Я ее забираю (СИ) - Ковалевская Алиса
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Должно быть, он ждал, что я отступлю, отведу взгляд, но делать этого я не собиралась. За последние дни в моей жизни случилось так много всего, что лёд, что я видела в его глазах, не мог ни ранить, ни напугать меня.
Наконец пальцы его разжались, и я, больше не обернувшись, вышла из машины. До слуха донеслось шуршание листьев, ветер лизнул лицо. Чувствуя направленный мне в спину холодный взгляд, я медленно пошла по дорожке к дому.
Макс ведь даже не попытался… Не попытался сделать что-то, чтобы остановить Вандора. Что, если это действительно конец? Борясь с накатившими на меня горькими чувствами, я сделала судорожный вдох и ускорила шаг. Я должна поговорить с ним. Должна объяснить! Может быть, уже слишком поздно, но я должна хотя бы попытаться.
Сидя на постели в комнате, куда проводила меня горничная, стоило зайти в дом, я снова и снова вспоминала отвратительную сцену в клубе. Что я знала о Максе? Не так уж много. Разве что он владеет несколькими казино в городе, просыпающемся тогда, когда обычные люди готовятся ко сну, бойцовским клубом и квартирой, стоя у витражного окна которой можно почувствовать себя парящей в невесомости. Что он не боится ездить без охраны и что у него есть брат. Олимпийский чемпион по боксу. Последнее интересовало меня мало. Всё остальное, в общем-то, тоже. Что не так с его семьёй? О чём говорил Вандор? Кажется, что-то про его отца. Что-то больное, бьющее в самую цель.
Выдохнув, я упёрлась локтями в колени и накрыла лицо ладонями. Остро захотелось, чтобы Макс оказался рядом, без лишних слов сгрёб меня и прижал к себе. Всё. Нет… Ещё мне хотелось ударить его. Сильно, наотмашь, за то, что отпустил. За то, что вот так просто позволил увести меня. Ударить, а потом прижаться и почувствовать вкус его губ.
Не знаю, сколько я просидела в одиночестве. Должно быть, не меньше часа. Темень за окном давно сгустилась до такой степени, что превратилась в черноту, поздний вечер сменился ночью. Неожиданно раздавшийся стук в дверь заставил меня вздрогнуть.
— Можно? — в комнату, держа в руках чашку, вошла жена брата.
В лёгком домашнем платье, с собранными в хвост волнистыми чёрными волосами, она казалась совсем девчонкой. В сущности, она и была не на много меня старше — года на два-три, не больше.
— Зачем? — видеть мне её не хотелось, но я понимала, что мои желания здесь никого не заботят. — Вандор прислал?
Не ответив, Милана подошла к постели и поставила чашку на тумбочку, вытащила из кармана платья горсть шоколадных конфет и положила рядом. Я молча следила за ней, чувствуя, как с каждой секундой, с каждым её движением, меня всё сильнее охватывает раздражение.
— Он только с виду такой, — заговорила она. — Ты просто плохо его знаешь. Да, он бывает жёстким…
— У меня нет никакого желания его вообще как-либо знать, — оборвала я её. — Ни плохо, ни хорошо.
Тихонько вздохнув, она посмотрела на меня. Помедлила с секунду и присела на постель рядом. Разговаривать я была не настроена, однако уходить она, очевидно не собиралась.
— Что тебе нужно? — спросила я резко.
— Расскажи мне про Матвея, — прямо ответила она.
Вот этого я точно не ожидала и даже немного удивилась. Удивилась и разозлилась до такой степени, что кровь так и закипела.
— Так ты за этим пришла? — резко встав, бросила я. — Если так, передай своему мужу, что Иван… или как там его… Матвей — его проблема. Пусть сам с ней и разбирается! С меня достаточно! Я не имею к твоему брату никакого отношения! И…
— Думаешь, я кричать не умею?! — Милана тоже подскочила. С раздражением шагнула ко мне и выпалила: — Ты вообще знаешь, что за человек Кондратьев?! Он…
— Знаю, — перебила я её. — Может быть, не всё, но достаточно, чтобы понимать, что они с моим братом — одного поля ягоды.
— Да ничего ты не знаешь! — кажется, теперь она по-настоящему разозлилась. — Если бы знала…
— Я замужем за ним была! — рыкнула я сквозь зубы. — Вернее, за неким Иваном, коим он мне представился! Так что не говори мне, что я знаю, а что нет!
— Замужем? — глаза её распахнулись, пухлые губы приоткрылись. — То есть…
Запал мой тоже кончился, и я, застонав, вновь присела на постель. Голова начала ныть, в висках пульсировала. Потерев их пальцами, я негромко усмехнулась:
— Это продлилось всего несколько часов. — Убрала руки и вымученно вздохнула, понимая, что вспышка отобрала последние силы. Словно почувствовав это, Мила протянула мне чашку и две круглые конфеты.
— Спасибо, — помешкав пару секунд, я сдалась. Сделала глоток и развернула красную обёртку. — Он несколько месяцев ухаживал за мной. Предложил сбежать в Россию… — развернула обёртку и, бросив на постель, посмотрела на лежащую на ладони конфету. — Теперь-то я понимаю, что это было с определённой целью.
Милана тоже присела. Помолчала, взяла фантик и задумчиво скрутила его.
— До того, как выйти замуж за твоего брата, я некоторое время встречалась с Матвеем.
Её слова снова удивили меня. Сделав глоток чая, я глянула на неё, но она лишь покачала головой.
— Пожалуйста, Марика, расскажи Вандору, что случилось.
— Да не знаю я, что случилось! — вновь начиная злиться, выговорила я, и это по большому счёту было правдой. Ибо я и в самом деле не знала. — Он просто… просто выстрелил в меня, когда мы с Максом были на заправке. И если бы не Макс… — не договорив, я снова отпила чай.
Если бы не Макс, меня бы, возможно, уже не было, но говорить этого я не собиралась. Но это было и не нужно, ибо молчание моё было красноречивее всяких слов.
22
Макс
Обойдя участок, я вернулся к дому. Забор в некоторых местах немного просел, нужно было нанять человека, чтобы исправить это, в остальном же всё было в порядке. Мать справлялась и с домом, и с прилегающей к нему внушительной территорией. Справлялась, как всегда справлялась со всеми выпадавшими ей трудностями.
— Вот ты где, — не успел я подумать об этом, увидел её, идущую мне навстречу по узкой, огибающей дом дорожке.
— Надо заняться забором, — сказал я, когда меж нами оставалось несколько шагов. — Осень скоро. Ни к чему оставлять так.
Она бесшумно выдохнула и покачала головой. Посмотрела на меня с неким осуждением.
— Ты бы лучше не о заборе думал, Максим, а о собственной жизни.
— Ты опять начинаешь? — огрызнулся я сквозь зубы и, обойдя её, пошёл к крыльцу.
Почти всю неделю, что я пробыл у матери, она держалась. Не лезла в душу с ненужными расспросами, не пыталась выведать что-либо намёками. Только в первые дни несколько раз напрямую спросила, что со мной происходит и какого лешего я отсиживаюсь тут, когда обычно меня дольше, чем на день, калачом не заманишь. Ответа она, впрочем, так и не получила, а теперь вот снова…
— Ты можешь понять, что я за тебя беспокоюсь? — вошла она следом за мной в дом. Теперь голос её звучал натянуто, и это заставило меня обернуться.
Взгляд невольно остановился на рубце, выглядывающем из-под ворота свободного платья. Сейчас, спустя многие годы, он выглядел почти безобидным и оставался лишь напоминанием о прошлой жизни.
Лезвие ножа чудом не задело артерию. Мирным нравом отец не отличался никогда. И если поначалу дело ограничивалось криками, позже злость за все свои неудачи и промахи он стал вымещать с помощью кулаков и отнюдь не на боксёрской груше. При воспоминании о нём и без того мрачное настроение превратилось в сплошную черноту. Всю эту неделю я пытался отвлечься, занять себя работой по дому, но в голову то и дело лезли мысли о голубоглазой девчонке. Девчонка… Теперь-то мне стало ясно, почему взгляд её казался мне знакомым.
— Не нужно за меня беспокоиться, — бросил я и, скинув жилетку на стоящую у стены скамью, прошёл на кухню. Там налил чашку холодной воды и залпом выпил до дна. Сладкий привкус студёной родниковой воды напомнил о раннем детстве, когда мы с братом, совсем безмозглые пацаны, носились по двору, ещё не понимая, что такое жизнь и как она устроена. Понятия не имею, в какой именно момент ко мне пришло понимание этого. Может быть, когда мать впервые не смогла скрыть от нас с братом покрытые синяками руки, а может, когда отец принялся избивать её прямо у нас на глазах.
