Дмитрий Липскеров - О нем и о бабочках
– По инженерной части я. А лет мне столько, сколько тебе нужно.
Она не поняла про возраст, но спонтанно решила попроситься сегодня на ночное дежурство. Она смотрела, как лицо Эжена постепенно розовеет, щеки его окрашиваются багровым закатом, а губы напухают, источая теперь не ладан, а что-то совсем неизвестное. Лиля взяла себя в руки и, как медицинский работник, проанализировав едва уловимые процессы, происходящие в ее носу, дала точный ответ:
– Это феромоны.
– Что? – не понял молодой человек.
– Наелся? – спросила она, чувствуя, как бюстгальтер под медицинским халатом стал неожиданно ей мал. Чашечки бельевого аксессуара приподнялись, показывая молодому человеку голубого цвета кружева.
– Спасибо.
– Благодарить будешь позже, набирайся сил! – хитро улыбнулась Лилька, не скрывая одернула лифчик и, мучаясь активным кружением бабочек в животе, вышла из палаты.
Все медицинские работники довольно циничные люди. Это профессиональная защита, которую еще студентами они перенимают от своих педагогов. Невозможно сострадать всем болезным и умирающим, никакие мозг и сердце этого не выдержат, просто сгорит душа дотла. Сострадать можно только своим близким и родным, на большее организм не рассчитан. К тому же сострадание – это эмоция, исходящая от сердца, а где сердцем думаешь, там жди беды. Разум человеческий, очищенный от эмоций, почти всегда принимает нужное решение. Ибо разум – единственное, что нас отличает от всего живущего.
Но если ты уже стал профессиональным циником, то так и относишься ко всему, тебя окружающему.
Лилька была продуктом своих педагогов и медицины, рассусоливать разучилась, романтику разлюбила навеки и формулировала свои желания четко.
Спускаясь на лифте в общую хирургию, она определилась наверняка, что хочет этого мальчика любить физически, несмотря на его философские причуды. Она вспомнила аромат его феромонов, пожонглировала ими на язычке, и в глазах вновь помутилось.
Она пришла за ним в двенадцатом часу, разбудила, погладив тыльной стороной ладони щеку, приставив пальчик к губам – «тсс…» – и, наклонившись к уху, дотронувшись до него носиком, жарко прошептала:
– Пошли!..
Не спрашивая, куда и зачем, Эжен поднялся с кровати и быстрыми шагами пошел следом за Лилей.
Девушка к этой встрече готовилась тщательно, со скандалом напросившись на внеочередное дежурство. Она застелила в ординаторской кушетку, поставила на тумбочку сладкое шампанское и фрукты, за которыми гоняла в магазин санитара, простояла в душе с полчаса, брея скальпелем ноги, проверила подмышки, чуть подправила внизу живота свою бабочку, затем намазалась французским кремом с едва уловимым запахом дикой японской вишни и лишь потом надела медицинский халат на голое тело. Она была невероятно взволнованна, так как предполагала в своем избраннике неопытность и бесхитростность. Она хотела обучить его всему, что умела, а Лиля, как она сама о себе думала, умела многое.
Когда она отчаянно сбросила халат, обнажив перед ним все свои соблазны, он не набросился на нее, как иногда бывает с юнцами, но и не впал в ступор. Эжен спокойно приблизился к Лиле и, не торопясь, рассмотрел ее, нагую, начав с коленок и закончив нежной шеей.
На секунду Лиле показалось, что она на медицинском осмотре, но в ту же секунду Эжен взял руками ее голову и поцеловал в губы так умело, так проникновенно и сладко двигался его карамельный язык, что тело молодой женщины мгновенно разогрелось и словно раскаленная лава вулкана огненной рекой исторглась из нее. Она ничему его не учила, а уже после всего поняла, собравшись с мозгами, что чувствовала себя с этим странным юношей, почти мальчиком, неумелой, но похотливой девственницей. Он играл на ее теле, словно виртуоз на рояле, нажимая подушечками пальцев именно те клавиши, которые требовалось, затем брал сложнейшие аккорды, от которых Лилино горло пело меццо-сопрано, переходил в нижнюю, басовую часть инструмента, проникая в суть его. Мгновением позже исполнитель внедрял брутальные вставки в импровизационную партитуру, и опять Лиля пела, теперь уже самым низким женским голосом. Ее контральто слышала вся больница, и все, кто мог, ощутили в это мгновение кульминацию, апофеоз произведения. Даже в реанимации произошло чудо: двое больных мужчин вышли из комы и обратно в нее не собирались, судя по показаниям мониторов.
Позже, лежа рядом с ним на растерзанном диване, она чувствовала себя обессиленной до самого предела, после которого только смерть. Молодая женщина ощущала, что он побывал в каждой ее клеточке, уверенно забрав все тело в плен раковой опухолью, обильно политой головокружительным морфином. Одновременно Лиля, влажная от страсти, помнила, что и сама вкусила своего партнера безудержно и безбрежно, будто впрок насыщалась, пила его бесконечно, как диабетик воду перед смертью.
Через некоторое время, когда рассвет возвестил о своем приближении, когда силы стали к ней постепенно возвращаться, она вдруг поняла, что становится с этой минуты самой несчастной женщиной на свете, что больше никогда подобного с нею не случится, что ей уже не доведется вкусить такого эпического наслаждения! Бедрами она чувствовала его похолодевшую кожу и подумала о нем уверенно – демон! Я была этой ночью с демоном!..
Неожиданно он вдруг стал сух с ней, спросил, который сейчас час, услышав, оделся и направился к двери.
– Ты куда?
– Мне нужно вернуться в палату.
– Есть еще несколько минут…
– У тебя, – обернулся Эжен. – У меня их нет. В девять утра я выпишусь.
Она хотела крикнуть ему вдогонку, что из больницы просто не выпустят, что милиция вначале должна опросить… Но промолчала, лишь прошептала ему вслед:
– И паспорта у тебя нет, маленький демон!..
Голой, бесстыдно свесившей с дивана ногу, пахнущей сексом, – в таком виде застал ее прибывший на дежурство Савушкин. Подумав, что блюдо приготовлено для него, он бросился молодым кобельком на наготу, чихнув при этом дважды, а потом грохнулся об пол, пытаясь быстро стянуть с себя штаны сразу вместе с трусами.
– Мудак ты, Савушкин! – проговорила Лилька, взяла с тумбочки бутылку с остатками шампанского и из горлышка их допила.
Голый и восставший мужеством Петя, себя не помнящий, оскорбленный, но возбужденный, медлить не стал и силой завалил однокурсницу на спину. Овладел ею, казалось, по-богатырски, а она, вдруг перестав сопротивляться, успокоилась и попросила:
– Только не в меня!
– Ага…
Она ничего не чувствовала, ни савушкинских щипков, ни сопливых поцелуев, ни самого его внутри. От безразличия Лили к происходящему Петя быстро закончил, как бегун стометровку пробежал. Десять секунд – и гонг возвестил победу. Раздраженный, Петя быстро оделся и сказал ей:
