Урфин Джюс - Зарисовки.Сборник
Лежу на разворошенной кровати. Не спится. Планы на будущее перемешиваются с настоящим, и в эти мысли острыми занозами впивается прошлое. Занозами цвета темного золота. За окном насыщенно плещется ночь, заставляя звучать жалостливым мотивом в сердце какие-то смутные чувства. Полная луна нескромно заглядывает в раскрытое окно, беспокоя невысказанными вопросами. «Простил ли?» – звучит один из них. «Забыл ли?» – совсем тихо, едва слышно звучит другой.
Дверь, тихо охая, впускает Ярика. Он прижимает палец к моим губам, заставляя замолчать. Стягивает футболку и прижимается сразу всем телом, так сильно, что дышать сложно. Или сложно дышать совсем не поэтому? Перехватываю его руки, которые торопливо гладят плечи, пытаюсь найти все-таки эти чертовы слова. Но губы Ярика торопливо срывают их с губ, даже не давая зазвучать.
– Молчи, только молчи, – умоляет Ярик, захватывая лаской все больше и больше. – Один раз. Всего один. Потом ты уедешь. Прошу тебя, – мешает он поцелуи с просьбами, чувствуя, как тело мое уже согласилось, но я еще пытаюсь сопротивляться.
Ярик торопливо, настойчиво, беспринципно скользит пальцами к паху, выглаживая возбужденную плоть, рассыпает мелкие торопливые поцелуи по груди. И нет времени задержаться подольше, распробовать вкус. Поэтому поцелуи скатываются еще ниже, а пальцы уже совсем откровенно обхватывают, сжимают, скользят вверх-вниз в извечном движении удовольствия. Пальцы уступают место губам и языку. Под Яриком, изгибаясь, сдается, бьется пытаемое лаской мое тело.
Нельзя, так нельзя. Но невозможно это прекратить, невозможно отказаться от этого рта, то целующего, то умоляющего. Невозможно изгнать эти пальцы, так правильно и умело дразнящие. Невозможно оторвать льнущее тело, прогибающееся и вздрагивающее от любого прикосновения. И ладони скользят по молочной коже, оглаживая, разминая, узнавая, наслаждаясь. И губы ищут жаркий горячий шепот и сами уже целуют, замыкая слова в полости этого ненасытного рта. А в голове туман, сладкий, душный, горячий туман, застилающий любые мысли, заволакивающий одним лишь желанием. Тону в болотной зелени этих мутных глаз, золотая россыпь огнем плещется и рассыпается под руками, сминаю это белоснежное тело, вдавливая его в развороченную, сбитую постель. Двигаюсь, дышу, смотрю на беззащитно открытое, выгнутое в требовании ласки горло. Смотрю на яркие ареолы сосков, пробую их, удивляюсь их твердости. Смотрю на почти пульсирующий плоский в бороздках вен живот и падаю в медную полоску паха. Забывая про границы и правила, вгрызаюсь голодным ртом в нежную кожу бедра, пекущего щеку, прихватываю губами золотой завиток и тяну его, жадно вдыхая запах Ярика. Он бьется подо мной пойманной рыбкой, готовой исполнить любое желание. Целую и оторваться не могу от раскинувшегося подо мной парня, не могу никак насытиться вкусом этой кожи, не могу остановить ладони, которые гладят, трогают, лелеют. Не могу притормозить разогнавшееся до запредельной скорости сердце.
«Мой!» – безумно бьется, колотится в виски желание. «Мой!» – глушу поцелуем выгнутое болезненным спазмом тело. «Мой! Мой! Мой!» – отбивает ритм первобытное обладание.
Сладкий, горький томительный поцелуй. Последний. Самый последний и еще один. Как же отпустить его теперь? Тесно переплетенные, до боли сжимающие друг друга пальцы. Как же теперь? Утро, проскользнув в комнату, отрывает нас друг от друга. Захлестывает серой, мучительной болью, наполняет невыносимой уже сейчас тоской. Как же теперь?
– Я не приду тебя провожать. Понимаешь? – шепчет Ярик, еще на одну секунду прижимаясь ко мне.
– Не приходи.
***Полгода назад.
– Это твоя жена? – Ярослав стоит перед камином, перебирая стоящие там фотографии.
– Жена, – я, скованный вот этой первой спустя много лет встречей, скупо роняю слова.
– Красивая, – предельно аккуратно возвращает Ярослав снимок рыжеволосой девушки на место. – Давно в разводе?
– Давно. Прожили вместе всего два года.
– Странно держать фотографии бывших на видном месте, – пожимает плечами.
– У нас хорошие отношения. Почти семейные.
– Извини.
– Не за что.
– Как родители?
– В норме.
Под сердцем перекатывается колющий вопрос.
– Спроси уже, – усмехается Ярик.
– Как давно ты сидишь на этой дряни?
– Лет десять-одиннадцать, но были периоды завязки.
– Почему никто не знал?
– Я хорошо зарабатываю, – пожимает плечами Ярослав.– У родителей бываю редко. Близнецы, сам знаешь, вечно в разъездах.
– На этот раз окончательно?
– Надеюсь, – Ярослав кружит по комнате, рассматривая обстановку, передвигая мелкие вещицы, застывает в проемах французских окон и снова кружит. – Ты мне поможешь?
– Надеюсь, – возвращаю ему скользкую фразу.
Ярослав все также кочует по комнате, словно движущаяся мишень под пристальным тяжелым взглядом.
– Покажешь мне дом? – обводит он широким жестом пространство.
Скупо киваю, нехотя открывая перед Ярославов двери в свою жизнь. Сколько не виделись? Лет шесть? Нет. С той ночи и не виделись. Нельзя считать встречами неловкие, наполненные общими фразами мгновения, когда мы пересекались, и то случайно, в родительском гнезде. Почему именно сейчас Ярослав решил сломать к чертям собачьим эту дистанцию? Почему он, так и не признавший меня старшим братом, теперь требует этого? Слишком личные вопросы, которые пока не могут прорвать плотину отчужденной вежливости между нами.
Просыпаюсь внезапно. Так резко выныриваю из сна и сажусь, что сжимает виски и голова идет кругом.
– Что ты здесь делаешь? – глухо рявкаю, глядя на Ярика, пристроившегося на самом краю кровати.
Ярик лихорадочно растирает руки, сутулится, рвано дышит, смотрит на меня немигающим провалом потемневших глаз.
– Меня через несколько часов скрутит. Отвези меня в клинику, – Ярик сворачивается клубком и натягивая на себя одеяло. – Обещай, что ты не оставишь меня там одного!
Собираюсь на ощупь, не могу даже на минуту отвести взгляд от скрученного болью тела на своей кровати.
– Когда я могу к нему приехать? – я бьюсь вытащенной из воды рыбой в уютном кабинете врача.
– Я думаю, недели через две.
– Две недели?! – останавливаюсь перед доктором, недоверчиво рассматриваю еще совсем молодое лицо. Может ли он что-то знать? Поможет ли он Ярославу? Он же почти одного возраста с ним.
– Поверьте, раньше смысла нет. Это будет сложно, как для пациента, так и для вас.
– Я приеду завтра.
– Это малоприятное зрелище. Ваш брат будет фактически невменяем. Вы ничем не сможете помочь ему.
