Пусть вспыхнет любовь
Василиса
Я была в ужасе. В то время как в комнату все заходили и заходили другие мужчины. Я насчитала около двенадцати. Но не была уверена, что их именно столько.
Меня просто сковало от кошмара, творившегося здесь. Мои мышцы затекли из-за того, что я была связана, а с моего лба стекал холодный пот. Мне было страшно. Безумно страшно.
Мы были в незнакомом месте. В доме, где были только эти животные. Теперь нет никого, кто бы мог меня спасти.
Видимо, это мой последний день на этом свете. Меня никто не найдёт и не поможет. Я абсолютно одна. Сейчас эти чудовища уничтожат меня. Растоптают, как морально, так и физически.
Мне не стоило дерзить Семёнову. Нельзя было с ним так общаться. Если бы просто согласилась, то... Нет! Я не должна об этом думать. Я сделала правильно, что отказала ему тогда. Ведь у меня есть Дима.
Точно! Дима! Он обязательно найдет меня! Он ведь должен был меня забрать, значит он узнает, что я куда-то пропала. А со связями Дима очень быстро вычислит, где я.
Нужно только продержаться до его прихода. Тянуть время.
Ко мне подошёл Женя и снял с меня кляп. Он схватил меня за подбородок и, приблизившись, произнёс прямо в лицо:
— Я думаю, что ты хочешь что-то сказать.
Я молчу. Понимаю, что он имеет в виду, однако я не хочу перед ним извиняться. Если даже извинюсь, то это все равно ничего не изменит. Он поступит точно так же.
Миша грубо сжал мои щеки, причиняя боль.
— Я не слышу, — прошипел он, словно змея.
— И не услышишь, — осмелев, ответила я.
Черт возьми, какая я глупая! Зачем я грублю ему ещё больше? От этого он только озвереет!
После моей фразы его лицо исказилось в ярости. Он замахнулся и дал мне крепкую пощечину.
Левую сторону моего лицо обожгло пламенем от его удара, а ухо оглушило. Было довольно-таки больно. Он явно вложил в эту пощечину большую часть своей силы.
Однако этим он меня не напугает и от этого я уж точно не стану извиняться. Я и не такое терпела в своей жизни.
— Извиняйся! Немедленно! — закричал он, словно маленькое, избалованное дитя, у которого отобрали конфету.
Я упрямо продолжила хранить молчание. Спустя несколько минут тишины Женя приказал развязать меня. Меня выпустили и заставили опуститься на колени. Я пыталась сопротивляться, однако ничего не могла поделать под натиском двух взрослых мужчин, которые даже не особо прилагали усилия, чтобы посадить меня.
Я злобно посмотрела на Семёнова снизу вверх. Он хитро ухмылялся и смотрел на меня так будто я всего лишь жалкое насекомое под его ногами.
— Снимите с нее одежду, — сказал он.
Нет-нет-нет! Они не могут! Не могут так поступить!
Они начали стягивать с меня свитер. Я брыкалась, вырывалась, царапалась и кусалась. Но они лишь посмеивались на мои жалкие попытки освободиться.
С меня все сняли. На мне не осталось ничего. Я была абсолютно голая. Я даже не могла как-то прикрыться, потому что эти ублюдки держали меня.
Мне было страшно. И стыдно. На моем теле до сих пор остались результаты избиений моего отца. Где-то были синяки, где-то гематомы.
Женя мерзко засмеялся, что вывело меня из себя ещё больше и заставило покраснеть от злости и унижения.
— Бедняжка, что это за синяки на твоём теле? — нарочито жалостливо спросил он. — Твой хахаль тебя избивает?
Какой ещё хахаль? Он имеет в виду Диму? Но откуда он про него знает?
— Это я-то жалкий? — внезапно спросил он. — Сейчас ты сидишь передо мной на коленях абсолютно голая, беспомощная и с видом избитой собаки. Так кто же из нас жалкий?
Сволочь. Он повторил мои слова, что я сказала недавно, унизив его. Какой же он мерзкий!
— Жалкий именно ты, потому что именно ты пытаешься расправиться с беззащитной девушкой таким образом! — крикнула в ответ.
Кажется, мои слова разозлили его ещё больше. Так как после них он снова ударил меня. В этот раз даже сильнее. Если бы меня не держали, я бы точно упала на пол.
Голова кружилась, а в ушах стоял гул. Какое же знакомое чувство. С самого детства я испытываю это.
Я просто не могу понять, за что мне такие наказания? Почему у других девушек моего возраста обычная и спокойная жизнь? Почему у них все хорошо, а у меня неприятность на неприятности? Чем я это заслужила?
— Улыбнись, Флорова, — сказал он.
Женя достал свой телефон и навёл камеру на меня. Я хотела прикрыться, пыталась опустить свое лицо, чтоб его не было видно, однако один из его псов схватил меня за волосы, тем самым поднимая мою голову.
— Ну и чего не улыбаемся? — обиженно спросил он. — Я же хочу, чтоб фотка получилась красивой, чтоб не стыдно было показать!
Он наигранно нахмурил брови и приложил указательный палец к губам.
— Точно! — воскликнул Семёнов. — Тебе уже стыдно! Эх, ну тут уже ничего не поделаешь, — вздохнул он.
Урод. Гребанный клоун. Надеюсь, что он будет гореть в аду. Будет страдать. Умрет самой мучительной смертью.
