова цена любви... То я согласен.

Глава 40.

Наши дни.

— Я заметила вы совсем ничего не съели. Такой молодой и красивой девушке не стоит голодать, — Тамара бесшумно подходит к моей кровати и ставит на тумбочку поднос с ароматным пловом. Желудок стягивает от голода, все-таки она права, я сегодня не притронулась к еде. И это не было протестом, просто не хотелось.

— Спасибо, — благодарю женщину.

Она кивает, отходя к двери, но останавливается. Мешкается, хочет что-то сказать, но видимо отец приучил не говорить пока не разрешат.

— Говорите, Тамара, — стараюсь улыбаться. Женщина уж точно ни в чем не виновата, и спускать на нее всех собак я не собираюсь.

— Вы простите, я лезу не в свое дело, — она переминается с ноги на ногу, отпускает руку с ручки двери, — Константин Петрович жесткий и принципиальный человек, но он вас любит. Несмотря на то, что подавляет вашу волю.

— Тамара, а у вас есть дети?

— Сын, — кивает она.

— Разве вы подавляете волю сына, указывая, где и с кем ему быть?

Она на секунду задумывается, но усмехнувшись, качает головой.

— А я не Константин Петрович, у меня обычная жизнь. Я не говорю, что он прекрасный человек. Все мы не без греха. Но то, что он вас любит — чистая правда. Ни дня не прошло, чтобы он не говорил о вас.

— Тамара, он отдал меня совсем маленькой девочкой в детский дом, а потом заплатил приемной семье, чтобы они меня удочерили. Все это время он был рядом, но не захотел, чтобы рядом была я, — смахиваю непрошеную слезу. Обида детства прорывается, расталкивая броню. Я плачу не из-за себя, а из-за той маленькой Алисы. Которая сражалась с этим злым миром в одиночку, думая, что совсем одна, пока самый родной единственный человек жил себе припеваючи.

Никогда я этого не пойму и не приму. Хотел спрятать, увез бы в другой город или страну. Или как там еще делают богатые люди. А судя по этому дому у отца проблем с финансами нет. Но нет же, выбросил как нашкодившего котенка.

— Я влезла не в свое дело, простите, — она поспешно открывает дверь и убегает. Я кошусь на еще горячий плов и снова не испытываю чувство голода. Но поесть нужно, иначе свалюсь в обморок от переживаний.

Плов — идеальный: рис рассыпчатый, мясо нежнейшее, а специи какие! Хоть что-то приятное во всем этом дерьме есть. Детдом научил меня искать, по возможности, положительные моменты в совершенно отрицательных ситуациях. В данном случае, кормят меня потрясающе. На этом положительное закончилось.

Ладно, я лукавлю. Как бы больно и тяжело мне не было, отца я рада видеть. В глубине души, но рада. Осознавать, что жив, что здоров. Обида сильнее, но все же... Я так долго его ждала.

Стук в дверь разрывает поток моих противоречивых мыслей, оборачиваюсь на звук.

— Так спокойно на душе, когда ты рядом, здесь, в этом доме, — отец обходит комнату, но не приближается ко мне. Становится у окна, сцепив руки в замок за спиной.

— А я не испытываю радости, — печально хмыкаю.

— У меня не было выбора, дочь.

— И мне ты этот выбор не предоставил, — отламываю кусок свежего хлеба, катая мякиш в руке, — Что с Игнатом?

Разумеется, я интересуюсь не из вежливости, и уж тем более не потому что, волнуюсь. Напротив, я очень надеюсь больше никогда не видеть его в своей жизни.

— Провел воспитательную беседу, он кается. Больше не будет тебя обижать, — спокойно парирует. А у меня внутри буря негодования нарастает.

— То есть достаточно воспитательной беседы и все, можно простить? Так ты серьезно хочешь выдать меня замуж за него? — откидываю кружок из хлебного мякиша на поднос.

— Я планов своих не менял.

— Отец, родненький, — подбегаю к нему, утыкаясь в грудь, — Пожалуйста, не отдавай меня ему. Зачем мне вообще замуж?

— Нужен наследник. Сына у меня не получилось, пускай хоть внук будет.

Обида топит сердце, разгоняясь со скоростью света. Дочка неугодная была, подавайте мальчика.

— Я не буду рожать от Минаева, — холодно отрезаю, — Я сделаю все, чтобы этого ребенка не было.

— Мне угрожать не нужно, дочка. Я это дело не люблю, — хватает меня за плечо, но силу контролирует.

— Я не угрожаю, а предупреждаю.

Отхожу обратно к кровати, от отца веет холодом. Ничего теплого и родного сейчас я не испытываю. Только разочарование.

—Если это все, что ты хотел мне сказать, то я буду готовиться ко сну, — расправляю кровать, скидывая декоративные подушки и покрывало на пол.

— Не все, — он тяжело вздыхает, — Я скучал, дочь.

Ищу отклик в душе от его слов, но там тишина. Отрицательные эмоции топят и не выпускают какие-либо позитивные ощущения. Все еще беспросветная мгла.

— Что ж, теперь твоя жизнь прекрасна. Дочь рядом, все пляшут под твою дудку. Все удалось, — язвлю. За себя не боюсь, уверена, что отец меня и пальцем не тронет, — Только ты не учел один момент. Паша не сможет без меня, как и я не смогу без него. И наша встреча — это дело времени.

— Если этот щенок будет стоять у меня на пути, я найду способ его убрать. Навсегда, — повышает голос.

Сдерживаюсь от ответного крика, не хочу быть уязвимой.

— Не будет его, не будет меня, — я манипулирую. Жестко. Но пусть только попробуют тронуть его пальцем, я всех сама поставлю на мушку.

Надоело быть слабой и беззащитной.

— Ты явно не в настроение и бредишь. Поговорим позже, — отец тоже сдерживается от гнева, но я вижу как горят его глаза от ярости. Ну ничего, папа. Я твоя дочь, умею играть в такие игры.

Как ты там сказал? Хорошая генетика? Отличная!

Глава 41.

Наши дни. Павел

Желание потянуться к бутылке и забыться в алкоголе сохраняется по сей день, но я сдерживаюсь. Меня всего трясет изнутри, словно кто-то пустил по вене яд, и оставил меня медленно умирать, наблюдая насколько я бессилен в ситуации. Теряю контроль. Боксерская груша, что висит в подвале, истерзана в клочья, каждый раз представляю лицо Минаева и пытаюсь сбросить гнев. Кингстон боится меня, сторонится, а я и правда озверел. Кидаюсь на людей, грублю, огрызаюсь, срываюсь по пустякам — следствие неуравновешенная психика. Так и до ручки дойти можно.

Падаю на мягкий мат спиной, смотрю в потолок. Не дышу. Представляю, что делает моя девочка сейчас. Надеюсь сидит одна, ее никто не тревожит, она спокойна. Если она спокойна, то и мне стоило бы прийти в себя.

Телефон звонкой трелью доносится до перепонок, морщусь от громкости, поднимаю гаджет перед лицом. Олег Викторович.