Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-."

— Помогать мне будешь.

Витя кивнул, готовый лобстера сварить. Взялся за овощи и под чутким руководством Князевой, что на стол стала накрывать, свой вчерашний ужин разогревать, принялся нарезать летний салат, лишь изредка с ней ладонями, локтями и взглядами сталкиваясь.

Захотелось глубже дышать.

После обеда на мойке сохли тарелки, столовые приборы. Анна протирала стол, собирая с него крошки от хлеба, а Витя прошелся к дивану. Поставил на тумбочку слева от себя две чашки: одну — с кофе, вторую — с черным чаем и лимоном. Пчёлкин откинулся на мягкую спинку, посмотрел в окно, из которого с его ракурса ничего, кроме голубовато-синего неба, не было видно.

Было спокойно. Так же ощущались беззаботные выходные в детстве за городом — такие, о каких Пчёлкин уже забыл совершенно.

Князева стряхнула мелкий мусор по типу крошек в раковину, промыла и выжала тряпку. Потом вытерла руки и огляделась по сторонам, словно впервые оказалась в квартире, снятой Беловым для неё, словно что-то в ней вдруг изменилось.

Анна поправила волосы, что при необычно сильной для июня жаре высохли почти, и поняла, что ощущения её не обманули. Да, что-то изменилось. Если говорить совсем точно, то речь шла о количестве человек в гостиной.

Пчёлкин на диване сидел, и не собираясь уезжать. Хотя продукты принёс на ближайшие трое суток, даже умудрился поесть. По сути, ничто не держало его. Или же?..

Анна почти успела додумать мысль… довольно самоуверенную, но быстро себя одёрнула; ей и без того было, чем себя потакать перед сном.

Князева сделала шаг к дивану и, когда опустилась справа от Вити, обрадовалась, что ноги выдержали вес собственного тела, не вывернулись в обратную сторону, роняя саму Аню на пол.

Она едва ли успела на Пчёлу, на затылок его посмотреть, как мужчина взялся за чашки. Протянул ей кофе, от которого у Анны уже малость двоилось в глазах по утрам.

Князева улыбнулась натужно, чуть голову склонила и приняла кружку с нарисованной на ней лошадкой с шерстью какого-то неестественного цвета.

— Не поздновато для кофе? — спросил у неё Витя. Чуть подвинулся вправо, к Ане, совсем малость сокращая между ними расстояние, что почти что незаметным осталось.

Девушка усмехнулась, посмотрела в дымящуюся гущу:

— Я всегда его пью.

— Значит, кофеманка?

— Вынуждена, — снова усмехнулась Анна и только через секунду поняла, как прозвучало её слово. Она заметила боковым зрением, как рука Вити в локте напряглась, и на Пчёлкина посмотрела. Он выразительно приподнял бровь в ясном Ане вопросе.

Князева цокнула языком на саму себя и пояснила всё-таки Пчёле всё:

— Чай больше любила в детстве. Как минимум потому, что мама запрещала пить кофе раньше четырнадцати лет; вредно, говорила, хотя сама постоянно себе заваривала. Но, когда я стала комнату у старой пары в Риге снимать, то поладила с новыми соседями. Завтракали и ужинали вместе, иногда обедали. И мне хозяйка часто чай заваривала. Такой вкусный!..

— Что за чай?

Витя размял плечи, чуть ими повёл, и тогда его рука коснулась локтя Анны. Жест почти мимолетный, но Князева его заметила — а как иначе, если после этого «случайного» движения кожа горела?..

— Зелёный. С мёдом и липой. Я только его теперь пить могу. Остальные невкусные.

— Так, а что не заваришь?

— Нет в Москве такого. Только в Риге видела.

Пчёлкин задумался, посмотрел в свою чашку, словно после слов Аниных и ему другие чаи, кроме этого восхваленного липового сорта, стали отвратительны. Чуть глотнул горячего чая, который пить при жаре июньской было глупостью; цитрус отдал на языке легкой кислинкой.

— Значит, кофе — как… — он почти перед лицом Анны защелкал пальцами, подбирая нужное слово, и девушка с усмешкой безобидной, что стала привычной при их разговорах, подсказала:

— Альтернатива. Да.

Пчёла воздух ртом схватил, а потом улыбнулся одними уголками губ. Девушка хмыкнула, когда Витя чуть плечом её толкнул, словно за излишне богатый словарный запас подколоть думал, и, конечно, заметила, как замерла рука бригадира на его колене в каких-то сантиметрах от её же ладони.

Будто коснуться хотел.

Она одёрнула себя почти сразу, словно такие смелые мысли обжечь могли. Вместо того сделала глоток кофе. Участившийся пульс, с которым дышать было тяжело, списала на дрянь из пакетов, размешанную кипятком.

А Пчёла огляделся, отмечая взглядом изменения, какие претерпела квартира на Скаковой за три недели Аниной жизни в Москве. Особенно в глаза бросилось увеличившееся в разы количество живых растений на тумбочках, кофейном столике. Ещё Витя на полках заприметил фотоальбом, — тот самый, видно, про который Белый у сестры в «Домодедово» спрашивал — и книги, количеством которых мог похвастаться не каждый коллекционер; чертовы классики, писавшие на непонятных Пчёлкину языках, расположились чуть ли не на каждой горизонтальной поверхности.

— Давай во-он туда полочку прикрутим, — предложил Витя, пригубив чай. Именно пригубив — пить, глотать такой кипяток казалось невозможным. Анна отвела взгляд от ресниц Пчёлкина, длине которых могла позавидовать любая девчонка, даже она сама, и посмотрела, чуть поморгав глазами, куда указывал мужчина.

— Зачем?

— Книги складывать, — пояснил он и снова, сделав осторожное движение ладонью, прибился к Князевой. На коже поясницы выступили капельки пота, почти естественные для городской духоты.

Она вздохнула глубже. Тише.

— Ты же в Москве осталась. Знаешь, какой тут кладезь литературы? Ого-го!

Вскинул палец перед лицом Анны. Девушку этот жест, ассоциирующийся с мамой, малость раздражал, но Витя сопровождал действия свои улыбкой такой, что Князевой сложно было бы сильно злиться. Ладонь Пчёлкина упала на спинку дивана, чуть прижимаясь сгибом локтя к плечам Ани.

Мысли, которые она не спешила признавать, стали такими навязчивыми, что прогонять их стало почти бесполезно.

— Уверен, что через две недели тут целый лабиринт из романов образуется. Буду к тебе приходить и видеть стены из листов да корешков, — усмехнулся Пчёла и, отодвинув от себя чашку, приложил освободившуюся руку, что в тот миг рупором стала, ко рту.

— Приходить и кричать: «Анюта-Анюта, здесь ли ты, девица, здесь ли ты, красная?».

— Ко мне приходить хочешь? — спросила вдруг Князева с усмешкой, вяжущей по рукам и ногам.

Сердце стукнуло по ребрам так, словно думало из груди выпрыгнуть. Прямо в руки Ане, вероятно, приземлиться хотело.

— Хочу, — признался Пчёла, на неё повернулся. Ощутил себя вдруг игроком в покер, поставившим на пятую карту все средства свои. Пан или пропал, как говорить любил. Анна посмотрела на него прямо, будто взором думала всю душу Вити прочитать, а у самой кончики пальцев задрожали.

«Не надумывай, не надумывай, милая…»

— …Надо же, всё-таки, полочку повесить.

Сердце Князевой не рухнуло куда-то вниз в стремлении разбиться, но вены и артерии, кровь к нему подающие, задержали падение, когда Витя за плечи её обнял, к себе притягивая. Дрогнувшие руки едва ли не расплескали кофе по блюдечку и по ноге, не прикрытой шортами.

Анна на плечо Пчёлы голову положила, когда почувствовала ладонь бригадира на своём локте. Мужчина кожей руки, груди, прикрытой рубашкой, ощутил, какой горячей стала за минуту-другую щека Князевой.

Раньше бы усмехнулся самодовольно. Но не теперь. Что-то щекотало странно в гортани, вынуждая улыбаться. Почти блаженно.

«Как же спокойно мне с тобой, Князева…»

— Что читаешь сейчас?

Анна потянулась чуть к столику кофейному, чтобы убрать чашку свою, и, опускаясь обратно на диван, с дрогнувшими изнутри коленями голову на грудь ему положила.

Пчёлкин даже губу нижнюю закусил. Словно в казино, которое любил, как минимум, из-за алкоголя элитного, куш сорвал.

— «Похитителей». Хочу закончить, прежде чем за новенькое что-то взяться.

— А над чем думаешь? Что хочешь?

— Наверно, «Отверженных». Я люблю это произведение. Первое, что на французском прочла — от начала и до конца, — призналась Аня. Она чуть подогнула ноги под себя, на диван полностью забираясь, и к Вите притёрлась ближе. Лишь через секунду поняла, что сделала это, не задумываясь, как выглядеть будет, и больно защемило под сердцем.