Охота на олигарха (СИ) - Дашкова Ольга
— Мне нужен мой телефон, Дима, найди его.
— Мы еще не закончили.
— Дима, найди, я прошу тебя.
Помощница хирурга ушла за ширму, где были мои вещи, принесла телефон.
— Спасибо.
Хорошо, что прострелили левое плечо, а не правое, хотя что тут хорошего, немного ниже — и все, нет больше олигарха Дымова, охота закончена, зверь завален.
На дисплее куча уведомлений, машинально читаю, от кого и первые слова сообщений, пока не цепляюсь за одно, очень интересное.
«Умри, тварь».
По спине бежит холод. А вот такого раньше не было. Открываю сообщение, время отправки как раз то, когда я закончил разговор с Фимой в ресторане. Хотел остаться, но не стал, вышел на улицу. Кто так точно все рассчитал? Или просто угадал?
Номер незнакомый, но местный. Пересылаю сообщение и номер Савельеву, пусть голову ломает, он у меня начальник службы бездарной безопасности. Но все равно не покидает чувство, что я знаю того, кто это все устроил.
А потом набираю раз за разом Женю, но слушаю только гудки. Черт, ну женщину можно понять: после моего красивого визита с букетом и очень некрасивого ухода я бы вообще номер заблокировал.
— Макс, ты где? Дьявол, Дима, давай там полегче, все-таки не молодой пацан перед тобой, — снова вздрагиваю от боли, ругаюсь. — Макс? Умер, что ли? Узнай, где Евгения и почему не отвечает, и узнай, что за писатель пишет мне такие послания.
— Женя в клинике.
— В какой еще клинике?
Три слова — и меня накрывает. Страх, липкий, тягучий, он пропитывает все вокруг, заполняя каждую клеточку, каждую пору моего тела, разрывая душу медленно на куски.
— Макс, блять, в какой клинике, я тебя спрашиваю?
— Володя, слушай, там все в норме, Тамара говорит, доктор отличный, все сделает правильно.
— Что сделает?
Первая самая поганая мысль — это то, что Женя поехала делать аборт. В тот самый момент, когда меня зашивают, из нее выскребают моего ребенка. Моего сына.
— Нервы, на их фоне открылось кровотечение, но говорят, что его остановили. А ты что подумал?
— В какой она клинике?
— Тебе нельзя сейчас никуда.
— Я задал вопрос. Макс?!
— На Никитина, дом пятнадцать. Мне ведь тебя не остановить все равно.
Я дурак, что мог подумать что-то другое. Господи, какой же я дурак. После липкого страха тело стало ватным, закружилась голова.
— Дмитрий Николаевич, давление.
— Света, нашатырь. Владимир Сергеевич, смотрите на меня, так, хорошо, нюхаем, телефон уберем, да, вот так.
Резкий запах приводит в чувство, смотрю в глаза Димы, тот в медицинской маске, но я вижу, что улыбается.
— Мне надо ехать.
— Сейчас нельзя, сейчас нужен покой. Пойдем в палату, ляжем спать.
— Нет, мне надо ехать, Дима.
— Нельзя, сейчас поставим капельницу, обезболивающее отпустит через час, нужен покой.
— Нет, мне надо идти. Мне нужно сказать ей что-то очень важное. Сказать, что я люблю ее, что был неправ, что соскучился как черт.
Пытаюсь встать с высокой кушетки, но меня ведет в сторону, хватаюсь за доктора, чувствую укол в правое плечо, медсестра делает укол. Смотрю на иглу, что входит в кожу, картинка плывет перед глазами, пытаюсь что-то сказать, но не получается.
— Владимир Сергеевич, всего пару часов — надо отдохнуть, потом можете меня убивать, но я должен это сделать. А потом уже Ромео помчится к своей Джульетте.
Глава 39
Евгения
Первый раз проснулась от шума, за окном еще было темно, за дверью громкие голоса — женский и мужской. Я отчетливо слышу каждое слово, и от того, что я слышу, становится нехорошо.
— Ты сделаешь это, иначе я сам, своими руками вырву его из тебя, а перед этим твоему Артемке устрою царскую камеру с пятнадцатью голодными мужиками.
— Ты не сделаешь этого!
— Отчего же, Арина? Сделаю, еще как сделаю, давно об этом мечтал. Ты перед кем-то раздвинула ноги, а еще залетела. Думаешь, я позволю тебе родить этого ублюдка? Думаешь, я в очередной раз просто проглочу твои закидоны?
— Не хочешь ничего глотать, просто отпусти меня.
Они не кричат, но в утренней тишине я все слышу: грозный, приказной голос мужчины и полный отчаяния и ненависти женский. Что вообще там происходит, догадаться нетрудно. Кто-то хочет избавиться от не своего ребенка. Это печально, очень печально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Нет, моя девочка, я тебя никогда не отпущу. Ты принадлежишь мне.
— Никифоров, ты бредишь. Ты решил, что я вот так, как овца, на это соглашусь, что ты силой меня привез, а теперь силой заставишь лечь на аборт? А ты не подумал, что если тот, чьего ублюдка, как ты выразился, я ношу, узнает об этом и закатает тебя в асфальт?
— Ах ты, сука подлая, забыла, из какого дерьма я тебя достал? Тебя и брата твоего паскудного? Ты думаешь, я кого-то боюсь?
Девушка не успевает ответить, в их спор включился доктор, его голос я узнала.
— Так, давайте все успокоимся и просто поговорим, у нас тут, вообще-то, не рыночная площадь, не стоит орать и тревожить гостей нашей клиники. Во-первых, нужно провести осмотр, с вашего позволения, сдать анализы, а уже потом разбрасываться такими словами, как «аборт». Константин Андреевич? Арина?
— Да, хорошо. Головой отвечаешь за нее.
Жалко было эту девушку, не дай бог жить с таким тираном и собственником, который, даже зная о чужом ребенке, ставит условия и не дает свободы.
Я совсем не знаю Владимира Дымова, но он точно не такой, он другой, сложный, со своими тараканами в голове и багажом из прошлого. А у кого из нас его не появится к пятидесяти годам?
Положила руку на живот, улыбнулась, родится мальчик, я уверена. Будет такой же вредный и вспыльчивый, как его отец. Люблю его — совсем не так, как любила Славку, иначе. Еще там, в деревне в старой теткиной бане, влюбилась не в олигарха, а в электрика Владимира. Я бы была рада, чтоб он был именно им.
Все думала, что это желание, страсть, какая может быть любовь когда тебе еще год и сорок лет, а ему и того больше. Понимаю, что нельзя любить такого человека, у него наверняка много молодых и красивых девушке. Зачем ему я? А еще ребенок.
Но глупое сердце решило иначе.
Шаги, все стихло, я еще долго лежала, вглядываясь в темное окно, не заметила, как снова уснула, а проснулась вновь от движения. Меня медленно, но уверенно прямо на кровати пытались вывезти из палаты.
— Что вообще происходит? Куда меня везут? Кто вы такие?
— Евгения Генриховна, не волнуйтесь, вас везут в другую палату, здесь окна неудачно выходят, а там во двор, это безопасней.
— Что значит безопасней? Что вообще происходит? Какое окно?
Было странно утром, после практически бессонной ночи и разных мыслей, встретить двух крепких мужчин в белых халатах, которые явно были им не по размеру, активно пытающихся выкатить меня вместе с кроватью в коридор.
— Не волнуйтесь, вам вредно. Все будет хорошо.
— Это вам сейчас будет вредно здесь находиться! А ну, быстро прекратили любые движения, все мне рассказали и позвали Эдуарда Марковича.
Нет, волнения не было, наверное, еще действовали препараты, было лишь непонимание и легкий гнев, что без моего ведома эти амбалы, явно не врачи, что-то пытаются сделать.
— У нас приказ.
— Уже хорошо. Чей приказ?
Молодой мужчина посмотрел на меня своими ясными синими глазами, моргнул два раза, видимо, выбирая из предложенных ему мозгом ответов самый верный, но сомневался.
— Максима Анатольевича.
— Это который Савельев?
— Да.
— И?
— Что и?
— Где он сам?
— Не могу сказать. Нам было велено переместить вас в безопасное место.
— Безопасное от чего? Или от кого?
Хотелось встать, настучать по голове этому умнику, устроить скандал, как Тамара, требовать главного и всех объяснений, но после услышанного вчера слова «покушение» этого не стоило делать. Нужно все аккуратно узнать.
— Как вас зовут?
— Леонид.
— Вы из охраны Дымова?