Шарм, или Последняя невеста (СИ) - Билык Диана

Маленькая коротко стриженная женщина выходит из кухни и обращается к тете:

– Я тогда убежала. Ты, если что, звони.

– Спасибо, – Олеся прячет смущённо взгляд и вкладывает купюру в ладонь сиделки.

– Да, – та деловито прячет деньги в карман и отчитывается: – Не ел, не пил, не вставал.

Лера выходит вперед и присаживается рядом с парнем. Его застывший взгляд утыкается в угол комнаты, а короткое раскачивание напоминает маятник.

– Это я, Арти, – говорит Лера и осторожно берет его руку.

Реакции нет, только маятник качается шире и активней. И тихое гудение из пухлых губ подростка напоминает сломанный холодильник.

Я смотрю, как невеста пытается достучаться до него и понимаю, что смотрю на себя. Руки подрагивают от нервного тика, плечо ведет, словно пытается меня загнать в соседнюю с Артуром темную комнату.

Но нет, я не хочу, не позволю.

Иду в кухню. Тетя Леся ставит чайник и замешивает блины. Всматривается в мое лицо, но ничего не говорит, молча приглашает сесть.

– Позже. У вас есть бусы? Покрупней.

– Есть, – она смотрит на меня озадаченно, а потом кивает и убегает в другую комнату. Приносит коробочку. – На нитке сойдут?

– Да, – я подхватываю пальцами вязку с алыми крупными звонкими шариками. – В самый раз.

В комнате тихо. Лера сидит на полу, обнимает брата. Они качаются синхронно, а затем невеста тихо начинает петь:

– Я так хочу, чтобы ты услышал.

Открыл глаза, протянул ладонь.

Я в твою жизнь добавлю вспышек

и закаленную сломаю бронь.

Ты только вернись…

Ты только найди

в себе силы встать, родимый.

Ты только коснись…

Ты только приди,

мой близкий и любимый.

Она поет невесомо и кристально-чисто. Кажется, стекла начнут дребезжать от этой хрупкой нежности. Я ищу в себе силы не согнуться от терзаний, потому что представляю, что поет она не брату, а мне. Наверное, хочется, чтобы так было.

Невеста приподнимает голову и бросает на меня заплывший дрожащей влагой взгляд.

– Он глубоко. Не получается, Генри. Я не хочу его потерять, – слезы ползут по ее щекам, а у меня воздух в легких заканчивается и не дает дышать.

Сажусь рядом и кладу голову на ее плечо.

– Дай ему время. Не так просто выйти из той темноты, поверь мне. Найти и потерять отца в один миг – это тяжело. И услышать твой голос он вряд ли сможет.

– Раньше мне удавалось его выловить песнями. Он слушал и просыпался, – Лера гладит брата по голове, перебирает пшеничные волосы и улыбается. – Он так переживал, что ты будешь меня обижать, волновался. Мой защитник. Маленький грозный мужчина.

– Мы ему поможем, – протягиваю бусы. – Попробуй это.

Лера всматривается в мои глаза, переводит взгляд на руку, кивает и перекладывает вязку в руку Артура. Помогает его же пальцами передвигать бусины одну за другой в сторону, как четки. Сначала туго, его пальцы почти не поддаются, но потом следующие шарики перескакивают быстрее, ударяясь каждый раз звонче. Лера убирает ладони и присаживается на подогнутые колени, опирается на меня, как на стул.

– Я не хочу больше терять, – вздыхает. – Честно, по белому вам завидую. Когда плохо, можно спрятаться, и оно не болит.

– Болит, просто не так остро, а глухо и дольше, – шепчу и вдыхаю аромат ее волос. – Ты будто накрываешься куполом. Тебя сотрясает, но не пронзает.

Артур осознанно переводит на нас взгляд.

– Лея, станцуй для меня.

Девушка вздрагивает, бросается вперед, чтобы обнять брата, но он выставляет ладонь перед собой и звякает бусами.

– Просто несколько па. Как раньше, когда ты порхала, как бабочка, вытягивала ножку, выгибала спину.

– Арти, но не здесь же, – она затравленно поглядывает на меня.

– Я выйду, если ты стесняешься, – даже хочу встать, но парень вдруг добавляет:

– Нет-нет. Это нужно увидеть. Лея…

Она кусает губы, заламывает пальцы.

– Это будет глупо.

Брат хмыкает.

– Не глупее меня в этом грязном углу.

– И меня, – подсаживаюсь к нему, плечо к плечу, а Артур довольно улыбается, хотя в светло-серых глазах все еще звенит тревога и глубокая печаль.

– Сговорились?

– Ага, – отвечаем мы с братом.

Лера встает, отворачивается, отставляет небольшой стул в сторону и сдвигает столик к стене, освобождая место.

– Только не смейтесь, – грозит она через плечо.

Мы с парнем переглядываемся. Он до белых косточек вцепляется в бусы и щелкает, щелкает, щелкает. А я стискиваю зубы и кулаки, чтобы не впустить в сердце темный хаос.

Музыка из небольших колонок, подчиняясь клику мышки, вливается в комнату и примораживает нас с Артуром около стены.

Лера стоит спиной. Позвоночник натянутый, как звонкая струна. Белокурые волосы покрывают ее плечи, и первые движения подхватывают локоны и тянут в их сторону. Рука плавно вытягивается вверх, вторая скользит по воздуху влево. Небольшой наклон, и вытянутый носок прочерчивает по полу полукруг.

Я слышу только хлопки сердца в груди и больше ничего. Никогда не видел более грациозного и в то же время необычного, чем этот танец. Он просится под пальцы, на бумагу, тонким грифелем отпечатывать каждый застывший шаг.

Отряхиваюсь и стискиваю сильнее челюсть. Желание рисовать давно погибло, я его и не звал, но сейчас нахлынул какой-то жуткий голод . Будто впился злобными зубами в мою глотку и приказывает взять в руки кисть.

Лера плывет за музыкой, перебирает руками вихри воздуха, мне кажется, что она владеет моим дыханием, потому что вдохи получаются только тогда, когда она раскручивается и встает высоко на носочки и снова опадает, поймав равновесие.

Когда музыка затихает, я и Артур сидим молча и пораженно смотрим в одну точку. В уголок ласковой улыбки моей невесты. И как я смогу жить дальше? Без нее.

– Я смотрю, что вам уже лучше, – она складывает руки на груди, ладонь на ладонь, крест на крест, слабо кланяется, как зрителям, и убегает из комнаты.

Глава 42. Валерия

Сделала это только ради Артура. Только из-за него. Он никогда не просил, а тут… Я не смогла отказать.

Пробегаю мимо кухни, откуда сладко пахнет блинами и свежезаваренным чаем, и залетаю в ванную. Дышу, как загнанная лошадь, а сердце стучит в груди, будто я испуганный кролик.

Как он смотрел! Север, мой жених, мой плен. Будто видел меня первый раз. До сих пор пробирает дрожью так, что приходится наклониться и присесть около умывальника. Задохнуться в нахлынувшей волне шарма. Мне кажется, что в моем теле больше нет клеток, не пораженных его силой и властью. Это ведь не вытравится из души, не исчезнет, как прошлые разы. Оно наполняет меня таким драйвом и трепетом, что даже смерть отца, моего доброго любимого папы, словно остается за мутной стеной. Шарм лечит меня от горя, помогает справиться с накрывшей черной волной плохих событий. Но и повреждает душу, секунда за секундой, клетка за клеткой, до сердцевины и жизненной искры. Необратимо.

Когда я выхожу, приведя хоть немного себя и душу в порядок, все уже собрались на кухне. Тетя обнимает сына, ворчит на него, но я знаю, что не сердится. Она понимает. И, увидев меня, прячет виновато глаза.

– Я не обвиняю вас, – говорю с порога, чем привлекаю внимание Генри. Он разливает чай по чашкам, да так и застывает с заварником в руках. В жидком золоте его глаз можно захлебнуться, и я перестаю дышать на несколько секунд. Шарм уже совсем обнаглел: вьется, плетется, запутывая мысли и натягивая нервы.

– Детка, я… – тетя щиплет Артура за щеку, а он смущенно отводит ее руку. – Простите меня, дурочку. Я не думала, что так все запутается. Пряталась, думала, что Толя догадается. Я же и беременная не ходила, но потеря Зои была для него слепотой. Он ничего не видел и не замечал вокруг себя. Как Валюха его заграбастала, ума не приложу!

– Не будем вспоминать о плохом. Может, он рядом с ней забывался? – осторожно сажусь и стискиваю набухшие от бесконечных слез веки. Пытаюсь просто дышать и не свалиться с ног. – Только папу уже не вернешь, а кто-то явно хотел…