Их нежная возлюбленная (ЛП) - Блэк Шайла

Черт возьми, это выходило из-под контроля, и Торпу потребовалось все, что у него было, чтобы остаться на своем месте.

Мужчина в дешевом костюме с усами сутенера и бритой головой придвинулся ближе. Он явно считал себя особенным. С уверенной ухмылкой он перегнулся через угол сцены, держа в руке стодолларовую купюру. Он что-то сказал Калли, чего Торп не расслышал из-за музыки. Ее глаза расширились. Еще больше беспокойства отразилось на ее лице, но она протанцевала в направлении чувака.

Покачиваясь, она задрала юбку перед ним и закружила бедрами, вращаясь, пока не попятилась к нему. Затем она присела на корточки, соблазнительно покачивая задницей перед его лицом. Ее глаза закрылись. Любому, кто ее не знал, могло показаться, что она охвачена страстью, но Торп видел все иначе. Он не сомневался, что по ее коже побежали мурашки, и она едва сдерживалась, чтобы не убежать со всех ног.

Однако то, что она не получала удовольствия, не означало, что она собиралась избежать наказания. У нее были защитник и Дом, оба из которых сделали бы все, чтобы помочь ей. Доверяла ли она кому-нибудь из них? Нет. Она только что ушла. Шон, он вроде как понял. Черт возьми, Торп и сам не доверял этому человеку, пока…? Может быть, до вчера. Или за день до этого. Их дни вместе. Но Калли знала его четыре гребаных года. За все это время она так и не поняла, что ему не все равно, что он сделает все, чтобы помочь ей?

Теперь она, черт возьми, поймёт.

Очевидно, она запаниковала. Он понимал это – до определенной степени. Но отказался принимать извинения от Калли. Она собиралась научиться полагаться на мужчин, которые любили ее. Что бы ни случилось дальше, сможет ли он никогда больше не прикоснуться к ней после ее наказания сегодня вечером, он научит ее раз и навсегда обращаться к нему, если она когда-нибудь снова окажется в беде.

Слизняк в узком черном галстуке и с купюрой в руке засунул ту сзади в ее стринги, а затем долго ласкал задницу. Другой рукой он провел по ее бедру, глядя на нее так, словно она была особенно изысканным куском филе.

Торп почувствовал, как из ушей у него идет пар, и, черт возьми, взорвался.

Когда он вскочил на ноги, Шон был прямо рядом с ним, сжав кулаки. Торп отшвырнул свой стул в сторону и направился к Калли, стоя плечом к плечу с другим мужчиной.

Калли отклонилась от ощупывания, съеживаясь в ответ. Пытаясь скрыть свою реакцию, она послала мужчине легкую улыбку через плечо, а затем, пританцовывая, ушла. Торп почувствовал, как его кулаки сжались от желания забить этого ублюдка до смерти.

Шон оказался быстрее, схватил сукина сына за загривок и что–то прорычал ему на ухо. Подонок попытался сопротивляться, но федерал проявил себя крутым парнем, блокируя каждое движение противника, а затем ударил подонка лицом о ближайший столб. Торп подбежал, более чем готовый помочь. Он был рад, когда Шон дернул ублюдка назад, демонстрируя сломанный, кровоточащий нос. На самом деле, он надеялся, что Шон нанес непоправимый вред этому мудаку за то, что тот посмел прикоснуться к Калли.

Торп отчаянно искал ее снова. И он нашел ее, черт возьми. Ее аккуратная спина показала ему, что теперь она обслуживала мужчин на другой стороне комнаты, все еще держа юбку задранной и покачивая бедрами, пока еще несколько мужчин не засунули еще пару купюр в ее стринги. Они выли, пока она соблазняла их, и все больше парней подходили к сцене с деньгами, просто желая получить шанс приблизиться к Калли.

Пока Торп отвлекался на нее, Шон и мудак ввязались в драку. Очевидно, федерал был более занят, наблюдая за Калли, чем за локтем жирного урода, прилетевшего ему в живот. Когда Шон хмыкнул и увернулся от размахивающих кулаков парня, Торп приблизился. Как и вышибала.

– Никаких драк, – прокричал он сквозь музыку. – Разбирайтесь на улице.

– Да, убери от меня свои гребаные руки, придурок! – сказал Дешевый Костюм. – Я дал шлюшке немного денег. И что с того?

О, вот оно что. Домы иногда называли своих сабмисивов «шлюхами», но в качестве формы нежности, каким бы странным это ни казалось другим. Не все понимали, но это относилось к их образу жизни. Даже если бы он никогда не назвал Калли своей шлюхой, никакой другой случайный член не стал бы обзывать девушку, когда он совсем ее не знал и понятия не имел, насколько это далеко от истины.

– Не прикасайся к ней больше.

Шон выглядел готовым убить.

– Смирись с этим, – продолжал разглагольствовать подонок. – Она тебе не принадлежит.

– Вообще-то, – бросил Шон в ответ, – принадлежит.

Торп нанес удар, угодив ублюдку прямо в челюсть, и от силы удара тот, пошатнувшись, рухнул на землю, потеряв сознание. Вышибала повернулся к нему с угрожающим взглядом и потянулся, чтобы вышвырнуть его за дверь.

Черт, ему следовало сдержаться. Он не мог позволить, чтобы его вышвырнули.

Торп снова повернулся к Калли. Она метнула взгляд в его сторону, чтобы понять причину суматохи. Их взгляды встретились, и электричество обожгло его вены. От шока ее глаза расширились, а щеки побелели. Затем ее взгляд метнулся к Шону. Она ахнула, как будто увидела привидение.

Несмотря на то, что она еще не закончила свой номер и музыка все еще играла, она повернулась и бросилась к занавесу в задней части клуба.

Вышибала посчитал сохранение таланта важнее, чем удержание нескольких парней от драки, поэтому он побежал за Калли, крепко схватив ее как раз перед тем, как она смогла ускользнуть за кулисы.

Она боролась и ругалась, требуя, чтобы ее освободили, толпа коллективно освистала ее отступление.

– Покажи свои сиськи! – повторил мужчина в первом ряду.

Вышибала потащил Калли обратно к середине сцены, затем встал между ней и занавесом.

– Заканчивай чертов номер, или Марти уволит тебя.

Как и следовало ожидать, в тот момент, когда здоровяк отпустил ее, она снова бросилась бежать, на этот раз к лестнице, ведущей на клубный этаж. Она ценила свою свободу гораздо больше, чем эту дерьмовую работу.

Но Торп был на шаг впереди нее. Он стоял у подножия лестницы, загораживая ей выход со сцены. И в этих туфлях спрыгнуть с высоты пяти футов на землю было бы невозможно.

Они окружили ее.

Шон быстро оценил ситуацию, вскочил на сцену и полез в карман, чтобы показать свой значок куску мяса.

– ФБР. Если не хочешь неприятностей, отдай девочку мне.

Здоровяк напрягся, музыка резко оборвалась, и его глаза сузились, когда он увидел Шона, а затем значок. Он отступил назад и вскинул руки в воздух.

– Мы только что наняли ее, чувак. Мы не хотим неприятностей. Забирай ее.

Калли бросила на Шона вызывающий взгляд и сквозь шум толпы предупредила:

– Держись от меня подальше.

– Даже не мечтай, милая.

Эти слова были клятвой, Шон подошел ближе, но выражение его лица горело чистым предупреждением. Он хотел отстоять свое.

Она замерла, затем ее взгляд метнулся по комнате. У Торпа внутри все сжалось. Черт побери, она собиралась сбежать.

Он открыл рот, чтобы предупредить Шона, но она оказалась быстрее, сняв одну из своих ужасных туфель и бросив ее в сторону Шона. Самодельное оружие Калли ударило его в плечо, затем она положила руку ему на грудь и вывела его из равновесия. Пока Шон пытался прийти в себя, она сорвала второй каблук и угрожающе подняла его на вышибалу. Он бросился на нее и схватил за запястье, резко сжимая, чтобы она не бросила туфлю. Поэтому она пнула его по яйцам.

Когда невероятно глупый халк упал на колени, схватился за свои гениталии и застонал, Калли пробежала мимо него и скрылась за занавесом, исчезнув за кулисами.

Торп бросился за ней вверх по лестнице, прорвавшись сквозь занавеску как раз вовремя, чтобы увидеть, как она распахнула потрепанную промышленную заднюю дверь и помчалась в переулок за зданием. Он выругался и бросился за ней.

Металлическая дверь захлопнулась, и Торп толкнул ее, вышел в переулок. Под светом лампы, кишащей насекомыми, он посмотрел налево, затем направо, прежде чем увидел Калли, которая в лихорадочной панике мчалась босая, искусственные светлые косички, свисающие по ее бледной спине, спасали от обнаженности только ремешок крошечного сексуального лифчика. Черт возьми, она вот-вот либо наступит на стекло, либо будет изнасилованной каким-нибудь головорезом. Конечно, она была в режиме автопилота и не использовала логику, но о чем, черт возьми, она думала?