Заставлю тебя полюбить (СИ) - Асхадова Амина

А затем раздался выстрел.

Это Игорь. Он избавил Доменико от мучений. Беспомощные ноги дернулись в конвульсии и тут же рухнули обратно на алого цвета ковер.

— Какого черта?! — зарычал Давид, схватив Игоря за грудки.

Маша напряглась. Она вообще как-то обмякла, когда увидела, что сделал ее возлюбленный.

Такова жизнь, Маша.

Ты тоже привыкнешь, если решишь остаться с этим мужчиной.

— Остынь. Потом спасибо скажешь.

— За что, блядь?! — сплюнул Давид.

— За то, что не дал тебе грех совершить. Брата своего убить.

Тяжело дыша, он отпустил Игоря.

— Спасибо.

Давид расправил рубашку Игоря, которую смял, когда схватил того за грудки.

А затем повернулся ко мне.

Я вздрогнула от мрачного взгляда мужа.

По пути ко мне Давид стянул с себя рубашку, обнажив загорелую грудь, и накрыл меня ею. А я и забыла, что лежала почти голой. Доменико порвал мою одежду.

— Красивая моя. Жасмин.

Муж прижал меня к себе крепко, пригладил волосы и посмотрел в глаза. Взгляд у него был бешеный. Его женщину, мать его детей чуть не обесчестили и не задушили. Я не знала, что из этого было хуже для Давида.

— Как ты? Да ты вся красная. Надо к врачу.

— Не надо, — просипела тихо, — жить буду.

Игорь чертыхнулся. Я слышала, как он один ворочал тяжелое тело Доменико.

— Черт, сколько крови. Надо бы прибраться, пока горничная не пришла.

— Полежи пока здесь, ладно? — попросил Давид.

Куда же я денусь?

Хотела бы я ответить ему, но не смогла. Решила поберечь себя и просто перевернулась на спину. Маша оказалась рядом. Давид с благодарностью посмотрел на нее и ушел помогать Игорю. Слава Богу, что за ширмой только раздавались звуки.

Я больше не видела тело Доменико.

Никогда.

Мне было не жаль Доменико и его жену. Они выбрали свою судьбу. Свою участь.

Перед выездом из гостиницы, когда все следы были ликвидированы, мы попрощались с Игорем и Машей. Я знала, что ненадолго, и это грело душу. Благодаря им остались живы я и Виктор — его не успели убить. Он отделался лишь ранением.

— Доменико сказал, что на свадьбе стрелял не он, — вспомнила я, оказавшись на улице.

— Плохо.

Осенний ветер приятно холодил горло. Оно выглядело ужасно, пришлось спрятать следы удушья под шарфом. Но я осталась жива.

— Думаешь, ему стоит верить? — с сожалением спросила я.

Если бы оказалось, что на свадьбе в меня стрелял Доменико, это бы решило многие проблемы. А теперь безопасностью в нашей жизни даже не пахнет.

— Ему не было смысла врать. Значит, родственнички.

Давид усадил меня в машину, забрался следом и задумчиво потер щетину. За последние дни муж сильно оброс, а седина на голове и вовсе придавала ему возраст.

Жизнь его сильно потрепала.

В особенности — я.

Когда мы покидали Волгоград, на пальце мужа был перстень. Значит, он увидел его утром и надел. Я задумчиво погладила черный камень, на борту самолета было тепло и уютно, я не могла есть, но пила много теплой воды. Перед вылетом Давид купил в аптеке что-то смягчающее для горла.

Я бы не хотела возвращаться в Москву, но в особняке нам предстояло жить еще долгое время. Или не очень долгое.

— Перстень — принадлежность к сицилийскому роду? — догадалась я.

— Именно.

— Ты сказал Доменико, что скоро к нему присоединится отец. Ты собираешься на Сицилию?

Давид не ответил мне. Промолчал.

Я знала, что Давид не бросает слов на ветер. Но сейчас меня это особенно пугало. Неужели он собирается уезжать?

— Почему они все хотят убить меня? — я сменила тему.

— Потому что ты мой якорь, Жасмин.

— В смысле?

Муж посмотрел крепко мне в глаза.

— Я без тебя не уеду.

Боже.

Я с болью сглотнула и опустила взгляд.

Давид сказал, что я — единственное, что держит его в Москве, в России. И он ждал от меня ответа: поеду ли я за ним или нет.

Я, конечно, не ответила.

Положила голову на его плечо и крепко задумалась. Я не хотела оставаться в Москве и тем более — возвращаться домой в Новосибирск. В сердце было так пусто от ощущения, что у меня нет дома. Нет места, где я бы хотела остаться навсегда.

И Давид это знал, поэтому предложил мне поехать с ним на Сицилию. Подумать только — бросить все и оставить наших детей здесь, в безопасности, чтобы уехать туда, где зародилась его кровь.

Я без тебя не уеду, — сказал он.

Но Давид еще не знал о сделке, которую я заключила с Эльдаром. По условиям той сделки нас должны развести чуть больше, чем через несколько месяцев.

И я боялась, безумно боялась того дня, когда Давид об этом узнает.

Глава 40

Декабрь оказался на удивление снежистым, но в этом году я смотрела на него только из окна своей золотой клетки, изредка выбираясь во двор погулять с детьми. Иногда ко мне присоединялся Давид, обычно вечером.

Я смотрела на высокий забор и часто спрашивала его:

— Когда можно будет просто поехать туда, куда хочется?

— Обещаю, что скоро.

Пока ситуация с семьей Давида не улажена, я в опасности. А для мужа это самое главное — он даже готов держать меня взаперти, лишь бы пуля ненароком не зацепила меня.

Ведь охоту устроили на меня, а не на Давида. Он — ценный наследник.

Даже няня теперь жила в особняке, чтобы минимизировать возможность подкупа. Утешало приближение Нового года и хоть каких-нибудь праздников.

Тридцатого декабря я помогала свекрови с приготовлением ужина и подготовкой к празднику. Мужчин дома не было, они вернулись поздно и не в настроении.

Особенно Давид. По пути наверх он разругался с Эльдаром в пух и прах. Мы поужинали с мамой Лианой вдвоем, затем я быстро ушла к себе.

Утешать мужа. В руках был еще не остывший ужин.

Все это время я жила в неведении относительно того, кем был мой муж. Судя по его настроению, близилось что-то плохое.

Я должна была все узнать.

— Расскажи мне о себе, — попросила я его.

— С чего начинать?

— С начала. Как оказалось так, что ты принадлежишь другой семье? Почему Эльдар усыновил тебя?

Давид поморщился: прошлое вспоминать не хотелось. Он стянул с себя рубашку, снял джинсы и с удовольствием съел приготовленное.

Я взяла на руки Ясмин — она проснулась и норовилась вот-вот расплакаться. Поужинав, Давид взял на руки Эмиля. У них был такой сильный контраст — гладкая чистая кожа сына на фоне израненных рук Давида. Они еще заживали после схватки с Эмином, да и после проблем не убавилось.

Давид тогда мог умереть из-за меня. За нас. За собственное дитя.

У нас было выстраданное счастье, не иначе.

Хоть и до счастья нам пока далеко.

— Ну, расскажи. Жизнь в неведении не для меня, ты же знаешь. Я могу помочь, Давид.

Это был тихий уютный вечер. Горела настенная лампа над широкой двуспальной кроватью, в которой мы с мужем проводили много времени. Выход на свой балкон был чуть приоткрытым, пропуская свежий воздух. В воздухе четко улавливалась зима.

Если бы дети были чуть постарше, они бы лепили под окнами снеговик. Или ходили бы к соседским детям, чтобы лепить снеговики у них на территории.

Мечты, мечты.

Прекрасное время.

— Я бы хотела знать, за кем я замужем.

Давид внимательно посмотрел на нас с Ясмин. Его взгляд вызвал табун мурашек — как в прежние яркие времена. Когда время летело, а не замедлилось, как сейчас.

— Дочь красивая у нас. Как ты, — сказал муж.

Смотрю в ее глазки и понимаю, что да — красивая. Целое комбо, смесь, результат прекрасного порока.

— А Эмиль моя копия. Всегда хотел сына. И чтобы у него отец был нормальный. Не ублюдок.

Последнее Давид почти прошептал. Его взгляд застекленел — муж смотрел в стену, за которой была детская.

— Мой биологический папаша изнасиловал мою мать. Когда та была беременна от другого.

Я застыла изваянием.

Что?

Как это понять?

Вопросов было миллион — только задать их было страшно: Давид держал на руках подросшего сына и одновременно таил в себе огромную черную бездну. Я не хотела в нее попасть, поэтому молчала.