Вера в чудеса (СИ) - Лав Натали
Наконец, посчитав, что настало время для откровенной беседы, сестра мужа произносит:
— Я бы хотела избежать этого разговора. Но потом решила, что все же должна высказаться.
Меня одолевает недоумение, когда она успела мне что-то задолжать? Я пропустила этот момент.
Регина тем временем продолжает:
— Честно говоря, до последнего надеялась, что Сергей передумает жениться на тебе. Этого не произошло. Не знаю, на что будет похож ваш брак, если его единственной причиной является наличие ребенка.
Смотрю на эту женщину и не понимаю, что она хочет добиться. Обидеть меня? Так я не обидчивая. Спровоцировать меня на выяснение отношений с мужем? Только что мне с ним выяснять? Если он мне до сих пор прохода не дает.
Поэтому решаю использовать свое критическое мышление и спрашиваю:
— А на что должна быть похожа семья?
Регина удивленно поднимает идеальные брови:
— Семья? Ты действительно считаешь, что у вас может быть семья? Семья, милая моя, это общность интересов, равенство, поддержка, партнерство. Не думаю, что у вас все это есть.
Меня начинают царапать ее слова. Я напоминаю себе, что не должна смотреть на ситуацию с ее точки зрения.
Я окидываю ее с ног до головы изучающим взглядом. Мне кажется, или она имеет ввиду в первую очередь общность кошельков?! И если она хочет надавить на то, что у меня нет состояния, чтобы соответствовать Сергею, то тут ее ожидает сюрприз. Я не из тех идиоток, которые готовы до последнего изображать из себя "я не такая". У мужа есть деньги, много, и я буду без всякого зазрения совести ими пользоваться. Я не планирую разводить его на них, но и отказываться от того, что есть, тоже не буду.
— Регина, ты удивишься, насколько у нас с мужем много общих интересов и как крепко наше партнерство, — мои слова сопровождает сытая улыбка, потому что в этот момент я вспоминаю, как именно выглядели эти общие интересы минувшей ночью и сладкая дрожь возбуждения пробегает по моему позвоночнику.
И пусть Регина сколько угодно умеет держать лицо, и пусть по ней почти невозможно прочитать ее эмоции. Но ключевое слово — "почти". По каким- то неуловимым признакам я понимаю, что у нее нет мужчины. И если я как довольная кошка, то она как голодная мышь. И ей не нравится, что я ей об этом напоминаю. И да, я злорадствую. И мне не стыдно. Я ее не звала ни на кофе, ни для беседы.
Она отвечает вполне ожидаемо:
— Секс не главное в жизни.
— Конечно, не главное, — соглашаюсь с ней, — Когда он есть, а вот когда его нет…
И многозначительно смотрю на Регину.
Она презрительно кривит губы:
— О чем еще может думать такая, как ты?
Золовка, по-моему, уже засиделась у меня в гостях.
— Какая "такая"? Удовлетворенная? — делаю невинное лицо.
Она резко встает:
— На какой помойке он тебя подобрал? — цедит сквозь зубы и вылетает прочь.
Вот и поговорили.
Сергей приезжает поздно вечером. Я уложила Матвея и легла спать. Но уснуть не успела.
— Не спишь? — он садится в кресло, — Я хотел поговорить.
Я сажусь на кровати. Мне кажется, что разговор будет неприятным.
— Мне звонила Регина и жаловалась на тебя.
Перебиваю:
— Кофе был невкусным?
— Нет, она сказала, что ты обсуждала с ней интимные подробности нашей жизни. Еще она сказала, что ты ее не уважаешь и грубишь ей.
Все было немного не так, но меня сейчас волнует, нужна ли мужа правда.
— И что ты ей ответил?
— Я сказал, что поговорю с тобой. Мне бы хотелось, чтобы ты не провоцировала мою сестру.
Вот так просто. Я оказалась виноватой. Может, Регина была права и никакой семьи у меня нет?
— Я ее не провоцировала. Извини, но я не нравлюсь твоей сестре. Не принцесса. Я не люблю навязываться, Сережа. И если ей неприятно мое общество, то я не помню, чтобы я ее сегодня приглашала. Она может со мной просто не общаться. Я не очень расстроюсь.
Он хмурится:
— Ты сейчас пытаешься выяснить для себя, сможешь ли мною манипулировать?
Я почти физически ощущаю, что он начинает заводиться. Ругаться с ним я не хочу. А еще совсем некстати я чувствую, как от желудка поднимается тошнота, которая комом застревает в горле. Я пытаюсь что-то сказать в ответ, но понимаю, что меня сейчас вырвет. Резко вскакиваю с кровати, зажимаю рот рукой и бегу в туалет. А потом меня выворачивает наизнанку, да так, что подавить позывы к рвоте мне удается только минут через десять, полностью опорожнив желудок. Меня трясет мелкой противной дрожью. Становится холодно. Тело наливается слабостью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Сзади маячит Сергей. Я сажусь на пол туалета. Не могу встать. Он понимает, что со мной что-то не так.
Спрашивает:
— Тошнит?
Я киваю. Он поднимает меня с пола и ведет к кровати:
— Ложись. Что с тобой?
А потом он озвучивает то, что даже мне самой еще не пришло в голову:
— Ты беременна?
Я с изумлением смотрю на него. И понимаю, что это действительно может быть так. Я не помню, когда у меня были последние месячные. Да и задержки у меня бывают.
— Я… я не знаю.
Мне все еще плохо. Меня мутит. Мне холодно. Я под одеялом сворачиваюсь на кровати в позу эмбриона, но это помогает слабо.
— Сереж, накрой меня еще чем-нибудь, — прошу мужа.
Он достает плед из шкафа, накрывает меня поверх одеяла, а сам уходит в душ. Слышу, как льется вода, и стараюсь унять дрожь. Наконец мне чуть удается справится с разбушевавшимся организмом, и хотя бы зубы перестают выбивать чечетку.
Тем временем Сергей выходит из душа и спрашивает:
— Ты как?
Если отвечать честно, то я не знаю, как я. Но мне не хочется, чтобы меня тормошили и чего-то добивались. Поэтому вру:
— Лучше.
Я не открываю глаз, не вижу, что он делает, но матрас прогибается под тяжестью его тела.
Он забирается ко мне под одеяло и привычно притягивает меня к себе:
— Завтра поедем в клинику, — выдыхает мне в волосы то ли распоряжение, то ли план на завтра.
— Ладно, — не думаю, что ему нужно мое согласие, но на всякий случай соглашаюсь.
Утром, проснувшись, я надеюсь на то, что вчерашнее недомогание мне показалось. Как бы не так! Открыв глаза, я тут же чувствую тошноту. И она усиливается. Мне приходится снова обниматься с унитазом, а так как еды в моем желудке не водится уже давно, то меня рвет какой-то слизью. Постепенно спазмы стихают, и остается только опустошение — и физическое, и моральное. Споласкиваю руки и лицо прохладной водой, выползаю из ванны. Ехать никуда не хочется. Незаправленная постель сейчас — это самое заманчивое место.
Но забраться мне в нее не удается, потому что дверь в спальню открывается и на пороге появляется муж. Он оглядывает меня с сомнением и выносит вердикт:
— Как-то выглядишь ты…
Видимо, решает не заканчивать фразу нелицеприятной характеристикой и добавляет:
— Собирайся, я с тобой поеду.
Как бы плохо мне не было, но не удерживаюсь от шпильки:
— А работа?
На что Сергей невозмутимо отвечает:
— А работа — не волк, в лес не убежит. Завтракать будешь? Хотя нет, там же анализы нужно будет сдавать.
И зачем он про завтрак-то сказал?! Я вынуждена вернуться туда, откуда пришла, и провести там несколько неприятных минут.
Вернувшись, обнаруживаю, что Сергей уже достал мне джинсы и топ, а еще ветровку.
Мое зловредное "я" интересуется:
— А шерстяные носки ты мне приготовил?
Он смотрит насмешливо:
— Если хочешь, тебе достаточно только попросить.
Я решаю ничего не отвечать, одеваюсь. Мы спускаемся вниз. Еще рано и Матвей спит. Еленка на кухне завтракает. С интересом наблюдает за нашим появлением. Сергей направляется к двери, а я задерживаюсь, чтобы чмокнуть дочь в щеку и прошу Надежду Борисовну присмотреть за сыном, когда тот встанет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мы приезжаем в уже знакомую клинику, в которой я лежала с Матвеем, когда он заболел, отправляемся на прием к гинекологу. Очевидно, что Сергей против бесплатной медицины. Врач, миловидная женщина лет 35, предлагает сразу же сделать узи. В принципе это разумно. Единственное неудобство — на маленьком сроке беременности узи делают с полным мочевым пузырем. К счастью, тошнит меня уже не так сильно, поэтому прогуливаюсь по коридору напротив кабинета узи с бутылкой воды, дожидаясь нужного эффекта. Сергей сидит в кресле в том же коридоре и, наблюдая за моими перемещениями, что-то постоянно обсуждает по телефону. И по-моему, этот предмет уже раскалился до красна.