Феликс Аксельруд - Испанский сон
Ввиду почти полного отсутствия коммуникаций, станция как таковая — не очень сложный инженерный объект. Главное в станции — это как до нее добраться. Поскольку все до одной станции врезаны в мою память на всю жизнь, я хотел бы рассказать тебе их схему. Во-первых, тайна туннеля мне кажется интересной сама по себе; во-вторых, она может кому-то и пригодиться…
* * *Мария умолкла. Наступившую тишину нарушал лишь свист ветра — высокий, почти перешедший уже в неслышимый диапазон, — да редкий стук под колесами.
— А дальше? — спросил Игорек.
— Дальше он рассказал мне про вагонетку (собственно, про цепочку, кнопку и унитаз), а потом начал рассказывать про станции, одну за другой, но я, конечно, тут же запуталась. Тогда он любезно пригласил меня посетить его еще раз, пообещав нарисовать все на бумаге.
— Ага.
— Накануне намеченного визита я позвонила ему, но мне сказали, что он серьезно занемог.
— Вот как, — тревожно прошептал Игорь.
— Мне передали конверт. В нем было то, что он успел нарисовать, с подробными комментариями и просьбой выучить это наизусть и затем уничтожить. Я так и сделала. Уча, я с радостным удивлением обнаружила несколько знакомых мест — ты меня понимаешь… Честно говоря, по ходу его рассказа я не очень-то верила ему; все это казалось мне, если попросту, бредом сивой кобылы.
— Да, — сказал царевич, думая о том, что он и сам не так давно оглядывал корыто в полной уверенности, что Мария тронулась от горя.
— Но когда я увидела эти места… сопоставила их с известным мне ранее… Надо же! — воскликнула Мария. — Все это было лишь сутки назад! а мне кажется, прошла целая вечность… Ну, а дальше тебе все известно; как видишь, у меня нет никаких тайн от тебя.
— Действительно, — сказал Игорь. — Как все просто! Даже досада какая-то. Ты никогда это не испытывала? Когда сталкиваешься с тайной, она прямо манит тебя… скажем, как кролик удава, то есть наоборот… А когда все раскрывается, думаешь: ну и что?
— По-твоему, — спросила Мария, — лучше бы тайны не раскрывались?
— Я так не сказал, — осторожно ответил Игорь. — Я просто размышляю о глупой человеческой повадке.
— Это далеко не единственная из человеческих повадок, — заметила Мария, — и уж наверняка не самая глупая. А скажи, Игорек… я все хотела тебя спросить, но как-то не получалось… Помнишь, при нашей первой встрече? Ты сказал — тебе кажется, что вокруг другая, ненастоящая жизнь… а на самом деле…
— Я помню, — сказал Игорь.
— Так вот: не казалось ли тебе, когда ты был…
Мария запнулась.
— Ты хотела сказать «когда был царевичем», — ухмыльнулся отрок, — а потом подумала, почему «был»… ведь я и сейчас вроде как царевич…
Мария пристыженно молчала.
— Я понял твой вопрос, — сказал Игорь. — И правда, надо же нам когда-то об этом поговорить; чем дольше будем молчать, тем будет хуже. Почему не сейчас? Давай я отвечу тебе в манере князя Георгия, то есть когда задаешь ему один вопрос, а на самом деле за ним прячется что-то еще; так он будто слышит все эти вопросы и отвечает сразу на все. Мария, Мария… какого человека мы потеряли!
Мария нашла руку царевича своей рукою и прижалась к нему, ощущая, что в этот момент он главнее ее.
— Но что поделаешь, — с досадой сказал он. — Итак, отвечая на твой первый вопрос, скажу: да, все это время я был уверен, что это и есть моя настоящая жизнь. А знаешь когда я поверил в это? — Он оживился. — Сейчас я скажу тебе странное. Я поверил в это в тот самый момент, когда спросил тебя: «Может, ты знаешь?» А ты ответила, кривляясь: «Может, и знаю… Не все тебе меня удивлять».
— Ну, здесь ты подзагнул, — сказала Мария. — В тот самый момент! Да мне пришлось тебя чуть ли не упрашивать поехать со мной, заманивать подземельями.
— Это я делал вид, — сказал царевич. — Чтоб ты знала, я сам себя забоялся. Вот, подумал я, сейчас это откроется. А что откроется-то? Может, что-нибудь совсем неинтересное — нужно ли такое открывать? Может, лучше пусть так и останется тайной? Вот потому я и тянул с ответом, а чтоб ты не догадалась, прикинулся дурачком.
— Ах, Игорь! — сказала Мария. — Как мы с тобой похожи! Сколько раз в моей жизни мне приходилось прикидываться дурочкой!
— Знаю, — сказал он, — потому мы с тобой и друзья… Но давай я отвечу и на другие вопросы, чтоб потом не возвращаться к этому; раз мы с тобой говорим начистоту, признаюсь тебе; не уверен я, хватит ли мне духу признаться в этом назавтра. Здесь, в туннеле, просто все как-то помогает быть откровенными…
Да и слишком мы оба потрясены, подумала Мария. В такие минуты сердца человеческие рвутся навстречу друг другу; затем наступают дни, и сердца вновь отдаляются.
— Не знаю, как быть сейчас, — продолжал меж тем Игорь. — Считаться ли дальше царевичем, нет ли? Если это был сон, значит, нужно бы пробудиться; а если наоборот (как я и думал), значит, нужно опять засыпать. А вместе с тем — если уж до конца! — еще час назад я знал, что это — настоящее, а сейчас я точно уже не знаю; это могло бы быть еще одной жизнью, не такой, какой я жил до того, но все равно не такой, какая должна бы… ну, в общем, еще одним сном. Другим, но все-таки сном.
— Понимаю, — сказала Мария. — Меня иногда тоже посещают подобные мысли. Например, что нас ждет там, на другом конце этого пути? Я не знаю…
— Как? — удивился Игорь. — Разве не станция?
— Я не об этом говорю.
Игорь помолчал.
— Как ты думаешь, — спросил он, — где мы сейчас? я имею в виду, географически?
— Понятия не имею. А как думаешь ты?
— Думаю, подъезжаем к границе. Ты обратила внимание, что боковые ветки совсем прекратились?
— Может, мы мчимся настолько быстро, что просто не успеваем их замечать?
— Хм… А знаешь, я никогда не был за границей.
— Я тоже в твоем возрасте не была.
— Давай поспим.
— Давай…
Мария достала из мешков тепленький плед из козьей шерсти. Экипаж мчался по траектории, все более погружаясь в глубину удивленных недр. Двое обнялись, укрылись, прижались друг к другу как можно плотней — беззащитная парочка, полностью вверившаяся судьбе, уже не имеющая ничего материального против целого мира.
— Я догадался, каков предел нашей скорости, — сонно пробормотал Игорь в ухо Марии.
— Ну, каков?
— Тысяча сто километров с чем-то. Потому что тысяча двести — уже звуковой барьер; вряд ли мы пробьем его в этом туннеле.
— Хорошо. Спи.
— Выключи фару. Вдруг мы проспим до замедления… она помешает…
— Все. Спи же…
— Я уже сплю…
* * *Из-за плотных штор и ковра, гасящего звуки, Вальд не услышал с улицы ничего особенного. Даже шум бегущей по коридорам толпы практически полностью был поглощен тяжелыми двойными дверями; поэтому когда они распахнулись и множество людей с ружьями наполнило кабинет, для него это было скорее неожиданностью.
