Привет, сосед! (СИ) - Кейн Лея

— Я с тобой без резинки страсти никогда не предавался! — Швыряю справку на стол. Не верю я, что кувыркался с ней не предохраняясь. Я хоть и синий был, но после Арса черта с два бы полез на нее без презерватива!

Она оскорбленно поджимает губы.

— Я уже сказала твоим родителям, что ни на что не претендую. Ты любишь ту бедную девушку, — не изменяет она сценарию. — Я в ваши отношения лезть не собираюсь. Если сможешь с этим жить, можешь вообще не принимать участие в воспитании нашего сына. — Ее рука слегка поглаживает обтянутый блузкой живот. — Пусть чужого дядю папой называет.

— Пока ты, клоун, будешь подтирать жопу чужому выбл*дку! — режет словами папаша.

— Заткнись! — делаю шаг вперед, но меня останавливает возникшая передо мной мать.

— Дема, Демочка, не надо. Это же отец.

— Не смей лаять в сторону моей невесты и нашей дочери! — рявкаю ему, но в ответ получаю лишь молчаливую усмешку.

— А то что? — произносит он после недолгой тяжелой паузы. — Я с тобой церемониться не буду, Демьян. Либо ты соглашаешься на мои условия, либо до конца своих дней будешь жрать быстрорастворимую лапшу и покупать трусы на распродаже. Ты сейчас скажешь, что готов рискнуть, — желчно смеется он. — Только сначала выслушай. Я тебе сейчас все по полочкам разложу. — Отец садится на диван. По-царски закидывает руку на спинку. В другой вертит свой дорогой айфон. — Решишь жениться на той оборванке, пожалеешь, что не сдох, спившись в изгнании. Мне начхать, твой сорванец в ней корни пустил или ее бывшего Виталия. Ее трусы — ее забота. Но учти, ты не найдешь хорошую работу, а она лишится своей. Вы не только в нашем городе станете никому не нужны, по всей стране не найдете места, куда приткнуться. Ты меня знаешь, я могу это устроить.

— Какой же ты…

— Я и без крыши над головой вас легко оставлю. Мне нетрудно поднять документы пятилетней давности, подкинуть их хорошему адвокату и вытурить вас из квартирки, на которую точит зуб родная тетка твоей пузатой зазнобы. У тещеньки твоей тоже проблемы возникнут, если вдруг выяснится, как она подворовывает у себя на фирме. Мелочи, конечно, но штраф будет таким, что продажей дома она не отделается. Я тебе такую паскудную жизнь устрою, что ты возненавидишь тот день, когда сделал этот неправильный выбор.

Мать гладит меня по плечу, тихонько шмыгая носом. Жаль, что этого мало для поддержки.

— Или, — меняет тон отец, — ты откупаешься от того недоразумения, которому сегодня подарил детскую кроватку и коляску, женишься на Арине, становишься примерным семьянином и успешным предпринимателем, и все живут долго и счастливо.

— Суровый вы, Вячеслав Демьянович, — подлизывает ему Серебрянская. — Насильно мил не будешь. Зачем же заставлять Дему против воли брать меня в жены?

— Разве против воли? — Он включает айфон, открывает приложение банка и выжидательно смотрит на меня. — Мне достаточно провести пальцем — и на твоей карте появится триста тысяч. Это намного больше стоимости эскорт-услуг. Сэкономив, худо-бедно год твоя ненаглядная Стефания протянет, а дальше пусть сама думает, на что бананы своей мартышке покупать.

Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки до хруста пальцев. Еще никогда так не хотелось врезать родному отцу. Челюсть выбить, чтобы подавился ею.

— Знаешь, порой мне кажется, что мы все — мартышки. А ты — шарманщик, — выплевываю брезгливо.

— Так или иначе, на чашах весов твой голый зад и безбедное будущее. Выбор только за тобой.

— А с Арсом ты разговаривал? Где гарантия, что это не его произведение искусства? Да будет тебе известно, она и с ним страсти предавалась! — зло кошусь на вспыхнувшую краской Серебрянскую.

— Я, Дема, не настолько распущена, чтобы не знать, от кого жду ребенка, — пищит, стараясь держать лицо. — Вячеслав Демьянович, я, наверное, пойду. Мне в моем положении нервничать нельзя.

Она как-то неестественно встает с дивана, держа ладонь на животе и, цокая каблуками, выходит из гостиной, оставив здесь только запах своих навязчивых духов и проклятую справку.

Мой мобильник вибрирует входящим сообщением. Решив, что мне написала Колобок, быстро вынимаю его из кармана, но вижу уведомление из банка, что на мой счет зачислено триста тысяч.

Наши с отцом взгляды встречаются, и он шакалом скалится:

— Завтра о ее беременности узнает ее отец. Послезавтра — пресса. Потом — весь город. Твоя хабалка будет рожать в канаве. Потому что я не думаю, что депутат Серебрянский позволит тебе жить в свое удовольствие, пока его отвергнутая дочь страдает от одиночества. Сделай правильный выбор, Демьян. И никто не пострадает.

Глава 24. Стефа

Похваставшись Ланке детской кроваткой и коляской, иду в свою спальню — показать ей уже установленную и заправленную кровать.

— Ва-а-ау! — очарованно тянет она. — Она у тебя полкомнаты заняла!

— Да, шкаф пришлось немного передвинуть. Теперь думаю обои переклеить, — делюсь я планами с подругой.

— А свою старушку-развалюшку куда дела?

— Сборщикам было велено разобрать и вывезти.

— Ну теперь-то ты поняла, как тебе с мужиком подфартило?

Я переключаюсь на фронтальную камеру и сажусь на край новой кровати. От томительного предвкушения, что сегодня буду спать на ней в объятиях Демьяна, прикусываю губу.

— Лан, мне в жизни ничего не доставалось легко, ты же знаешь. Поэтому я и сейчас не до конца верю, что происходящее реально. Каждый миг жду пинка судьбы.

— А может, пришло твое время? — улыбается она. — Перевернулся и на твоей улице грузовик со сладостями?

Щелчок дверного замка поднимает мой зад с кровати.

— Лан, потом поговорим. Кажется, вернулся мой грузовик со сладостями, — смеюсь я. — Еще раз с праздником тебя! Бабулю от меня поцелуй.

— Сильно не шалите. Пока.

Отключив телефон, кладу его на тумбочку и глубоко вздыхаю, прислушиваясь к приближающимся шагам. Демьян не торопится войти в комнату, поэтому выхожу я. Он стоит в дверном проеме гостиной. Прямо в куртке. И неотрывно смотрит на свои подарки для нашей дочери.

Думаю, пришло время просветить его.

— Дем…

— Серебрянская беременна, — заявляет он, так и глядя прямо перед собой.

Новость прошибает меня хлеще, чем пушечное ядро парусный фрегат. Я замираю в шаге от Демьяна, инстинктивно кладу ладонь на живот и чувствую, как немеют ноги. Дальше он может не рассказывать. Я не настолько недалекая, чтобы не догадаться, кого она записывает в отцы. Значит, у них был секс. Уже после нашего. Гадкое чувство, будто он мне изменил.

Он медленно поворачивается ко мне корпусом, но сочувствия в его лице слишком мало, чтобы вернуть этому дню былой восторг.

— На Новый год мы с ней…

— Не хочу ничего слышать, — перебиваю я его и стискиваю зубы. Глаза жжет, и мне противна сама мысль, что я могу расплакаться.

— Ты должна меня понять. Я не могу отказаться от родного ребенка.

— В пользу чужого? — стараюсь говорить ровным голосом, почти не дрожащим. — Да, я понимаю. Можешь забрать подарки. Вам они тоже скоро пригодятся.

Он опускает глаза, вынимает из кармана куртки банковскую карточку и кладет ее на полку шкафа-прихожей.

— Здесь триста тысяч. Пин-код «ноль два ноль восемь». Легко запомнить. Позже буду переводить еще. Пока на ноги не встанешь.

— А я не падала, Дем, чтобы вставать.

— Ты считаешь меня ничтожеством?

— Нет, трусом. Хоть и благородным, — отвечаю через грызущую в груди боль. — Тебя отец заставил, да? Но он прав. Ребенку нужны оба родителя.

— Тогда, может, и ты расскажешь отцу Габи о ней?

— Он слишком тупой, чтобы знать о ней. Я сумею заменить ей его. Я же баба с яйцами. Из крутого теста слеплена. Справлюсь.

Его взгляд становится пронзительным, жгучим. Ждет, когда к нему на шею брошусь и начну уговаривать остаться. Цену себе набивает, говнюк! Только на хренища он мне сдался, пляшущий под дудку своего душевнобольного папашки с его театром кукол?! Пусть воспитывает «родного» ребенка. Как братец, чьи все три отпрыска под жирным вопросом. Раз не может своих родственников на место поставить и въехать в дешевый спектакль бездарной актрисульки Серебрянской.