Колин Уилсон - Космические вампиры
Капитан попробовал вчитаться в мысли Гейерстама, но из этого ничего не вышло. К нему у Карлсена влечения не было, поэтому ум графа оставался как бы заперт. То же самое и в отношении Фаллады. В его мыслях смутно ощущалось напряжение, но когда Карлсен попытался проникнуть глубже, контакт, похоже, прервался.
Олоф еще задумал определить, находится ли вампирша по-прежнему в нем, вытягивая энергию. Опыт прошлой ночи дал понять, как можно пронаблюдать ее присутствие. Судя по всему, ее не было. В таком случае, почему его тянуло к женщинам, сидящим за столом? От догадки похолодело сердце: потому, что их хочет он сам. Для себя, не для нее. Сердце яростно забилось от приступа тошнотворного страха. Тут Карлсен вспомнил, что собирался поделиться на этот счет с Гейерстамом, и от сердца малость отлегло.
Аппетит сошел на нет, поэтому Карлсен был только рад, когда завтрак закончился.
— Я обычно прогуливаюсь по берегу, или гребу к заливчику на той стороне, — сказал Гейерстам. — Вы вдвоем не желаете присоединиться?
— Разумеется, — ответил Фаллада.
— Можно, мы тоже? — спросила Сельма Бенгтссон.
— Пожалуй, нет, моя хорошая. У нас будет беседа. Вы пока приступайте к занятиям.
Хлынувшее разочарование было таким сильным, что Карлсен чуть было не вмешался. Выходя из столовой, он чувствовал на спине ее взгляд, зовущий, умоляющий оглянуться и подарить улыбку; но сознавал он и то, что две других тоже пристально смотрят ему вслед. Он вышел, не обернувшись.
Воздух был теплым, ласковым; пахло весной. Жизненное поле девушек теперь не выбивало капитана из равновесия, и Карлсен чувствовал себя лучше. На солнечном свету он снова воспрял духом — восторг был неистовым, почти болезненным.
Как только они скрылись в ельнике, Карлсен спросил:
— Можно здесь где-нибудь присесть? Мне надо кое о чем сказать.
— Вон там есть скамья, — указал Гейерстам. В нескольких сотнях метров в озеро впадал небольшой ручей.
— Он бежит с вершины холма, — пояснил хозяин. — Мы зовем его «родник Святого Эрика». По преданию, Святой Эрик провел ночь в молитвах на вершине, в хижине отшельника. На следующий день он повел свою дружину биться с финнами. А еще через день из-под земли пробился ключ — знак, что его молитвы были услышаны.
На том месте, где ручей сливался с озером, в стволе огромного вяза была выдолблена грубая скамья.
Карлсен сразу же заговорил — торопливо, словно боясь, что его перебьют:
— Этой ночью было что-то странное. Ко мне в комнату пришла мисс Бенгтссон.
— Что же в этом странного, дорогой мой капитан? — озорно улыбнулся Гейерстам, приподняв брови. По его тону Карлсен догадался, что он уже обо всем знает.
— Прошу вас, дослушайте…
И началось то, чего он так боялся: нежелание тут как тут, да такое сильное, словно кто-то вцепился ему в глотку. Лицо у Карлсена побагровело, голос зазвучал трудно, сдавленно. Гейерстам и Фаллада смотрели на капитана с удивлением. Он, заикаясь, выдавливал слова, намереваясь произнести их любой ценой.
— Мне не кажется, что она думала остаться у меня на ночь. Точнее, я даже уверен, что нет: она оставила свою дверь открытой и не выключила свет. Она единственно хотела мне сказать, что я забираю ее энергию… Более того, и я не собирался с ней спать. Я женат пять лет… и за все это время ни разу даже не поцеловал другую женшину…»
— С тобой все в порядке? — спросил Фаллада обеспокоенно.
Несмотря на припекающее солнце, зубы у Карлсена клацали и тело бил ледяной озноб. Он стиснул кулаки и сел на них. В целом ощущение напоминало дни стажировки на астронавта, когда кандидатов крутят на тренажере. Одним лишь усилием воли Карлсен заставлял себя продолжать:
— Дайте договорить… Понимаете, она была права. Я и есть вампир. Я понял это, когда она меня коснулась. Та чертова баба по-прежнему существует, только внутри меня. Это не бред. Я знаю это… Понимаю, звучит странно, но даже вот сейчас: я вам пытаюсь сказать, а мне словно на горло наступают. — Вжавшись спиной в долбленую нишу, Карлсен почувствовал себя защищеннее. Глубоко вздохнул. — Сейчас, дайте отдышаться минуту. Все будет в порядке.
Прошла минута с лишним, прежде чем ему удалось унять дрожь. Самое главное сказано, теперь можно и дух перевести. Он отер пот с лица.
— Не переживайте, — проникновенно обратился к Олофу Гейерстам. — Послушайте-ка, что я вам скажу. Основное из того, что вы мне сейчас изложили, я уже знал. Я все понял еще тогда, вечером, когда Сельма сказала, что вы взяли больше, энергии, чем она ожидала. А когда еще и вы рассказали мне о встрече с женщиной-вампиром, я утвердился в своем мнении окончательно. — Он положил ладонь на руку Карлсену. — Смею заверить: это не так серьезно, как вам кажется.
— Хорошо бы, коли так… — с тяжелым сердцем произнес Карлсен.
— Ты можешь описать, что именно случилось? — нетерпеливо спросил Фаллада.
— Попробую.
Едва начав говорить, Карлсен почувствовал себя спокойнее. Дотошное изложение подробностей даже как-то отвлекало. Закончил он рассказом о догадках, возникших во время завтрака. После недолгой паузы Гейерстам сказал:
— И из этого вы заключили, что вы — вампир?
— А разве нет, по-вашему?
— По-моему, нет. Мне кажется, вы просто стали сознавать вампиризм, присущий людям. Вот и все. Карлсен сдержал невольное раздражение.
— Я вытянул из нее столько, что еще немного — и она бы умерла от истощения. Это, по-вашему, и есть вампиризм, присущий людям?
— Нет. Но, мне верится, есть возможность, существующая на данном рубеже человеческой эволюции. Это существо не превратило вас в вампира. Оно лишь заронило семя нового витка в развитии. А развитие это может быть с одинаковой силой направлено и на добро, и на зло.
— Это как же? — вскинулся Карлсен.
— Начать с того, что она углубила вашу силу сочувствия и проникновения. Ведь вы же не уничтожили Сельму? Вы, по сути, дали ей энергию. У вас есть инстинктивное чутье, что акт любви подразумевает и давать, и брать.
Наступила тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетом и шумом журчащей по камням воды. Потом Карлсен сказал:
— Налицо то, что она сделала из меня вампира. Она внушила ненормальные, не свойственные мне прежде желания и наделила силой их осуществлять.
Фаллада и Гейерстам принялись говорить одновременно.
— Извините, — притормозил Фаллада.
— Вы не понимаете, — продолжал Гейерстам. — В любом человеке кроются какие угодно желания. Вы когда-нибудь читали о первом случае проявления вампиризма, с которым я столкнулся?
— Это о молодом скульпторе?
— Да. Хотя, в общем-то, не скульпторе, а художнике. Звали его Торстен Веттерлунд. Эдакий, знаете, молодой атлет, предрасположенный к садизму — не так чтобы очень, но что-то было. Той девице, Нине фон Герштайн, удалось сделать из него мазохиста-невротика. А для чего, не догадываетесь?
