Удиви меня (СИ) - Юнина Наталья

Самое противное то, что сейчас я сгораю не только от стыда за свое поведение, но и от колоссального уничтожения собственной самооценки. Оказывается, быть отвергнутой — поганое чувство. Сейчас же, уже с более ясной головой можно все проанализировать. Хотя по сути только гадать. То ли моя обнаженная грудь целиком оказалась некрасивой, то ли отдельно соски. Может вообще она расплющилась, когда я лежала и она выглядела как… коровья лепешка? В принципе может быть. Хотя грудь у меня стоячая, чего ей в стороны разъезжаться? Но с другой стороны, я себя голой и лежачей не видела. Стоять-то они может и стоят, но не лежа. Надо обязательно дома сфотографировать свою грудь обнаженной, причем лежа, ну это если я доберусь до дома, а не сдохну раньше от отчаяния. А может Алмазова смутила разница в размере левой и правой груди. Ну да, левая немного меньше, чем правая. Но они у всех разные. Нет на свете симметричной груди. А может дело в пупке? Ну он реально у меня некрасивый. Какой-то выпяченный и большой, как вторая вагина. Ну ладно, полувагина. А может дело в родинке над соском? Коричневая и выпирает, не всем такое нравится. А может все же проблема в принципе в моих сосках? Маленькие? Большие? Втянутые? Вытянутые? Сама не знаю зачем, но нащупываю сосок. И нет, не свой — Алмазовский. Хочется сжать его со всей силы. Безумно хочется сделать ему больно и плохо за то, что продинамил меня. Лежи теперь и накручивай себя, что с моим телом не так. А еще очень хочется отмотать время на двадцать четыре часа назад и не приходить к нему в квартиру. И надо бы как-то открыть глаза и оторвать свою наверняка отекшую морду от Алмазовской шеи. И прекратить водить рукой по его груди. Что там вообще забыла моя ладонь? Соски, блин, еще чужие трогать.

С неимоверным усилием разлепляю глаза и пытаюсь приподнять голову.

— Двенадцатый час. У меня рука, кстати, затекла. Пора вставать, — смотрю на улыбающегося Алмазова и не знаю, что вымолвить в ответ. Может притвориться немой? Но лучше все скинуть на амнезию от токсического воздействия алкоголя. — Как ты себя чувствуешь?

Вместо ответа перекатываюсь на спину, освобождая Алмазова от своего веса и снова закрываю глаза. Хочется умереть. Да, точно. Только умирать, не попросив прощения у мамы — так себе перспектива. Черт, двенадцатый час! Что вообще обо мне думает мама с папой?!

— Полина?

— Все прекрасно. Можно притвориться, что я ничего не помню? — вновь открываю глаза, попадая взглядом на склонившегося ко мне Алмазова.

— Можно было до твоего вопроса. Ну и лицо сделать другое, тогда да. А так — момент упущен. Голова болит?

— Ммм… кажется нет. Немного тяжелая. И подташнивает.

— Давай вставай и принимай прохладный душ, станет чуть легче. Я пока поджарю яичницу.

— Какую яичницу?! Я мало тебе квартиру облевала? Еще хочешь?

— У тебя пустой желудок, тебе надо поесть и заставить заработать свой организм. Все, даю тебе десять минут на душ, пять на раздумья. Твои трусы в сушилке, в этот раз не забудь их натянуть.

— А почему я опять без белья?! — задаю резонный вопрос, наблюдая за тем, как полностью голый Алмазов встает с кровати и натягивает на себя трусы. Хорошо хоть ко мне задницей повернут, запал прошел и его хозяйство видеть уже хочется не так сильно. Хотя хочется, чтобы узреть там огрызок от яблока и уколоть как можно сильнее. Еще и посмеяться над размером. Нет, не так. Распалить и остановиться. Пусть комплексами обрастет, зараза. Око за око. — Я точно помню, что ложилась спать в футболке и трусах, — возвращаюсь к интересующему меня вопросу, скользя взглядом по спальне.

— Ты без трусов, потому что я снова их стянул с тебя, как только ты уснула.

— Зачем?!

— Чтобы не сбежала. Кто ж знал, что ты будешь так долго сегодня спать. В этот раз я и сумку припрятал. Все, Полина, иди в душ. И да, сначала выпей воду с таблеткой. На полке слева от тебя. Напоминаю, что ты заняла вчера новую зубную щетку зеленого цвета. Черт, — почесывая лоб, озадаченно произносит Алмазов. — Я забыл, у меня же хлеб закончился и яйца всего два.

— Было бы странно, если бы их было больше. Три яичка — это уже полиорхизм, Сергей Александрович.

— Вижу, Сучка-Полинка снова в деле, ее и алкоголь не берет. Но я рад, так быстрее придем к консенсусу. Я быстро сгоняю в магазин, он в двух минутах отсюда. Не вздумай сбегать, — натягивает на себя спортивные штаны, футболку и толстовку. Вот, сейчас снова похож на гопника в этой дурацкой кофте.

Хотелось бы мне спросить откуда в человеке столько энергии, так ведь он в отличие от меня пил мало, вот и весь ответ.

— Полин, голова должна заработать, а не загрузиться. Потом все проанализируешь, — вот уж чего я не ожидала, так это того, что Алмазов подойдет ко мне с каким-то обдолбано-нежнятинским выражением лица и начнет поправлять мне волосы. — Все нормально, подумаешь, полквартиры облевала, все же уже чисто, — сукин сын! Апогей всему — поцелуй в лоб. — Все, я быстро. Таблетку не забудь.

Казалось, Алмазов испытывает мое терпение, иначе как объяснить, что он никуда не ушел, а копошится в ванной.

— Все, Полин. Я отлил, почистил зубы и умылся. Иди стерилизуй свое тело, — кричит на весь коридор, гремя ключами.

Как только я услышала, как за ним закрылась дверь, тут же встала и поплелась на деревянных ногах в ванную. И только дойдя до нее осознала, что надо срочно найти телефон. Правда, стоило мне только войти в гостиную, как я сразу увидела мобильник на диване. Включила телефон, который почему-то оказался заряженным, открыла входящие и ни одного звонка. Ноль. Что эта за ерунда такая?! Всем вообще на меня по фиг?! Не знаю с чего я вдруг полезла в сообщения. Может интуиция какая-то, но, когда я увидела последнее входящее сообщение — обомлела: «Ксения, а вас?» Полезла во всю переписку и от шока плюхнулась на диван.

«Мамочка, я останусь ночевать у подружки. Люблю тебя»

«Ладно, а как там поживает Мануэла?»

«У нее все хорошо. Спокойной ночи»

«А у Педро?»

«У него все тоже хорошо»

«А у Сиси?»

«Я оценил вашу креативность. Десять баллов из десяти. С Полиной все и вправду нормально. Просто она немного перебрала с алкоголем, но клянусь Мануэлой, Педро и Сиси, что с ней все в порядке»

«Вообще-то они все давно умерли. Вы кто и где моя дочь?»

«Возможно, ваш будущий зять»

«Вы тоже бухаете?»

«Нет. Я рассчитывал, что всем известная утка-шутка окажет на вас положительный эффект»

«Не оказала. Я мало выпила. Кто вы?»

«Ее знакомый из больницы, в которой она проходит практику. Я не маньяк и не извращенец, хотя ваша дочь явно порадовалась бы встреться ей такой на пути»

«Напишите мне адрес. Тогда я буду спокойна»

«Будьте спокойны и без адреса. Привезу ее завтра в целостности и сохранности к обеду или чуть позже»

«Вы гей?»

«Нет»

«Ботаник?»

«Нет»

«Сколько вам лет?»

«А как вас зовут?»

«Ксения. А вас?»

«Телефон садится. Спокойной ночи, Ксения. Ваша дочь в надежных руках»

Каков паразит! Во-первых, прошаренный, сам озаботился, чтобы написать сообщение и очень-очень хитро выпутался. Если быть честной — молодец. По сути прикрыл мне задницу, да и формулировка «немного перебрала с алкоголем» вполне себе нормальная. Жизненная. Положила телефон на диван и убедившись, что в гостиной не осталось следов вчерашнего фонтана из моего желудка, пошла в спальню. Выпила таблетку, предусмотрительно приготовленную Алмазовым и вновь пошла в ванную.

Здесь все тоже оказалось чисто, ни намека на то, что я делала вчера. Если быть откровенной — полегчало. Правда, до тех пор, пока не взглянула на себя в зеркало.

— Мама дорогая. Капец, — прислонив ладонь к трубам, ошарашенно произнесла вслух. Это не губы, это мать их, самые настоящие трубы! Пельмени! Что я скажу маме с папой?

Быстро скинула с себя футболку и начала бегло осматривать тело. На шее пару следов, но критичными их назвать не могу. В конце концов, их можно спрятать, а вот губы… Мне что домой идти в маске?! Самое обидное, что у Алмазова таких губ нет! Хотя я прекрасно помню, как кусала его. И облизывала. И губы обсасывала. Пипец, что я только не делала…